Василий Жуковский - Том 1. Стихотворения Страница 23

Старый кот и молодой мышонок*

   Один неопытный мышонокУ старого кота под лапою пищалИ так его, в слезах, на жалость преклонял:«Помилуй, дедушка! Ведь я еще ребенок!  Как можно крошечке такой, как я,  Твоим домашним быть в отягощенье?Твоя хозяюшка и вся ее семьяПридут ли от меня, малютки, в разоренье?И в чем же мой обед? Зерно, а много два!    Орех мне — на неделю!  К тому ж теперь я худ! Едва-едваМогу дышать! Вчера оставил лишь постелю;Был болен! Потерпи! Пусти меня пожить!Пусть деточки твои меня изволят скушать!» —«Молчи, молокосос! тебе ль меня учить?И мне ли, старику, таких рассказов слушать!Я кот и стар, мой друг! прощения не жди,   А лучше, без хлопот, поди  К Плутону, милости его отведать!Моим же деточкам всегда есть что обедать!»Сказал, мышонка цап; тот пискнул и припал.А кот, покушавши, ни в чем как не бывал!

   Ужель рассказ без поученья?    Никак, читатель, есть!Всем юность льстит себя! все мыслить приобресть!А старость никогда не знает сожаленья!

Каплун и сокол*

Приветы иногда злых умыслов прикраса.      Один    Московский гражданин,    Пришлец из Арзамаса,Матюшка-долгохвост, по промыслу каплун,   На кухню должен был явитьсяИ там на очаге с кухмистером судиться.Вся дворня взбегалась: цыпь! цыпь! цыпь! цыпь! — Шалун      Проворно,    Смекнувши, что беда,   Давай бог ноги! «Господа,     Слуга покорный!По мне, хотя весь день извольте горло драть,Меня вам не прельстить учтивыми словами!  Теперь: цыпь! цыпь! а там меня щипать,    Да в печку! да, сморчамиНабивши брюхо мне, на стол меня! а там    И поминай как звали!»Тут сокол-крутонос, которого считалиПо всей окружности примером всем бойцам,Который на жерди, со спесью соколиной,    Раздувши зоб, сидел   И с смехом на гоньбу глядел,Сказал: «Дурак каплун! с такой, как ты, скотиной  Из силы выбился честной народ!   Тебя зовут, а ты, урод,И нос отворотил, оглох, ко всем спиною!Смотри пожалуй! я тебе ль чета? но так  Не горд! лечу на свист! глухарь, дурак,Постой! хозяин ждет! вся дворня за тобою!»Каплун, кряхтя, пыхтя, советнику в ответ:«Князь сокол, я не глух! меня хозяин ждет?Но знать хочу, зачем? а этот твой приятель,  Который в фартуке, как вор с ножом,Так чванится своим узорным колпаком,Конечно, каплунов усердный почитатель?Прогневался, что я не падок к их словам!    Но если б соколам,   Как нашей братье каплунам,   На кухне заглянуть случилосьВ горшок, где б в кипятке их княжество варилось,Тогда хозяйский свист и их бы не провел;Тогда б, как скот каплун, черкнул и князь сокол!»

Кот и мышь*

Случилось так, что кот Федотка-сыроед,   Сова Трофимовна-сопунья,И мышка-хлебница, и ласточка-прыгунья,  Все плу́ты, сколько-то не помню лет,Не вместе, но в одной дуплистой, дряхлой ели    Пристанище имели.Подметил их стрелок и сетку — на дупло.Лишь только ночь от дня свой сумрак отделила(В тот час, как на полях ни темно, ни светло,Когда, не видя, ждешь небесного светила),Наш кот из норки шасть и прямо бряк под сеть.Беда Федотушке! приходит умереть!    Копышется, хлопочет,    Взмяукался мой кот,А мышка-вор — как тут! ей пир, в ладоши бьет,      Хохочет.«Соседушка, нельзя ль помочь мне? — из сетей   Сказал умильно узник ей. —    Бог добрым воздаянье!Ты ж, нещечко мое, душа моя, была,Не знаю почему, всегда мне так мила,Как свет моих очей! как дне́вное сиянье!   Я нынче к завтрене спешил  (Всех набожных котов обыкновенье),Но, знать, неведеньем пред богом погрешил,Знать, окаянному за дело искушенье!  По воле вышнего под сеть попал!Но гневный милует: несчастному в спасенье   Тебя мне бог сюда послал!Соседка, помоги!» — «Помочь тебе! злодею!Мышатнику! Коту! С ума ли я сошла!   Избавь его себе на шею!» —«Ах, мышка! — молвил кот. — Тебе ль хочу я зла?Напротив, я с тобой сейчас в союз вступаю!  Сова и ласточка твои враги:   Прикажешь, в миг их уберу!» — «Я знаю,Что ты сластёна-кот! но слов побереги:Меня не обмануть таким красивым слогом!   Глуха я! оставайся с богом!»    Лишь хлебница домой,А ласточка уж там: назад! на ель взбираться!Тут новая беда: столкнулася с совой.     Куда деваться?Опять к коту; грызть, грызть тенета! удалось!   Благочестивый распутлялся;Вдруг ловчий из лесу с дубиной показался,Союзники скорей давай бог ноги, врозь!   И тем все дело заключилось.Потом опять коту увидеть мышь случилось,   «Ах! друг мой, дай себя обнять!Боишься? Постыдись; твой страх мне оскорбленье!Грешно союзника врагом своим считать!Могу ли позабыть, что ты мое спасенье,   Что ты моя вторая мать?» —    «А я могу ль не знать,   Что ты котище-объедало?Что кошка с мышкою не ладят никогда!Что благодарности в вас духу не бывало!И что по ну́жде связь не может быть тверда?»

Сокол и филомела*

Летел соко́л. Все куры всхлопоталисьСкликать цыплят; бегут цыпляточки, прижалисьПод крылья к маткам; ждут, чтобы напасть прошла,    Певица филомела,Которая в лесу пустынницей жилаИ в тот час, на беду, к подружке полетела    В соседственный лесок,Попалась к соколу. «Помилуй, — умоляет, —Ужели соловьев соколий род не знает!Какой в них вкус! один лишь звонкий голосок,И только! Вам, бойцы, грешно нас, певчих, кушать!Не лучше ль песенки моей послушать?    Прикажешь ли? спою   Про ласточку, сестру мою…Как я досталася безбожнику Терею…» —«Терей! Терей! я дам тебе Терея, тварь!Годится ль твой Терей на ужин?» — «Нет, он царь!    Увы! сему злодею   Я вместе с Прогною сестройНа жертву отдана безжалостной судьбой!Склони соколий слух к несчастной горемыке!Гармония мила чувствительным сердцам!..» —«Конечно! натощак и думать о музы́ке!Другому пой! я глух!» — «Я нравлюсь и царям!» —    «Царь дело, я другое!Пусть царь и тешится музы́кою твоей!   Для нас, охотников, она — пустое!   Желудок тощий — без ушей!»

Похороны львицы*

    В лесу скончалась львица.Тотчас ко всем зверям повестка. Двор и знатьСтеклись последний долг покойнице отдать.    Усопшая царицаЛежала посреди пещеры на одре,   Покрытом кожею звериной;    В углу, на алтареЖгли ладан, и Потап с смиренной образиной —Потап-мартышка, ваш знакомец, — в нос гнуся,   С запинкой, заунывным тоном,Молитвы бормотал. Все звери, приносяЦарице скорби дань, к одру с земным поклономПо очереди шли, и каждый в лапу чмок,Потом поклон царю, который, над женоюКак каменный сидя и дав свободный ток  Слезам, кивал лишь молча головоюНа все поклонников приветствия в ответ.

Потом и вынос. Царь выл голосом, каталсяОт горя по земле, а двор за ним воследРевел, и так ревел, что гулом возмущался   Весь дикий и обширный лес;Еще ж свидетели с божбой нас уверяли,Что суслик-камергер без чувств упал от слезИ что лисицу с час мартышки оттирали!Я двор зову страной, где чудный род людей:Печальны, веселы, приветливы, суровы;По виду пламенны, как лед в душе своей;    Всегда на все готовы;Что царь, то и они; народ — хамелеон,    Монарха обезьяны;Ты скажешь, что во всех единый дух вселен;   Не люди, сущие органы:Завел — поют, забыл завесть — молчат.Итак, за гробом все и воют и мычат.Не плачет лишь олень. Причина? Львица съелаЖену его и дочь. Он смерть ее считалОтмщением небес. Короче, он молчал.Тотчас к царю лиса-лестюха подлетелаИ шепчет, что олень, бессовестная тварь,    Смеялся под рукою.Вам скажет Соломон, каков во гневе царь!А как был царь и лев, он гривою густою    Затряс, хвостом забил,    «Смеяться, — возопил, —  Тебе, червяк? Тебе! над их стенаньем!Когтей не посрамлю преступника терзаньем;    К волкам его! к волкам!Да вмиг расторгнется ругатель по частям,Да казнь его смирит в обителях Плутона   Царицы оскорбленной тень!»      Олень,Который не читал пророка Соломона,  Царю в ответ: «Не сетуй, государь,   Часы стенаний миновались!Да жертву радости положим на алтарь!Когда в печальный ход все звери собирались   И я за ними вслед бежал,Царица пред меня в сиянье вдруг предстала;Хоть был я ослеплен, но вмиг ее узнал.

   — Олень! — святая мне сказала, —   Не плачь, я в области боговБеседую в кругу зверей преображенных!   Утешь со мною разлученных!Скажи царю, что там венец ему готов! —   И скрылась». — «Чудо! откровенье!» —    Воскликнул хором двор.    А царь, осклабя взор,   Сказал: «Оленю в награжденье   Даем два луга, чин и лань!»Не правда ли, что лесть всегда приятна дань?

Эпиграммы*