Луна и Смерть - Федерико Гарсиа Лорка Страница 25

чтобы мрамору крепче спалось.

Поэт приезжает в Гавану

Сон кубинских негров

Дону Фернандо Ортису

Перевод Анатолия Гелескула

Если ночь будет лунной,

поеду в Сантьяго-де-Куба,

поеду в Сантьяго.

Запрягу вороные буруны

и поеду в Сантьяго.

Заколышется лунное пламя.

Поеду в Сантьяго.

Когда пальмы замрут журавлями,

поеду в Сантьяго.

Когда станет медузой коряга,

поеду в Сантьяго.

Поеду в Сантьяго

с Фонсекою рыжеволосым.

Поеду в Сантьяго.

К Ромео, Джульетте и розам

поеду в Сантьяго.

О, Куба! О, ритмы сухого гороха!

Поеду в Сантьяго.

О, гибкое пламя, зеленая кроха!

Поеду в Сантьяго.

Кайманы. Табак. Тростниковые струны.

Поеду в Сантьяго.

Ведь я говорил, что поеду в Сантьяго —

запрягу вороные буруны

и поеду в Сантьяго.

Шпоры бриза и рома.

Поеду в Сантьяго.

Кораллы и дрема.

Поеду в Сантьяго.

Песок и прилив бездыханный.

Поеду в Сантьяго.

Белый зной. Восковые бананы.

Поеду в Сантьяго.

Зеленый твой сахар,

о, Куба! О, радуга вздоха и праха!

Поеду в Сантьяго.

Плач по Игнасио Санчесу Мехиасу

Моей дорогой подруге Энкарнасьон Лопес Хулвес

Перевод Виктора Андреева

1

Бык и смерть

Вечером в пять часов.

Ровно в пять часов.

Белый саван в руках почтальона

вечером в пять часов.

Наполняет известь корзины

вечером в пять часов.

Все иное – смерть, только смерть

вечером в пять часов.

Клочья ваты ветер уносит

вечером в пять часов.

Ржа покрыла стекло и никель

вечером в пять часов.

Бой голубки и леопарда

вечером в пять часов.

Пах пропорот был рогом бычьим

вечером в пять часов.

Зазвучало известье рефреном

вечером в пять часов.

Колокольни окутало дымом

вечером в пять часов.

Человечье безмолвие улиц

вечером в пять часов.

Только сердце быка ликует

вечером в пять часов.

Когда пот стал кристаллами снега

вечером в пять часов,

когда йодом пропахла арена

вечером в пять часов, —

семя смерть положила в рану

вечером в пять часов.

Вечером в пять часов.

Ровно в пять часов.

В катафалк постель превратилась

вечером в пять часов.

Флейты полых костей зазвучали

вечером в пять часов.

Рев быка в мозгу отозвался

вечером в пять часов.

Расцветила агония стены

вечером в пять часов.

Отступила гангрена от тела

вечером в пять часов.

Стебли ириса пах оплетают

вечером в пять часов.

Обжигают раны, как солнца,

вечером в пять часов,

и толпа разбивает окна

вечером в пять часов.

Вечером в пять часов.

Как страшны эти пять часов!

И на всех часах – пять часов!

Тьма настала вечером в пять часов.

2

Пролитая кровь

Не хочу смотреть на нее!

Шар луны застыл вдалеке;

не хочу я смотреть на кровь —

кровь Игнасио на песке.

Не хочу смотреть на нее.

Раскрывается шар луны,

кони-тучи неторопливы,

и сереет сырой песок

сновиденьем плакучей ивы.

Не хочу смотреть на нее!

Пусть сгорает воспоминанье.

Белопенным цветкам жасминов

дайте знать о моем не-желанье.

Не хочу смотреть на нее!

А корова старого мира,

повздыхав, языком шершавым

облизала песок арены

с непросохшим пятном кровавым;

вековые быки Гисандо,

полусмерть они, полукамень,

замычали о том, что устали

попирать эту землю ногами.

Нет.

Смотреть не хочу на нее!

По ступеням поднялся Игнасио

с ношей смерти своей за спиною.

Он искал свет зари в горней выси

и не смог повстречаться с зарею.

Он искал свой профиль привычный, —

сновидением был он обманут.

Он искал свое прежнее тело,

а нашел лишь кровавую рану.

Не хочу ее видеть, поймите!

Не хочу ощущать я струи

крови, бьющей все неприметней,

но она окрасить успела

все трибуны корриды летней,

изливаясь на толпы, что жадны

до щекочущий нервы событий.

Не кричите: смотри на нее!

Не хочу ее видеть, поймите!

Не закрыл он глаза, увидев

рог быка над собою, рядом,

и вонзились женщины тотчас

в тело павшего алчным взглядом.

Рев быков с отдаленных пастбищ,

вместе с ветром сумерек росных,

возносился к быкам небесным,

к пастухам туманностей звездных.

Славных много людей в Севилье,

равных нету ему, без спора;

нет добрей, чем он, человека,

нет искуснее матадора.

Его сила была подобна

оглушающим львиным потокам,

мрамор торса – напоминанье

об античном искусстве высоком.

Андалусского Рима солнце

его голову золотило,

а мужское его остроумье

нардом шуток соленых пьянило.

Сколь великим он был тореро!

Горец, как он смотрел на горы!

Как был ласков с колосом спелым!

Как суров был, вонзая шпоры!

Как был нежен с травой росистой!

Как умел покорять Севилью!

И с каким достоинством встретил

тьмы последнюю бандерилью!

Но уже сном вечным уснул он.

И цветок его черепа черный

пальцы трав, пробиваясь сквозь землю,

раскрывают на пустоши горной.

Растекается кровь его песней

по холмам, побережьям, полянам,

и скользит по холодному рогу,

и дрожит предрассветным туманом,

и копытами землю топчет, —

всюду ей неуютно и сиро, —

и лагуной агонии стынет