Татьяна Вольтская - В лёгком огне. Стихи Страница 3

«Не я тебя держала за руку…»

Не я тебя держала за руку,Когда душа из-под ресницТвоя скользнула – в дверь и за реку,Текущую куда-то вниз,

Меж голубыми небоскребами,Сквозь маленькие города,Вдоль частых шпал, торчащих ребрамиИ не ведущих никуда.

Но я смотрю теперь, куда онаЛетит, ныряя, сквозь мирыИ Аристотеля, и ДарвинаВ лучах божественной игры,

Где правила известны загодя,И где поставлены на конИ звезд рассыпанные ягоды,И твой блуждающий огонь.

«Вот и к нам пришли холода…»

Вот и к нам пришли холода.Окна матовы. У канавыВ пух и прах из тонкого льдаРазодеты сухие травы.

Лес не дышит, не видит снов.Я – смотри – не боюсь мороза:Вся я в золоте твоих слов —Ярче утра, богаче Креза.

«Снизу вверх – не сосна: звезда …»

Снизу вверх – не сосна: звезда —Холодна, высока, мохната,И осинок под нею стадоРазбредается у моста,И деревня свисает с кустаАлой гроздью. – Сорвать? Не надо.

Узловатые корни шпалИ стальные ветки сегодняРайским деревом стали на сотниЛедяных километров. – Устал?Как горит на валу краснотал!Здравствуй, новое лето Господне!

«Мир сотворен словом…»

Мир сотворен словом.Что же сказал БогВолнам своим соловым,Ловящим каждый вздох

Губ Его, гулким заламСуши, пустой пока,Дереву – что́ сказал Он,Пасущему облака,

Жаворонкам и совам,Верблюду и кораблю? —Мир сотворен словом,И это слово —люблю.

«А что нам терять, кроме пыток…»

А что нам терять, кроме пытокВойной, ожиданьем, тюрьмой?Струится любовный напитокОбманной, слезливой зимой,

То капает с веток вспотевших,То по лобовому стеклуСтекает – и выпивших тешит,Стоящих на зябком углу.

Хозяевами банкетаОни еще мнят себя, ноНе чуют – небесное этоЧас от часу крепче вино,

По скулам текущее, игоЖеланнее, слаще ярмо —На теплых, не вяжущих лыкаНад бойней, болотом, чумой.

«Все не было, не было нам зимы…»

Все не было, не было нам зимы,Все маялись мы – и вот,Мороз. Торжественные дымы,Упертые в небосвод.

Так суп дымится, так дышит сетьВеток, так жаждет садПричастья снега – как будто смертьСделала шаг назад,

В лишенную очертаний тьму(Мы знаем, мы были внутри).Зима. Не спрашивай, почему.Просто благодари.

«Звезды вышли и встали рядом…»

Звезды вышли и встали рядомСреди сада, плечом к плечу.Снег. Мороз. Говорить не надо.Молча светят, и я молчу.

Дома пышет печное чрево,Скачут красные языки,Машут вправо и машут влевоСкоморошеские колпаки,

И дитя, разомлев у печки,Над страницею склонено.Пар над чаем плетет колечки.Звезды молча глядят в окно.

Так молчали они на Калке,Подо Ржевом и на Неве.У калины, как у гадалки,Карты красные в рукаве.

Не ходить же к ней, как Саулу,Не по росту мне царский грех.Печь погасла, дитя уснуло,Перед сном помолясь за всех.

«Ковш небесный танцует на ручке…»

Ковш небесный танцует на ручке,Точно рыба на мокром хвосте.А мороз-то все круче и круче.Мчится в санках опальный поручик,На плечах у него – по звезде.

В голове рассыпается фраза,Как метель, шелестящим «прощай»,Снег скрипит, из ущелий КавказаМгла глядит на него в три глаза,Вожжи крутятся, как праща

Неудачливого Давида.На весь мир нестерпима обида,Бог – на небе, а царь – для виду,Чтобы только оформить судьбу —Подорожную, ссылку – и с тем онУдаляется, а уж следомНа крыло поднимается Демон:Как певца успокоить в гробу —Дело техники. Версты да версты.Кто увидел его – тот мертвый,С пулей в сердце, с печатью на лбу.Дай-ка снежную розу сорву,

Брошу вслед – лепестки сырые,Лепеча возвышенный вздор,Осыпаются – как Россия,Начиная с Кавказских гор.

«Нам в Рождество дарован свыше снег…»

Нам в Рождество дарован свыше снег,И черное, как видишь, стало белым.И ходит благодарный человек,Большой свече уподобляясь телом.

Шаги скрипят, и в валенках тепло,И праздничной резьбой какой-то мастерОдел и сад, и крышу, и стекло.И Ель идет навстречу – Богоматерь.

И тает воск лица, и рук, и ног,Бегут колеса звезд, мелькают спицы,И кажется, вот-вот родится БогВо тьме души. И мир от слез двоится.

«Ночь. Березы висят, как дымы…»

Ночь. Березы висят, как дымыВ твердом воздухе, срубленном крепкоСредь наждачной мерцающей тьмыИ в грудной настороженной клетке.

Тучи, поднятые, как мосты,Сосны, вбитые в землю, как сваи.В доме духи огня и воды,Словно сердце и мозг, оживают.

Стены дышат, стреляют не в такт,Появляются белые знакиНа окне. Я прижмусь к тебе так,Как замерзшая буква к бумаге.

«Так иди, иди за морозной своей звездой…»

Так иди, иди за морозной своей звездойСквозь машинный храп, сквозь подлую дрожь коленей,По дороге, знакомой до запятой,Да привычной ямы не перекрестке, до nota bene,

Посиневших от холода на поляхТекста, вызубренного до рвоты.Иди, иди, не задерживайся. Этот шляхНе тобою вытоптан. Никого ты

Не удивишь, не разжалобишь. На хренаТебе эта жалость? Поделом вору и мука.Ты же всегда берешь чужое, какова б ни была цена,Так что вслед тебе все равно понесется – сука!

Вот и иди по своей Владимирке, позванивай в кандалы,Приплясывай, как на углях, на снегах и льдинах,В час, когда капли толпы, ни добры, ни злы,Выливаются из театров и магазинов,

В час «Прощанья славянки» в переходе метро, жулья,Поглощенного выручкой, в час, когда пахнет жженымСахаром и корицей в кофейнях, когда мужьяС глазами побитой собаки возвращаются к женам,

А бомжи перед сном перетряхивают тряпье,И город сочится рекламой, как лицо позорнойДевки – дешевой косметикой, – в сущности, как твое:Вы – двойники. И когда багровые зерна

Габаритных огней ссыпаются в закромаДворов, – не говори, что холодДошел до сердца. Впаяна в лед кормаВасильевского. Ты не была вернаНикому из своих любимых. Не гнется повод

У коня на мосту, и является во плотиСнег в фонарном луче – с блуждающею усмешкой.Бог дает тебе голос, но всегда говорит – плати! —Вот и я говорю – не жалуйся и не мешкай,

Не просись малодушно в тепло, на постой,Не хоронись за углом, за деревом, за колонной:Все равно о тебе никто не заплачет – иди за своей звездой,За бесстыжей, голодной звездой каленой.

«И когда язык касается языка…»

И когда язык касается языка,Души сбегают друг к другу – изо рта в рот,Словно в камерах насидевшиеся зэка —В открытие двери. Свобода – она не врет:

Когда одежды, как границы, упразднены,Она выходит на улицы, где каждый булыжник – свят.Ноги ее легки, пальцы ее нежны,Бежать за ней, не оглядываясь, – но уже назад

Пробираются души по краю губВ свои одиночки, ощупью, далеки,И кисть руки белеет, повисшая, как лоскут,И слова поворачиваются, как замки.

«Еще не пора, но уже за окном…»

Еще не пора, но уже за окномМелькают – пока что еще не предместьяИ даже не ближние села – но дом,Раскрашенный пестро, похож на предвестье,

И этот сарай, и коза на дворе,Коляска, нелепо распяленный ватникНа черной скамье – говорят о пореНегромких речей и писаний приватных.

Еще не пора, но мелькают быстрейЗаборы, снимаются резче с калиныНабрякшие гроздья тугих снегирей,И сердце внезапней срывается в длинный,

Пока что учебный – кругами – полетНад местностью, словно дотошный топограф,Фиксирует кочки, названья поет —Как сложенный только что влажный апокриф.

«Что ты смотришь на «эту страну», застыв…»

Что ты смотришь на «эту страну», застывОт ужаса, мысленно поднимая юбки —Не замараться б, в глазницах ее пустыхВидя хищных призраков, ловящих звук побудки, —

Не надоело? Ну да, траваЛезет между клыков, и позвонки истлели,Кости гремят, короче.Но ты же сама мертва —Или кто там сползает с твоей постели —

Под глазами круги, как в оттепель на снегу,В сердце, как в жестяной коробке —Пробки, обрывки веревок, гвозди. Поди-ка поджарь треску —Сын вернется из школы. Шевельнувшуюся тоскуВозьми в кавычки. Хотя бы в скобки.

И вообще, неясно – то ли в «этой стране»,То ли в тебе ночами гуляет эхо —По пустой подворотне, по вспотевшей спине —Тошнотворное, словно Хиль и Пьеха,

И кто кому спозаранку врет,И кто кого норовит напоить из чашиПрокисшим временем – не бери эту гадость в рот,Выплюнь сейчас же!

Все тебе не так – и воздух, поди, не свеж,И водка-то не крепка, и царь-то не настоящий.

Конец ознакомительного фрагмента.