Василий Жуковский - Том 1. Стихотворения Страница 22

Сокол и голубка*

   Голубку сокол драл в когтях.«Попалась! ну, теперь оставь свои затеи!Плутовка! знаю вас! ругательницы, змеи!   Ваш род соколью вечный враг!Есть боги-мстители!» — «Ах, я б того желала!» —Голубка, чуть дыша, измятая стенала.«Как! как! отступница! не веровать богам!   Не верить силе провиденья!Хотел тебя пустить; не стоишь; вижу сам.   Умри! безбожным нет прощенья!»

Мартышки и лев*

   Мартышки тешились лаптой;Вот как: одна из них, сидя на пне, держала   В коленях голову другой;Та, лапки на спину, зажмурясь, узнавала,Кто бил. — Хлоп-хлоп! «Потап, проворней! Кто?» — «Мирошка!» —   «Соврал!» — И все, как бесы, врозь!Прыжки; кувы́рканье вперед, и взад, и вкось;Крик, хохот, писк! Одна мяукает, как кошка,Другая, ноги вверх, повисла на суку;А третья ну скакать сорокой по песку!   Такого поискать веселья!  Вдруг из лесу на шум выходит лев,Ученый, смирный принц, брат внучатный царев:Ботанизировал по роще от безделья.    Мартышкам мат;   Ни пикнут, струсили, дрожат!«Здесь праздник! — лев сказал. — Что ж тихо? Забавляйтесь!  Играйте, детушки, не опасайтесь!Я добр! Хотите ли, и сам в игру войду»! —«Ах! милостивый князь, какое снисхожденье!Как вашей светлости быть с нами наряду!С мартышками играть! ваш сан! наш долг! почтенье!..» —«Пустое! что за долг! я так хочу! смелей!Не все ли мы равны! Вы б сами то ж сказали,Когда бы так, как я, философов читали!Я, детушки, не чван! Вы знатности моейНе трусьте! Ну, начнем!» Мартышки верть глазамиИ, веря (как и все) приветника словам,Опять играть; гвоздят друг друга по рукам.Брат царский хлоп! и вдруг под царскими когтями   Из лапки брызжет кровь ключом!Мартышка — ой! — и прочь, тряся хвостом,   Кто бил, не думав, отгадала;    Однако промолчала.Хохочет князь; другие, рот скривя,   Туда ж за барином смеются,   Хотя от смеха слезы льются;

И задом, задом, в лес! Бегут и про себяБормочут: не играй с большими господами!   Добрейшие из них — с когтями!

Кот и зеркало*

Невежды-мудрецы, которых век проходит   В искании таких вещей,Каких никто никак в сем мире не находит,Последуйте коту и будьте поумней!

    На дамском туалете    Сидел Федотка-котИ чистил морду… Вдруг, глядь в зеркало: ФедотИ там. Точь-в-точь! сходней двух харей нет на свете.Шерсть дыбом, прыг к нему и мордой щелк в стекло,   Мяукнул, фыркнул!.. «Понимаю!  Стекло прозрачное! он там! поймаю!»   Бежит… О чудо! — никого.Задумался: куда б так скоро провалиться?Бежит назад! Опять Федотка перед ним!Постой, я знаю как! уж быть тебе моим!Наш умница верхом на зеркало садится,Боясь, чтоб, ходя вкруг, кота не упуститьИли чтоб там и тут в одну минуту быть!   Припал, как вор, вертит глазами;   Две лапки здесь, две лапки там;Весь вытянут, мурчит, глядит по сторонам;Нагнулся… Вот опять хвост, лапки, нос с усами.   Хвать-хвать! когтями цап-царап!Дал промах, сорвался и бух на столик с рамы;Кота же нет как нет. Тогда, жалея лап   (Заметьте, мудрецы упрямы!)И ведать не хотя, чего нельзя понять,Федот наш зеркалу поклон отвесил низкий;А сам отправился с мышами воевать,Мурлыча про себя: «Не все к нам вещи близки!Что тягостно уму, того не нужно знать!»

Смерть («Однажды Смерть послала в ад указ…»)*

  Однажды Смерть послала в ад указ,Чтоб весь подземный двор, не более как в час,   На выбор собрался в сенате,А заседанью быть в аудиенц-палате.Ее величеству был нужен фаворит,Обычнее — министр. Давно уж ей казалось, —Как и история то ясно говорит, —Что адских жителей в приходе уменьшалось.Идут пред страшный трон владычицы своей —Горячка бледная со впалыми щеками,Подагра, чуть тащась на паре костылей,И жадная Война с кровавыми глазами.За ловкость сих бояр поруки мир и ад,И Смерть их приняла с уклонкой уваженья!За ними, опустив смиренно-постный взгляд,Под мышкою таща бичи опустошенья,    Является Чума;Грех молвить, чтоб и в ней достоинств не сыскалось:   Запас порядочный ума!    Собранье всколебалось.«Ну! — шепчут. — Быть министром ей!» —Но сценка новая: полсотни лекарейПопарно, в шаг идут и, став пред Смертью рядом,Поклон ей! «Здравствовать царице много лет!»Чтоб лучше видеть, Смерть хватилась за лорнет.Анатомирует хирургов строгим взглядом.В сомненье ад! как вдруг пороков шумный вход   Отвлек монархини вниманье.«Как рада! — говорит. — Теперь я без хлопот!»   И выбрала Невоздержанье.

Сон могольца*

Однажды доброму могольцу снился сон,    Уж подлинно чудесный:    Вдруг видит, будто он,   Какой-то силой неизвестной,В обитель вознесен всевышнего царяИ там — подумайте — находит визиря.Потом открылася пред ним и пропасть ада.Кого ж — прошу сказать — узнал он в адской мгле?Дервиша… Да, дервиш, служитель Орозмада,      В котле,    В клокочущей смоле   На ужин дьяволам варился.   Моголец в страхе пробудился;   Скорей бежать за колдуном;   Поклоны в пояс; бьет челом:«Отец мой, изъясни чудесное виденье». —«Твой сон есть божий глас, — колдун ему в ответ. —Визирь в раю за то, что в области сует,Средь пышного двора, любил уединенье.Дервишу ж поделом; не будь он суесвят;Не ползай перед тем, кто силен и богат;Не суйся к визирям ходить на поклоненье».

   Когда б, не бывши колдуном,И я прибавить мог к словам его два слова,Тогда смиренно вас молил бы об одном:Друзья, любите сень родительского крова;Где ж счастье, как не здесь, на лоне тишины,С забвением сует, с беспечностью свободы?О блага чистые, о сладкий дар Природы!Где вы, мои поля? Где вы, любовь весны?Страна, где я расцвел в тени уединенья,Где сладость тайная во грудь мою лилась.О рощи, о друзья, когда увижу вас?Когда, покинув свет, опять без принужденьяВкушать мне вашу сень, ваш сумрак и покой?О! кто мне возвратит родимые долины?Когда, когда и Феб и дщери МнемозиныПридут под тихий кров беседовать со мной?При них мои часы весельем окрыленны;Тогда постигну ход таинственных небесИ выспренних светил стези неоткровенны.Когда ж не мой удел познанье сих чудес,Пусть буду напоен лесов очарованьем;Пускай пленяюся источников журчаньем,Пусть буду воспевать их блеск и тихий ток!Нить жизни для меня совьется не из злата;Мой низок будет кров, постеля не богата;Но меньше ль бедных сон и сладок и глубок?И меньше ль он души невинной услажденье?Ему преобращу мою пустыню в храм;Придет ли час отбыть к неведомым брегам —Мой век был тихий день, а смерть успокоенье.

Старый кот и молодой мышонок*

   Один неопытный мышонокУ старого кота под лапою пищалИ так его, в слезах, на жалость преклонял:«Помилуй, дедушка! Ведь я еще ребенок!  Как можно крошечке такой, как я,  Твоим домашним быть в отягощенье?Твоя хозяюшка и вся ее семьяПридут ли от меня, малютки, в разоренье?И в чем же мой обед? Зерно, а много два!    Орех мне — на неделю!  К тому ж теперь я худ! Едва-едваМогу дышать! Вчера оставил лишь постелю;Был болен! Потерпи! Пусти меня пожить!Пусть деточки твои меня изволят скушать!» —«Молчи, молокосос! тебе ль меня учить?И мне ли, старику, таких рассказов слушать!Я кот и стар, мой друг! прощения не жди,   А лучше, без хлопот, поди  К Плутону, милости его отведать!Моим же деточкам всегда есть что обедать!»Сказал, мышонка цап; тот пискнул и припал.А кот, покушавши, ни в чем как не бывал!

   Ужель рассказ без поученья?    Никак, читатель, есть!Всем юность льстит себя! все мыслить приобресть!А старость никогда не знает сожаленья!

Каплун и сокол*