Перец Маркиш - Стихотворения и поэмы Страница 29

Безбрежность синюю родного Черноморья

И неприступные морские берега.

Еще не замер гром и гул минувших схваток,

Когда гигантские сшибались корабли

И бились грудь о грудь и, пламенем объятый,

В морскую бездну опускался исполин.

Кивает море морякам волной державной.

Белеют паруса, как крылья мотыльков.

Простились с палубами юноши недавно

И с колыбелью зыбкою крутых валов.

Как сыновей, она их вынесла на берег

И не покинет их на суше никогда.

Так пусть же комиссар им эту честь доверит —

Сойтись в бою с врагом и отразить удар.

И тихо комиссар им пожелал победы,

И каждому из них он крепко руку жал.

С сердитой нежностью смотрело море вслед им,

С любовной гордостью их берег провожал.

4

Взлетели чайки ввысь, в простор голубоватый,

И замерли на миг, дыханье затая.

Пять моряков готовили гранаты,

Пять моряков готовились к боям.

Как на качелях, шевеля чуть-чуть крылами,

Висели чайки в солнечной дали.

Пять моряков прощалися с друзьями,

Пять моряков простились и пошли.

Еще кружилась долго стая чаек белых,

На солнце крыльями сверкая в вышине.

Пять моряков взошли на сопку смело

И залегли среди утесов и камней.

Их море осеняло ясною лазурью,

И веяло от них бесстрашием его.

Когда на лес могучий налетает буря,

Не борется ли с ней отдельно каждый ствол,

Чтоб замертво не рухнул, не простерся

Поверженным во прах массив лесной?

И в час опасности пять смелых черноморцев

Клянутся солнечным горам страны родной,

Потокам, что с вершин сбегают дальних,

И виноградникам в цветенье золотом,

И стройным тополям, задумчиво-печальным,

Клянутся встать заслоном пред врагом.

Отбросил Чатырдаг туманную завесу,

Яйла с груди своей срывает облака,

И залегли пять моряков среди отвесов,

Забушевало пламя среди скал.

5

Стоит, пылая, осажденный Севастополь,

Открыт ветрам, на светлом берегу,

Любая ветвь и каждый камень сопок

Подходы к городу безмолвно стерегут.

На раны города ложится нежный пух там,

И под ласкающим дыханьем ветерков

Стоит видением чудесным он над бухтой,

Овеян славными легендами боев.

Не внемлет он пальбе и гулу самолетов,

Не могут ослепить его огонь и дым.

Как будто по волнам истории плывет он

И книга всех судеб открыта перед ним.

Он смотрит пред собой, грядущее разведав.

Просторы зыблются в пыланье огневом.

Он видит моряков — сынов, отцов и дедов,

Что бились некогда и бьются за него

Не только ядрами, снарядами и миной,

Но силой верности, могучей, как гранит.

И тополя стоят, как полные кувшины,

И, пенясь в воздухе, с акаций цвет летит.

Над головой его мелькают тени свастик,

Несется долгий вой стервятников стальных.

Дома израненные рвут они на части

И рушат всё вокруг. Но он не слышит их.

Лишь клятву сыновей — матросскую присягу —

В далеких выстрелах всем сердцем слышит он:

«До самого конца не отступать ни шагу!

Разить врагов, пока есть хоть один патрон!»

А буйная весна цветет неукротимо,

И о сражениях над светлой гладью вод

Потомкам некогда расскажут горы Крыма

И море Черное в гекзаметрах споет.

6

Четвертый день они удерживают сопку;

И бой четвертый день грохочет и бурлит.

Здесь к Севастополю проход захлопнут,

Здесь к Севастополю путь наглухо закрыт.

Четвертый день они удерживают сопку,

А танки всё ползут, как черные валы,

Но каждый выстрел перед ними роет пропасть,

Едва покажутся они из-за скалы.

Уже их семь идет, деревья подминая,

За ними двадцать наползают, словно мрак.

Оружие к груди, как друга, прижимая,

По головному бьет неистово моряк.

Встал первый танк. Над ним зонт пламени и дыма,

Жует он камни из последних сил.

В колонне грозной полз он по дорогам Крыма,

Но сразу путь его моряк укоротил.

Уже второй горит с простреленным мотором,

Сраженный яростью матросского свинца.

Но и один моряк лежит, оплаканный простором,

Покрыт шинелью, мертв и верен до конца.

А буйволы в крестах ползут сквозь дым багровый,

И навзничь падают, и в бешенстве ревут.

Сквозь пламя, чад и смерть моряк не видит крови,

Что лентой алою скользит по рукаву.

От жара запеклись потресканные губы,

Но гнев его могуч и ненависть свята.

Чем жажду утолить? Воды теперь ему бы,

Но под рукою лишь холодной Каски сталь.

Вот вражеский свинец в бедро его ужалил,

А всё ж оружия не выпустит рука,

И пулемет в его руках умолк тогда лишь,

Когда навек умолкло сердце моряка.

7

У каждого бушлат уж просверлили пули,

И кровь у каждого на робе запеклась.

В последний раз они на город свой взглянули

И крепко обнялись в последний смертный час.

Патронов больше нет, а танк ползет проклятый.

Задохся пулемет, замолкла высота.

Моряк подвесил к поясу гранаты

И двинулся вперед. Моряк пошел на танк.

Под сопкой — кладбище, куски измятой стали,

Сожженное нутро, куски железных скул.

Моряк в последний раз взглянул в родные дали,

На море Черное в последний раз взглянул.

И ринулся под танк, прижав к груди гранаты,

Как прыгал с палубы в морскую глубину.

Отчизна! Если б жизнь ему опять дала ты,

Ее тебе в бою он снова бы вернул.

Страх пятился пред ним, дорогу уступая,

И каждый камень льнул к его ногам.

Команду подала ему страна родная,

Но смертью в этот миг командовал он сам.

За ним второй моряк пошел неторопливо —

И рухнул танк, рванувшийся к нему,

И горы дрогнули от громового взрыва,

И задохнулась даль в удушливом дыму.

И пятый встал моряк. В последнюю минуту

Он услыхал пальбу с родимых кораблей.

Раскаты грозные звучали, как салюты

И как последнее напутствие друзей.

Как гром, обвешанный гранатами, упал он

Под исполинский танк и землю целовал:

— Пусть на телах взрываются железные шакалы

И кости, как мечи, разят их наповал!

8

Ты слышишь, родина! Да будет их бесстрашье

Навек записано на кряжах Крымских гор,

Чтоб память витязей потомки чтили наши,

Чтоб помнила земля, и ветер, и простор, —

Сожженных буйволов презренные останки

Немыми грудами лежат на всех путях,

И вспять уже ползут оставшиеся танки,

От высоты их гонит смертный страх.

Над Севастополем огней несчетных россыпь,

Стоит он, величав, в легенды облачен.

А там, под сопкою, богатыри матросы

Спят тихо, с родиной обнявшись горячо.

И неприступностью там веет величавой...

Как бескозырка — сопка среди скал.

И родина хранит сынов покой и славу,

И море песню им поет издалека.

За тополем скользит по сопке тополь,

Как в перебежке, незаметно проскользнув.

Они прибудут к ночи в Севастополь,

Они прибудут с донесеньем про весну

И сквозь кольцо врага найдут проходы,