Марина Цветаева - Вчера еще в глаза глядел (сборник) Страница 3

И ВОССТАЛА!

Ныне же вся родина причащается тайн своих

Марина Цветаева. Скульптура работы Η. Крандиевской. 1912 г. Раскрашенный гипс.

Осень в Тарусе

Ясное утро не жарко,Лугом бежишь налегке.Медленно тянется баркаВниз по Оке.

Несколько слов поневолеВсе повторяешь подряд.Где-то бубенчики в полеСлабо звенят.

В поле звенят? На лугу ли?Едут ли на молотьбу?Глазки на миг заглянулиВ чью-то судьбу.

Синяя даль между сосен,Говор и гул на гумне…И улыбается осеньНашей весне.

Жизнь распахнулась, но все же…Ах, золотые деньки!Как далеки они, Боже!Господи, как далеки!

Oка

3. «Всё у Боженьки – сердце! Для Бога…»

Всё у Боженьки – сердце! Для БогаНи любви, ни даров, ни хвалы…Ах, золотая дорога!По бокам молодые стволы!

Что мне трепет архангельских крылий?Мой утраченный рай в уголке,Где вереницею плылиЗолотые плоты по Оке.

Пусть крыжовник незрелый, несладкий, –Без конца шелухи под кустом!Крупные буквы в тетрадке,Поцелуи без счета потом.

Ни в молитве, ни в песне, ни в гимнеЯ забвенья найти не могу!Раннее детство верни мнеИ березки на тихом лугу.

4. «Бежит тропинка с бугорка…»

Бежит тропинка с бугорка,Как бы под детскими ногами,Всё так же сонными лугамиЛениво движется Ока;

Колокола звонят в тени,Спешат удары за ударом,И всё поют о добром, старом,О детском времени они.

О, дни, где утро было райИ полдень рай и все закаты!Где были шпагами лопатыИ замком царственным сарай.

Куда ушли, в какую даль вы?Что между нами пролегло?Всё так же сонно-тяжелоКачаются на клумбах мальвы…

Домики старой Москвы

Слава прабабушек томных,Домики старой Москвы,Из переулочков скромныхВсе исчезаете вы,

Точно дворцы ледяныеПо мановенью жезла.Где потолки расписные,До потолков зеркала?

Где клавесина аккорды,Темные шторы в цветах,Великолепные мордыНа вековых воротах,

Кудри, склоненные к пяльцам,Взгляды портретов в упор…Странно постукивать пальцемО деревянный забор!

Домики с знаком породы,С видом ее сторожей,Вас заменили уроды, –Грузные, в шесть этажей.Домовладельцы – их право!И погибаете вы,Томных прабабушек слава,Домики старой Москвы.

В. Я. Брюсову

Я забыла, что сердце в вас – только ночник,Не звезда! Я забыла об этом!Что поэзия ваша из книгИ из зависти – критика. Ранний старик,Вы опять мне на мигПоказались великим поэтом…

«Идешь, на меня похожий…»

Идешь, на меня похожий,Глаза устремляя вниз.Я их опускала – тоже!Прохожий, остановись!

Прочти – слепоты куринойИ маков набрав букет –Что звали меня МаринойИ сколько мне было лет.

Не думай, что здесь – могила,Что я появлюсь, грозя…Я слишком сама любилаСмеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,И кудри мои вились…Я тоже была, прохожий!Прохожий, остановись!

Сорви себе стебель дикийИ ягоду ему вслед:Кладбищенской земляникиКрупнее и слаще нет.Но только не стой угрюмо,Главу опустив на грудь.Легко обо мне подумай,Легко обо мне забудь.

Как луч тебя освещает!Ты весь в золотой пыли…И пусть тебя не смущаетМой голос из-под земли.

Сергей Эфрон

Марина Цветаева и Сергей Эфрон. Коктебель, 1911 г.

«Моим стихам, написанным так рано…»

Моим стихам, написанным так рано,Что и не знала я, что я – поэт,Сорвавшимся, как брызги из фонтана,Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,В святилище, где сон и фимиам,Моим стихам о юности и смерти, –Нечитанным стихам!

Разбросанным в пыли по магазинам,Где их никто не брал и не берет,Моим стихам, как драгоценным винам,Настанет свой черед.

«Вы, идущие мимо меня…»

Вы, идущие мимо меняК не моим и сомнительным чарам, –Если б знали вы, сколько огня,Сколько жизни, растраченной даром,

И какой героический пылНа случайную тень и на шорох…– И как сердце мне испепелилЭтот даром истраченный порох!

О, летящие в ночь поезда,Уносящие сон на вокзале…Впрочем, знаю я, что и тогдаНе узнали бы вы – если б знали –

Почему мои речи резкиВ вечном дыме моей папиросы, –Сколько темной и грозной тоскиВ голове моей светловолосой.

Встреча с Пушкиным

Я подымаюсь по белой дороге,Пыльной, звенящей, крутой.Не устают мои легкие ногиВыситься над высотой.

Слева – крутая спина Аю-Дага,Синяя бездна – окрест.Я вспоминаю курчавого магаЭтих лирических мест.

Вижу его на дороге и в гроте…Смуглую руку у лба…– Точно стеклянная на поворотеПродребезжала арба… –

Запах – из детства – какого-то дымаИли каких-то племен…Очарование прежнего КрымаПушкинских милых времен.

Пушкин! – Ты знал бы по первому взору,Кто у тебя на пути.И просиял бы, и под руку в горуНе предложил мне идти.

Не опираясь о смуглую руку,Я говорила б, идя,Как глубоко презираю наукуИ отвергаю вождя,

Как я люблю имена и знамена,Волосы и голоса,Старые вина и старые троны,Каждого встречного пса! –

Полуулыбки в ответ на вопросы,И молодых королей…Как я люблю огонек папиросыВ бархатной чаще аллей,

Комедиантов и звон тамбурина,Золото и серебро,Неповторимое имя: Марина,Байрона и болеро,

Ладанки, карты, флаконы и свечи,Запах кочевий и шуб,Лживые, в душу идущие, речиОчаровательных губ.

Эти слова: никогда и навеки,За колесом – колею…Смуглые руки и синие реки,– Ах, – Мариулу твою! –

Треск барабана – мундир властелина –Окна дворцов и карет,Рощи в сияющей пасти камина,Красные звезды ракет…

Вечное сердце свое и служеньеТолько ему, Королю!Сердце свое и свое отраженьеВ зеркале… – Как я люблю…

Кончено… – Я бы уж не говорила,Я посмотрела бы вниз…Вы бы молчали, так грустно, так милоТонкий обняв кипарис.

Мы помолчали бы оба – не так ли? –Глядя, как где-то у ног,В милой какой-нибудь маленькой саклеПервый блеснул огонек.

И – потому что от худшей печалиШаг – и не больше – к игре! –Мы рассмеялись бы и побежалиЗа руку вниз по горе.

«Уж сколько их упало в эту бездну…»

Уж сколько их упало в эту бездну,Разверстую вдали!Настанет день, когда и я исчезнуС поверхности земли.

Застынет все, что пело и боролось,Сияло и рвалось:И зелень глаз моих, и нежный голос,И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,С забывчивостью дня.И будет все – как будто бы под небомИ не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой минеИ так недолго злой,Любившей час, когда дрова в каминеСтановятся золой,

Виолончель и кавалькады в чаще,И колокол в селе…– Меня, такой живой и настоящейНа ласковой земле!

– К вам всем – что мне, ни в чемне знавшей меры,Чужие и свои?!Я обращаюсь с требованьем верыИ с просьбой о любви.

И день и ночь, и письменно и устно:За правду да и нет,За то, что мне так часто – слишком грустноИ только двадцать лет,

За то, что мне – прямая неизбежность –Прощение обид,За всю мою безудержную нежность,И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,За правду, за игру…– Послушайте! – Еще меня любитеЗа то, что я умру.

«Быть нежной, бешеной и шумной…»

Быть нежной, бешеной и шумной,– Так жаждать жить! –Очаровательной и умной, –Прелестной быть!

Нежнее всех, кто есть и были,Не знать вины…– О возмущенье, что в могилеМы все равны!

Стать тем, что никому не мило,– О, стать как лед! –Не зная ни того, что было,Ни что придет,

Забыть, как сердце раскололосьИ вновь срослось,Забыть свои слова и голос,И блеск волос.

Браслет из бирюзы старинной –На стебельке,На этой узкой, этой длиннойМоей руке…

Как, зарисовывая тучкуИздалека,За перламутровую ручкуБралась рука,

Как перепрыгивали ногиЧерез плетень,Забыть, как рядом по дорогеБежала тень.

Забыть, как пламенно в лазури,Как дни тихи…– Все шалости свои, все буриИ все стихи!

Мое свершившееся чудоРазгонит смех.Я, вечно-розовая, будуБледнее всех.

И не раскроются – так надо– О, пожалей! –Ни для заката, ни для взгляда,Ни для полей –

Мой опущенные веки.– Ни для цветка! –Моя земля, прости навеки,На все века.

И так же будут таять луныИ таять снег,Когда промчится этот юный,Прелестный век.

Генералам двенадцатого года