Владимир Маяковский - Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927 Страница 22

[1927]

Пиво и социализм*

Блюет напившийся.            Склонился ивой.Вулканятся кружки,           пену пе́пля.Над кружками      надпись:            «Раки            и пивозавода имени* Бебеля*».Хорошая шутка!       Недурно сострена́!Одно обидно        до боли в печени,что Бебеля нет, —        не видит старина,какой он    у нас      знаменитый           и увековеченный.В предвкушении       грядущих           пьяных аварийвас  показывали б детям,           чтоб каждый вник:— Вот   король некоронованный              жидких баварий,знаменитый     марксист-пивник. —Годок еще     будет       временем слизан —рассеются     о Бебеле           биографические враки.Для вас, мол,      Бебель —           «Женщина и социализм»*,а для нас —     пиво и раки.Жены      работающих        на ближнем заводеуже  о мужьях      твердят стоусто:— Ироды!     с Бебелем дружбу водят.Чтоб этому     Бебелю        было пусто! —В грязь,   как в лучшую         из кроватных ме́белей,человек   улегся      под домовьи леса, —и уже     не говорят про него —            «на-зю-зю-кался»,а говорят —     «на-бе-бе-лился».Еще б  водчонку   имени Энгельса,         под           имени Лассаля блины, —и Маркс    не придумал бы           лучшей доли!Что вы, товарищи,        бе-беленыобъелись,    что ли?Товарищ,    в мозгах        просьбишку вычекань,да так,   чтоб не стерлась,           и век прождя:брось привычку       (глупая привычка!) —приплетать     ко всему         фамилию вождя.Думаю,   что надпись         надолго сохраните:на таких мозгах       она —         как на граните.  

[1927]

Гевлок Вильсон*

Товарищ,    вдаль       за моря запустисвое  пролетарское око!Тебе  Вильсона покажет стих,по имени —     Гевло́ка.Вильсон    представляет         союз моряков.Смотрите, владыка моря каков.Прежде чем     водным лидером сделаться,он дрался     с бандами         судовладельцев.Дрался, правда,       не очень шибко,чтоб в будущем       драку         признать ошибкой.Прошла   постепенно           молодость лет.Прежнего пыла       нет как нет!И Ви́льсонв новом    сиянии       рабочим явился.На пост   председательский           Ви́льсон воссел.Покоятся    в креслах ляжки.И стал он    союз      продавать           во всетяжкие.Английских матросов         он шлет воевать:— Вперед,     за купцову прибыль! —Он слал   матросов        на минах взрывать, —и шли      корабли      под кипящую водь,и жрали    матросов        рыбы.Текут миллиарды        в карманы купцовы.Купцовы морды       от счастья пунцовы.Когда же    матрос,        обляпан в заплаты,пришел    за парой грошей —ему  урезали     хвост от зарплатыи выставили     взашей.Матрос изумился:        — Ловко!Пойду   на них      забастовкой. —К Вильсону —      о стачке рядиться.А тот —    говорит о традициях!— Мы   мирное счастье выкуем,а стачка —     дело дикое. —Когда же    все,     что стояло в споре,и мелкие стычки,        и драчки,разлились     в одно*        огромное моревсеобщей     великой стачки —Гевлок   забастовку онуюрешил       объявить незаконною.Не сдерживая      лакейский зуд,чтоб стачка     жиреть не мешала бы,на собственных рабочих           в судВильсон      обратился с жалобой!Не сыщешь     аж до Тимбу́кту*такого   второго фрукта!Не вечно    вождям        союзных растяпдержать   в хозяйских хле́вах.Мы знаем,     что ежедневно           растеткрыло      матросов левых.Мы верим —      скоро           английский морякподымется,     даже на водах горя,чтоб с шеи союза        смылсямистер   Гевлок Ви́льсон.  

[1927]

Чудеса!*

Как днище бочки,        правильным дискомстояла   луна     над дворцом Ливадийским.Взошла над землей        и пошла заливать ее,и льется на море,        на мир,           на Ливадию.В царевых дворцах —         мужики-санаторники.Луна, как дура,      почти в исступлении,глядят   глаза     блинорожия плоскогов афишу на стенах дворца:              «Во вторниквыступлениетоварища Маяковского*».Сам самодержец,        здесь же,              рядом,гонял по залам      и по биллиардам.И вот,   где Романов        дулся с маркёрами,шары     ложа́     под свитское ржание,читаю я    крестьянам            о форместихов —     и о содержании.Звонок.   Луна     отодвинулась тусклая,и я,  в электричестве,         стою на эстраде.Сидят предо мною        рязанские,            тульские,почесывают бороды русские,ерошат пальцами        русые пряди,Их лица ясны,      яснее, чем блюдце,где надо — хмуреют,         где надо —              смеются.Пусть тот,       кто Советам            не знает це́ну,со мною станет       от радости пьяным:где можно     еще      читать во дворце —что?  Стихи!     Кому?        Крестьянам!Такую страну      и сравнивать не с чем, —где еще   мыслимы        подобные вещи?!И думаю я     обо всем,         как о чуде.Такое настало,      а что еще будет!Вижу:      выходят      после лекциидва мужика     слоновьей комплекции.Уселись    вдвоем       под стеклянный шар,и первый    второму        заметил:              — Мишка,оченно хороша —эта  последняя      была рифмишка. —И долго еще     гудят ливадийцына желтых дорожках,         у синей водицы.  

[1927]