Александр Величанский - Под музыку Вивальди Страница 21

«Будь же, речь моя, прощаньем…»

Будь же, речь моя, прощаньем,горечью и облегченьем:слова маленькая капляпадает – как камень с плеч.Многоточье точек зренья —звезд беспечных многоточье —так молчанье обрываетпереполненную речь.

«Нет, не женщины, а звезды…»

Нет, не женщины, а звездыпородили нас. С родимойпядью праха у любогоесть космическая связь:если ты рожден в Алмати,солнце ходит над Алмати,месяц ходит над Алмати,звезды кружат отродясь.

«Звездочеты-книгочеи…»

Звездочеты-книгочеиговорят, что в миг зачатьясочетаются не люди —всех созвездий полумгла.Стало быть в твоих объятьях —вся вселенная – не теложенское. Так выпьем, братья,за небесные тела.

«Хоть в своем огромном небе…»

Хоть в своем огромном небегор хребет не коронован,и никто не княжит ниженад долиною вина,но пейзаж настолько пышен,обрамленный вышиноюгор, что без гипербол ясно:это – царская страна.

«Труден сельский труд, как всякий…»

Труден сельский труд, как всякийтруд родной на свете труден —заскорузли твои руки,голова твоя седа —но коль внятен, словно воздух,труд, бессмыслицы лишенный,то граничит труд с отрадой,как с долиной гор гряда.

«Или полдень средь Алмати…»

Или полдень средь Алматина ногах стоит нетвердо?Небеса ль не увлажняетзвезд красивая роса?Иль от ртвели и до ртвели[23]обмелели наши чаши?Или мужеству невнятнадев кровавая краса?

«Тяжела и камениста…»

Тяжела и каменистакладка стен в Алмати тесном:камень к камню тяготеет,камень к камню дико льнет —дай нам, Боже, жить, как должно,умереть, как подобает,превратившись сокровеннов край родной, в родной народ.

«В городе, где под асфальтом…»

В городе, где под асфальтомне видать родного праха,зарастает родовоедрево дикою корой,но почтительны в деревнек старикам, почти как к мертвым,ибо без почтенья к предкаммертв народ полуживой.

«Песнь грузинская: прекрасен…»

Песнь грузинская: прекрасенлад ее многоголосья.Если бы могли поладитьлюди, слившись, как мотив.Добрых вин букет грузинский:если бы могли и людисделаться добрей, прозрачней,как вино, перебродив.

«Красота, как пропасть, та, что…»

Красота, как пропасть, та, чтовечностью голубоватойполнится, и небу трудноразличить ее черты:смесь кромешного паденьяс самым горним порываньем —красота и есть условностьбезусловной красоты.

«Грузии издревней слава!..»

Грузии издревней слава!Алазанским долам слава!Славному Алмати слава! —здесь в краю души нагойславны мужи, славны девы,коньяки и вина славны,но всего славнее слава —слава славе дорогой!

«Все сказал я, как казалось…»

Все сказал я, как казалосьглаз, души ли Зазеркалью,не кривя сознаньем зыбкимради слов. Алаверд́ык гулким сводам Алав́ердии к горам окрестным гулким,к квеври гулкому, в которомбродят речи тамады.

«Строгий переписчик Торы…»

(Строгий переписчик Торына пергаменте, что сразустанет древним, завершаятруд свой, вправе оставлятьмал пробел для двух ли, трех лислов – пусть впишет их заказчик,приобщась собственноручнотебе, Божья благодать).

ВПЛОТЬ

1984–1989

Светлой памяти В. Кормера

«Самые стихии изменились, как

в арфе звуки изменяют свой характер,

всегда оставаясь теми же звуками»

Веруем мы без веры, за гранью вер.

1

«Не открой свово сердца всякому…»

Не открой свово сердца всякому,не открой свово сердца некому,не открой ты его никоему,не открой ты его и сам себе.

«То-то зима натекла…»

То-то зима натекла:ни холода, ни тепла,ни тепла, ни холода,ни коня, ни повода,ни повода, ни узды,ни постоя, ни езды,ни езды, ни ездока —лишь дорога глубока.

«В войны последней…»

В войны последнейлихое времясвоею смертьюникто не умер,но все погибли —герои, трусы —и даже те,кто в живых остался.

«Время, срок – и в этом суть…»

Время, срок – и в этом суть —близок нам ВСЕГДА:вечности бескрайний гимн —краткие года —пусть вода течет, «как суд»,правда, «как поток»,по щекам твоим нагимв скомканный платок.

«Господи, отчего тиранов…»

Господи, отчего тирановсотворил Ты подобно людям —т. е. им Твоего подобьятоже толика перепала,отчего, как Шекспир, не сделалТы тирана горбатым карлой,колченогим, кривоколенным,чтобы лик его безобразнымбыл, как мерзость и как проказа,и как козни его тиранства,отчего, как Шекспир, Ты дал имдар чернейшего красноречья,а порою, как тот же Уильям,ум давал им, хоть безоглядный,но ухватистый и глубокий,словно прорва иль ров могильный?А ведь мог бы, Господь, тиранаТы дебилом наглядным сделать,чтоб безмозглости ряской трусыоправдали его злодейства.

«Леска микрорайонного края…»

Леска микрорайонного краяозначились средь сумрака зевоты.– Все ждешь, когда затеплится заряГосподняя? —Ага. Всё жду. Но кто ты?

«Как пришла бодлива корова…»

Как пришла бодлива коровак самому ли ко Господу Богу,что рогов-то ей не дал, бодливой,и мычит языком человечьим:«Что ж Ты так надо мной наглумился —уж трава-мурава мне не в голод,уж вода ключева мне не в жажду,уж и мык мне надойный не в муку,уж телок мне ношенный не вношу,рок не в рок мне, безрогой, без рог-торок не в рок мне и Бог мне не в Бога.

«Наша с соседом обитель (палата т. е.)…»

Наша с соседом обитель (палата т. е.)всем хороша: свой душ и свой сортир есть,и возвращаясь из них, сосед мой – свитокнеобходимой бумаги с собой приносити заповедно ставит в изголовье,занавес век иудейских не опускаядолу… Бывало так Катулл, вернувшисьутром с попойки иль с чужого ложа,словно лампаду, ставил в изголовьесвиток стихов, у Лесбии отбитый.

«Могильщик крикнул не грубей…»

Могильщик крикнул не грубей,чем принято, и вразустало стая голубейнад кладбищем взвилась

тысячекрыло… будто быиз всех земных застрехв небесный промысел судьбыземной поднялся снег.

И жизни вплоть, и смерти вплотьвек связывает нить…Чтоб праха глиняный ломотьнад прахом преломить.

И нет империи окрест —ни крыш, ни этажа —друзья, ноябрьский резкий леспрозрачный, как душа.

«Совсем вблизи она походит на…»

Совсем вблизи она походит нату предотъездную не суету пустую,но пустоту, что тупо стесненав подвздошье где-то. И пока ты всуе

одно и то же тщишься в сотый разне позабыть – но что? – вот в чем загвоздка,она стоит, как позабытый классна фотоснимке вкруг тебя подростка…

Вблизи она походит на пробелв подспудной памяти иль в знании ответа…Как будто «на дорожку» ты присел,и нету сил подняться, Лизавета.

«Понуро, обреченно…»

Понуро, обреченноуходит навсегдаизмученная чернаярожалая водаиз голубого пылав свой беспросветный прах,и что же это было,я не пойму никак.

«Сначала меньше…»

Сначала меньше,потом лучше,но все кромешнейчерная вода,и ты опознанв отражений гущесначала поздно,после – никогда.

«Уж туч октябрьских толща…»

Уж туч октябрьских толщаполна ноябрьской мглой.Неслышнее и тоньшелиствы истлевшей слой.Просвет так мал у суток.Почти исчезла сутьсвечения, и в сумракдуши не заглянуть.

«Как возродился все же…»

Как возродился все жеязычества мираж,так возродиться, Боже,Ты Своей вере дашь.То рассветает, а несмеркается впотьмах:заря в своем тумане,как Лазарь в пеленах.

«Человек – лишь состоянье…»

Человек – лишь состоянье,а не сущность. Так и ты:как сияло глаз сиянье,как лучилися черты…Не дай Бог, узнать нам скоро,что таит души красав глубине колодца-взора,за околицей лица.

«Лишь тонкой коркой сна…»