Александр Величанский - Под музыку Вивальди Страница 22

«Человек – лишь состоянье…»

Человек – лишь состоянье,а не сущность. Так и ты:как сияло глаз сиянье,как лучилися черты…Не дай Бог, узнать нам скоро,что таит души красав глубине колодца-взора,за околицей лица.

«Лишь тонкой коркой сна…»

Лишь тонкой коркой снаот мякоти безумья,ледком прозрачным отпучин его – душаотделена – онобок о бок с нами, рядом,нет – в нас самих, как яд —в тишайших травах: Ша!

«Чуть от тела оттает…»

Чуть от тела оттает,через дождь или снег,но душа отлетаетнеминуемо вверх —в космос – скопище теней —черный – не голубой,атмосферных явленийне касаясь собой.

«Стена стволов…»

Стена стволов,кустов ли прутья.Обрывки слов.Обрывы круч.И коль не путь —хоть перепутьядай, Боже, – пустошьюне мучь.

«Землей была им вера…»

Землей была им вера:над странами онипарили, словно ветромнесомые огнисозвездий ли небесных,селений ли чужих…И за полета безднувсе сторонились их.

«Торопясь на постой…»

Торопясь на постой,на зачахших коняхедет рыцарь худой,едет рыцарь-толстяк:толстый прет напролом,доходяга – отстав,(где же Санчо с ослом?) —Дон Кихот и Фальстаф.

«Когда бы был я…»

Когда бы был яседым буддистоми подлежал быпасьянсу кармы,хотел бы яперевоплотитьсяв мелодию,чтоб меня играли.

«Тьма: сумерек осенних…»

Тьма: сумерек осеннихсвязующий дымоксметает все, как веник,как ветер, из-под ног,и шапкою на ворегорит заря – точь-в-точь —расплывчата, как море,беспочвенна, как ночь.

«Поначалу лишь обрядом скорби…»

Поначалу лишь обрядом скорбикажутся нам смерти годовщины.А чуть позже – юбилейным лакомлессируется о близких память, словноудаляются от нас они, но после,если хватит незаметной жизни,в праздник превратятся эти даты,оттого ль, что с каждым годом ближемы к ушедшим, оттого ль, что в смертиглиняной и вправду мы не видим,но предчувствуем рождение второе.

«Не таскать нам воду…»

Не таскать нам водулетом безоглядным,невозбранный воздухребрами сжимая,не колоть нам дров – эх,воздыхая темныйпредвечерний воздухосени бескрайней,не глядеть, как гладитласковое пламяалые поленьятягою небесной.

«Бескрылых деревьев слетаются стаи – пора…»

Бескрылых деревьев слетаются стаи – пораопять расставаться со словом – что может быть горше? —но нам расставаться со словом теперь уж не гоже —сегодня расстались, зато неразлучны вчера.

«Чтоб вам провалиться…»

Чтоб вам провалиться,щеки и глаза! —исказились лица,скорчилась краса.Что ж былого пылалицам не вернуть? —иль в них проступилаих былая суть.

«То лета красного пылища…»

То лета красного пылища,то осень – раз в седмицу – синь:весна навыворот, а зимснега: былого пепелища.И человек – не слеп, не зорок —в лежалом пожилом пальтовек что-то вымолвить спросонокхотел бы, но не знает ЧТО.

«Я побывал у подножья берез…»

Я побывал у подножья берез,видел рябины кровавую гроздь,кровосмешенье желтка и чернил —Иван-да-Марью, глядел, как закрылглаз свой цикорий. У спуска к ручьюя задохнулся огромной крапивой,и облака синевою счастливойвновь надо мной разыграли ничью.

«Удаляясь по алее…»

Удаляясь по алееот ночного фонаря,с каждым шагом все длиннее,все бледнее тень моя —так иду я среди ночи —мне ж навстречь от фонаряследующего – все корочетень идет, но не моя.

«Забвения лед…»

Забвения лед,словно зеркала гладь,глядит лишь вперед —не оглянется вспять:из лжи отраженьяне надо, поверь,ломиться в забвеньяОТКРЫТУЮ дверь.

«Довольно дури!..»

Довольно дури! —поеду к морю —поймаю в немзолотую рыбу,все тайныеей повем желаньяи с миром в домвозвращусь утешен:в пучину кануламоя тайна,как будто каменьнемой, как рыба —как ни реви,ни рычи, пучина,молчит в тебемоей рыбы тайна!

«Сухая пустынность весенних бессолнечных дней…»

Сухая пустынность весенних бессолнечных дней:ни черного снега, ни зелени проблеска – сухо:как в рыжей глуши фотографий – серее, рыжейслепых фотографий, где мы б не узнали друг друга.

«Стволы берез, как свитки…»

Стволы берез, как свитки:невнятен нам с тобойсей грамоты-улиткиподтекст берестяной,и только ветер броскийчитает – грамотей —сырых ветвей наброски,каракули ветвей.

«Я так привык к упрекам, что иной…»

Я так привык к упрекам, что инойраз принимал в свой адрес безымянныйто колкость, то подначку, то навет,которые ко мне и относились,раз я их принимал пусть без причиндостаточных…

«В нашей плоти провал и проруху…»

В нашей плоти провал и прорухукануть оной Прообразу вдруг? —не во плоть Он облекся, а в муку,в корчи наших разбойничьих мук.

«Ангел крылами…»

Ангел крыламизакрыл лицо,ангел зажмурилсвои глаза,и даже нимбаего кольцогаснет,не замыкается.

«Мятежи: вакханалия грез или грозных заоблачных планов…»

Мятежи:вакханалия грез или грозных заоблачных планов,вакханалия, ах, гениальной тактической лжи,вакханалия плах и предательств, предательств, измен и наганов,вакханалия страха, табу нарушенья, МЕЖИ —преступить чрез которую, чья же решалась нога? – ноПРЕСТУПЛЕНИЕ – атавистический, нечеловеческий страх…Страшен пастырь трусливый, пугливое стадо баранов,но страшнее всего, когда страхом охвачен смельчак.

«А может быть, премудрый Боже…»

А может быть, премудрый Боже,душа и смерть одно и то же —один единственный, но мигв подушках влажных, чуть живых.

«Махровые маки, черемухи ль дымный Эдем…»

Махровые маки, черемухи ль дымный Эдем,иль черные розы, забытые нами в пельменной,высокие гроздья голландских ручных хризантем,гербарий гербер иль нарцисс, или крокус подземный,тюльпаны, раскрывшие клювы, – весь этот гарем —прими от меня и от времени мглы незабвенной.

18.7.87

«Ясность это – тайны…»

Ясность это – тайнызатемненье,а не антиподбездонной тьмы.Слишком полагалисьмы на разуменье,слишком полагалисьна безумье мы.

«Была одна вода…»

Была одна вода,и мрак над пустотою,и Божий Дух тогданосился над водою,но вот, сорвавшись с устпоследнего пророка,наш мир горит, как куст,в огне являя Бога.

«Осенний дом, а возле…»

Осенний дом, а возле —старик в худом пальто:все стало «ДО» и «ПОСЛЕ»,но все же больше «ДО».Погоды льются сводки,но старику зараз,как до и после водки,как до и после нас.

«Вы наконец нашли врага…»

Вы наконец нашли врага,который вам не страшен —его же можно оскорбить,тем выместив на немвсе оскорбленья от врага,которого боятьсяприходится и в той норе,что верой стала вам.

«Захотелось травине…»

Захотелось травинесквозь снег прорость.Захотелось баранус волкам пожить —у волков ли житьевольготное,у волков ли житьедосытное.А и вышел баранв широку степь,что ль по волчьи вытьнаучитися.Как и вышел баранв широку степь,с той поры о баранеи слуху нет.

«Мне страшно слушать говорящих…»

Мне страшно слушать говорящихво сне и нестерпимо жальзаблудший говор их. Сей ларчикне открывается. Едва льрассудишь ты по дряблым фразам,по снам, которые глядим,что он там делает – наш разум,что он там делает – ОДИН?

«Извилистая нежность…»

Извилистая нежностьмоих былых подругвдруг помертвела внешне,и свет их глаз потух,но снятся мне доселеони, как в оны дни,как будто не старели,а умерли они.

«Пусть, как поземка низок…»