Евгений Витковский - Век перевода (2006) Страница 24

Леонардо да Винчи о своих змеях (1480)

Люблю смотреть как ползают они.Верней, струятся, словно кровь из раны.Окраска их сулит глазам обманы,Различная на солнце и в тени.Живые арабески, в оны дниКакие разбудили вас арканы?Так водяные зыблются барханыВ пустынном море, гиблом искони.

Я голову Горгоны вижу ясно,Как только просвистело лезвиеМеча, лицо — бледно, оно — ужасно,А у висков — змеиное витье,Гадюки изгибаются, напрасноПытаясь оторваться от нее.

Лука Синьорелли своему сыну

В ушах моих стоял зловещий гул —Внесли тебя, зарезанного в драке.Сглотнув проклятья уличной клоаке,Я в сторону кровати пальцем ткнул.

С тебя рубаху медленно стянул,Угадывая смерть в кровавом знаке,И рисовать принялся в полумракеТвое лицо — без тени возле скул.

Я до утра трудился, поеликуСвятому или ангельскому ликуПридам твои прекрасные черты.

И на стене могучего собора,Под гимны несмолкающего хора,На многие века застынешь ты.

Капитан Кидц своему золоту (1701)

Не отпускает золото меня.Был сон — всё, что награбил я когда-тоСобрали до последнего дукатаИ привязали с помощью ремняНа шею мне и — в воду, смерть чиня.Тону и вдруг: «Хватай его, ребята!»Вся шайка до последнего пиратаЛежит на дне. Закрылась западня!

Что ж, вечный страх сильней, чем вечный голод.Пускай другие мой отыщут кладИ сами понесут под сердцем холод.А я взлечу в пространство, где кричатНочные птицы, бродит месяц, молод,И стану слушать шарканье лопат.

РОБЕРТ ГРЕЙВЗ{74} (1895–1985)

Падение Навуходоносора

Шествуя мреющим садом под солнцем скупым,Хмурился царь вавилонский словам Даниила.Струйки тумана с земли поднимались, как дым,Разум царя белой сетью украдкой накрыло.

Из-за того, что в груди бьется сердце-орел,Из-за того, что до манны небесной он лаком,Из-за того, что в желаньях он звезды обрел,Царь был повержен на землю, где ползал и плакал.

Золотом брызнуло солнце сквозь вязкий туман,Плесень стряхнула с листвы, сладкой гнилью дышавшей,Белую сеть совлекла, но, безумием пьян,Царь не поднялся с земли, сына к лону прижавшей.

Мощный владыка, ни перед какою бедойДревко спины не сгибавший, как зверь бегал нынеНа четвереньках, по грязи возил бородой.К небу взлетела зловещая птица гордыни.

Был отлучен от людей. Не во сне — наявуК скотским стадам прибивался с большими рогами.Воду лакал из ручья. Рвал зубами траву.В гневе — рычал. Дикий взгляд не поил небесами.

ДИЛАН ТОМАС{75} (1914–1953)

Найдет лазейку свет…

Найдет лазейку светВо мгле, а на безводье воды сердцаВерны луне;И светлячок в глазнице привиденья,Осколок дня,Ползет по кости сквозь намек на плоть.

Свеча меж бедер жжет,Юнит и сеет семя вековое;Как яблоко,В соседстве тусклых звезд плод человека,Над пустошьюЛоснится спело глянцевитым боком.

Рассвет клубится наЗадворках глаз, от полюса макушкиДо пальцев ногСтруится кровь; на яркий блеск слезыИз-под землиБьет ключ, как на кивок прута из ивы.

Ворочается ночьВ своей берлоге сгустком смоляным,День сушит кость;Живьем сдирает рубище с зимыВ пустыне вихрь,И вешних дней плева свисает с век.

Отыщет ходы светВ места, где мысли пахнут под дождем,Где умер смыслИ таинства земли сквозят в глазах;Выстреливает кровьВ лик солнца над останками рассвета.

На свадьбу девственницы

В сонме любви не заснула она; и рассвет,Глянув в глаза, незакрытые ночь напролет,На роговице приметил свое золотое вчера.Солнце взошло в это утро из лона ееДевственным чудом, заветнее рыб и хлебов,Молнией в плоть отозвавшись. Меж тем в ГалилееВ миг испещрили причал голубиные лапки.

Солнце желанья погасло над морем постели.На новобрачную призрак рассвета упалГорной лавиной и золотом кости повил,Что заструились живым серебром, и украдкойВзял из-под ставен глазных золотые пожиткиМужу, ее причастившему жидким огнем,Ревность пустив по течению редкостной крови.

РОБЕРТ ГОВАРД{76} (1906–1936)

Киммерия

Я помню:За чернолесьем прячутся холмы.В подлобье неба вьются облака.В траве крадутся мутные ручьи.Ютится ветер в каменных щелях.До горизонта взгорбья громоздятОбросшие кустарником холмы.Заматерелый край. С крутой скалыТуманным взором видит человекЕдинственно холмы, за строем строй —Как близнецы в обвислых башлыках.Издревле помраченная земля,Обетованье снам и облакам.Разлапистые дремлют древесаИ ветер в голых прутьях говорит.Больное солнце скупо на лучиИ тени — куцы. Этот край зовут:Глубоководье Ночи — Киммерия.Я позабыл за долгие векаВсе имена, какими был реком.И лишь во сне я слышу свист стрелыИ зверя рык. Но не забуду ввекМолчание нахмуренной земли,Напластованье тусклых облаков,Оцепененье вековечных чащ.Глубоководье Ночи — Киммерия.

АНТОНИНА КАЛИНИНА{77}

ХАНС КАРОССА{78} (1878–1956)

Дух и бабочка у реки

Изгнанник-дух, изгнанья краткий срокВлачу я там, где скважистый песокРека смывает, где, как бы иглою,Меня пронзает синей стрекозою,Где человечья песнь калечит тишьЛишь изредка, и где цветет камыш.

Невидима предвечная душа,Лишь в видимом и мысля, и дыша.Вот кто меня творит из дуновенья;На новые ступени посвященьяОна в грядущем возведет меня.И на ступени высшей от огняЗажгусь я снова, став сиянья частью,Для жизни новой в святости и счастье.

Летучий бег часов благословен —Как скоро я земной покину плен!Я полон мощью светлой, горделивоВзмываю над водой… Но кто здесь? ИваСедая изжелта, вдруг осветилась…То пара крыл лазоревых раскрылась,

В узоре злата, в переплете алом,Мерцает переливчатым опалом,Как бы восторга движима волной,Бесшумно вновь смыкаясь над корой.Здесь бабочка! Обласканная светом,Ты мне сродни! И дышит спелым летомКрылом твоим волнуемый эфир,Ты воздух пьешь, и мирен этот пир.

Но тише! Очарованный узорПривлек врага береговой дозор:Нагих детей, плескавшихся всё времяНа мелководье. Радо злое племяИгрушке яркой. Тут же заклинаньеТворю, незрим; легко мое дыханьеСмыкает крылья бабочки — и вотСухой коре подобен их испод.Тотчас забыв погоню за тобой,Один отвлекся, а за ним другой —Под ветлами рассеянно блуждаютИ в камышах ракушки собирают.Позволь взглянуть! С изнанки одноцветнойКрыло пестрит узор едва заметный,Златых письмен так строго сочетанье,Друг к другу так стремятся начертанья,Как бы песок скользит по хрусталюВглубь чаши. Что за диво! Я ловлюВнезапный блеск — и стали внятны знаки,Мне ясно прежде бывшее во мраке:Вода, огонь, твердь, воздух, суть моя.О боль! Куда теперь отправлюсь я?Мне жуток выбор и неволя знанья,Я более не дух. В кольце сияньяЗрю отблески иного бытия;Дрожит земля, и кровь кипит моя.Не улетай же, золотистый бражник!Постой, постой, волшебной книги стражник…Но ни мольбой, ни чарами помочьУже нельзя… Он улетает прочь.

Распускающаяся цинния