Евгений Витковский - Век перевода (2006) Страница 23

ГЕННАДИЙ ЗЕЛЬДОВИЧ{70}

ФЕРНАНДО ПЕССОА{71} (1888 — 1935)

Взыскуя красоты

I

Твои стихи, блаженство напоказ,Тебе слагать, печальному, легко ли?Я тоже был в эпикурейской школеИ доброй волей ум терял не раз.

Я совершенства жаждал: всякий часПускался я на поиски — доколеНе понял, что любая цель в расколеС безмерностью, что нам открыта в нас.

С того и плачем, что узнать влекомыГраницу своего же идеала.Есть берег морю, небу — окоемы,

А нет предела только у тоскиО чем-то без предела и начала,В которой мы безмерно велики.

II

Недостижима и не понятаОна, не существующая въяве.Еще грустнее и еще слащавей,Когда земная манит красота.

И потому пускай в ее составеНайдутся только общие места,Дабы любой поверивший спростаУзнал, что прикасается к отраве.

Лишь тот, кто чашу выпил понемногуИли глотком — а лишь бы без остаткаХотя и поздно, узнает дорогу.

Он чувствует, как тяжесть налеглаИ как смотреться пагубно и гадкоВ прозрачность бесполезного стекла.

III

Безумье или глупость: только такХоть каплю блага выманить у рока.Не думать, не любить, не чаять срокаИ не разуверяться что ни шаг.

Любую вещь, открытую для ока,Приветствует за доброе дурак;Свой миру соприродный полумракЮродец принимает без упрека.

Два зла на свете: правда и порыв.Узнать их зло на свете путь единый —И ту, и этот взглядом охватив:

Она ужасна, в нем же — пустота:Не меньший ужас. Будто две долиныС боков неодолимого хребта.

IV

Глубокий вздох, умчи меня в края,Где ни чужбины, ни родного домаИ где существованье не влекомоК потусторонней форме бытия;

Где чувствований мутная струяСподобится и формы, и объемаИ где владыкой утвердится дрема,Душевной жизни искру притая.

Умчи меня… Но что чужие сферыИ что края, незримые доселе,Когда не приступ запоздалой веры,

Еще мечта, еще один порыв,Как все мечты, летящий мимо цели,Еще сильнее сердце искрутив?

V

И ум, и веру отодвинув прочь,Воздержимся от скорби, от укораИ поцелуев — ибо очень скороНадвинется отсроченная ночь.

Не ощущай, но жизнь свою упрочь,Отдав ее на милость благотвораНазваньем сон; без топи, косогора,Подобный путь нетрудно превозмочь.

Гряди сюда с кифарами и маком,Дурные сны развея сонным зельем, —Гряди, Морфей, опутай души мраком

И в ту опустошенность уведи,Где чувствуем, что грудь полна весельем,Что ничего не чувствуем в груди.

VI

О сон, о морок! Видно, оттого-тоЖелаем преисполниться пустот,Что сердце ждет — и понапрасну ждет,И мало сил для горестного счета.

И что за сна мы жаждуем? — чьего-то:Чужой мечты и сладостных тенет,В которых затеряется, уснетВся бодрость, отворенная для гнета.

А морока забвенного хотятНе иначе, как только под наплывомБессонных чувств — и гибнут, уступив им,

И остается тот последний ад,Где в сумраке, тягучем и тоскливом,Уже не порываются к порывам.

Усыпальница Христиана Розенкрейца

Еще не видев тело нашего мудрого Отца, мы отошли в сторону от алтаря и там смогли поднять тяжелую плиту желтого металла, за ней же покоилось лучезарное тело, целое и не тронутое тлением… в руке была маленькая пергаментная книга, писанная золотом и озаглавленная «Т.», которая, после Библии, составляет главное наше сокровище и не предается в руки непосвященных.

I

Когда от жизни пробудит природа,Себя поймем и вызнаем секретПаденья в Тело, этого уходаИз духа в Ночь, из просветленья в бред, —

О сне земли, о свете небосводаПрозрим ли Правду после стольких лет?Увы! душе без проку и свобода,И даже в Боге этой Правды нет.

И даже Бог явился Божьим сыном:Святой Адам, он тоже грехопал.Творитель наш и потому сродни нам,

Он создан был, а Правда отлетела.Безмолвен Дух, как мировой Провал.И чужд ей мир, который — Божье Тело.

II

Однако прежде прозвучало Слово,Утраченное в тот же самый миг,Когда из Тьмы Предвечный Луч возник,Угаснувший средь хаоса ночного.

Но сознавая свой превратный лик,Сама из Тьмы, Душа в себе готоваУзнать сиянье радостного зова,Распятых Роз таинственный язык.

Хранители небесного порога,Отправимся искать за гранью БогаСекрет Магистра: сбросив забытье,

К самим себе очнувшиеся в Слове,Очищены в неостудимой крови, —Отсюда к Богу, льющему ее.

III

Однако здесь, бредя осиротело,Себя сновидим, явь не обретем,И если сердце Правду разглядело,То Правда обращается в фантом.

Пустые тени, алчущие тела,Его найдя, узнаем ли о том,Пустоты стискивая то и делоВ объятье нашем призрачно-пустом?

Ужель Душа не отомкнет засовы,Не станет знать, что дверь не заперта,А только — выйти и пойти на зовы?

Немому и усопшему для плоти,Но с Книгою в закрытом переплете,Отцу Магистру явлены врата.

Кристиан Розенкрейц — легендарный основатель учения розенкрейцеров. Завещал вскрыть свою могилу много лет спустя после своей смерти. Основу учения розенкрейцеров составляло некое тайное знание; в частности, им приписывали способность всеведения, изобретение особого, выражающего суть вещей языка. Один из символов доктрины — черные розы на фоне андреевского креста.

МАКСИМ КАЛИНИН{72}

ЮДЖИН ЛИ-ГАМИЛЬТОН{73} (1845–1907)

Белла Донна — Данте (1256)

Мне грезилась, что на спине орлаПарила я в полете небываломИ вознеслась над гибельным провалом,Где мертвые кишели без числа,Как волны моря, что накрыла мглаВ предвестье бури смутным покрывалом,Дыханье Бога налетало шкваломИ волны боли по нему гнала.

Взлетали в небо стоны несказанны,Но взвился мой орел над морем бедТуда, где небеса обетованны,Господня града зрится силуэтИ не смолкают громкие осанны.И в этот миг ты родился на свет.

Леонардо да Винчи о своих змеях (1480)

Люблю смотреть как ползают они.Верней, струятся, словно кровь из раны.Окраска их сулит глазам обманы,Различная на солнце и в тени.Живые арабески, в оны дниКакие разбудили вас арканы?Так водяные зыблются барханыВ пустынном море, гиблом искони.

Я голову Горгоны вижу ясно,Как только просвистело лезвиеМеча, лицо — бледно, оно — ужасно,А у висков — змеиное витье,Гадюки изгибаются, напрасноПытаясь оторваться от нее.

Лука Синьорелли своему сыну