Марина Цветаева - Вчера еще в глаза глядел (сборник) Страница 4

«Быть нежной, бешеной и шумной…»

Быть нежной, бешеной и шумной,– Так жаждать жить! –Очаровательной и умной, –Прелестной быть!

Нежнее всех, кто есть и были,Не знать вины…– О возмущенье, что в могилеМы все равны!

Стать тем, что никому не мило,– О, стать как лед! –Не зная ни того, что было,Ни что придет,

Забыть, как сердце раскололосьИ вновь срослось,Забыть свои слова и голос,И блеск волос.

Браслет из бирюзы старинной –На стебельке,На этой узкой, этой длиннойМоей руке…

Как, зарисовывая тучкуИздалека,За перламутровую ручкуБралась рука,

Как перепрыгивали ногиЧерез плетень,Забыть, как рядом по дорогеБежала тень.

Забыть, как пламенно в лазури,Как дни тихи…– Все шалости свои, все буриИ все стихи!

Мое свершившееся чудоРазгонит смех.Я, вечно-розовая, будуБледнее всех.

И не раскроются – так надо– О, пожалей! –Ни для заката, ни для взгляда,Ни для полей –

Мой опущенные веки.– Ни для цветка! –Моя земля, прости навеки,На все века.

И так же будут таять луныИ таять снег,Когда промчится этот юный,Прелестный век.

Генералам двенадцатого года

Сергею

Вы, чьи широкие шинелиНапоминали паруса,Чьи шпоры весело звенелиИ голоса.

И чьи глаза, как бриллианты,На сердце вырезали след –Очаровательные франтыМинувших лет.

Одним ожесточеньем волиВы брали сердце и скалу, –Цари на каждом бранном полеИ на балу.

Вас охраняла длань ГосподняИ сердце матери. Вчера –Малютки-мальчики, сегодня –Офицера.

Вам все вершины были малыИ мягок – самый черствый хлеб,О молодые генералыСвоих судеб!

Ах, на гравюре полустертой,В один великолепный миг,Я встретила, Тучков-четвертый,Ваш нежный лик,

И вашу хрупкую фигуру,И золотые ордена…И я, поцеловав гравюру,Не знала сна.

О, как – мне кажется – могли выРукою, полною перстней,И кудри дев ласкать – и гривыСвоих коней.

В одной невероятной скачкеВы прожили свой краткий век…И ваши кудри, ваши бачкиЗасыпал снег.

Три сотни побеждало – трое!Лишь мертвый не вставал с земли.Вы были дети и герои,Вы все могли.

Что так же трогательно-юно,Как ваша бешеная рать?..Вас златокудрая ФортунаВела, как мать.

Вы побеждали и любилиЛюбовь и сабли острие –И весело переходилиВ небытие.

«Ты, чьи сны еще непробудны…»

Ты, чьи сны еще непробудны,Чьи движенья еще тихи,В переулок сходи Трехпрудный,Если любишь мои стихи.

О, как солнечно и как звездноНачат жизненный первый том,Умоляю – пока не поздно,Приходи посмотреть наш дом!

Будет скоро тот мир погублен,Погляди на него тайком,Пока тополь еще не срубленИ не продан еще наш дом.

Этот тополь! Под ним ютятсяНаши детские вечера.Этот тополь среди акацийЦвета пепла и серебра.

Этот мир невозвратно-чудныйТы застанешь еще, спеши!В переулок сходи Трехпрудный,В эту душу моей души.

«Над Феодосией угас…»

Над Феодосией угасНавеки этот день весенний,И всюду удлиняет тениПрелестный предвечерний час.

Захлебываясь от тоски,Иду одна, без всякой мысли,И опустились и повислиДве тоненьких моих руки.

Иду вдоль генуэзских стен,Встречая ветра поцелуи,И платья шелковые струиКолеблются вокруг колен.

И скромен ободок кольца,И трогательно мал и жалокБукет из нескольких фиалокПочти у самого лица.

Иду вдоль крепостных валов,В тоске вечерней и весенней.И вечер удлиняет тени,И безнадежность ищет слов.

Але

1. «Ты будешь невинной, тонкой…»

Ты будешь невинной, тонкой,Прелестной – и всем чужой.Пленительной амазонкой,Стремительной госпожой.

И косы свои, пожалуй,Ты будешь носить, как шлем,Ты будешь царицей бала –И всех молодых поэм.

И многих пронзит, царица,Насмешливый твой клинок,И все, что мне – только снится,Ты будешь иметь у ног.

Все будет тебе покорно,И все при тебе – тихи.Ты будешь, как я – бесспорно –И лучше писать стихи…

Но будешь ли ты – кто знает –Смертельно виски сжимать,Как их вот сейчас сжимаетТвоя молодая мать.

2. «Да, я тебя уже ревную…»

Да, я тебя уже ревную,Такою ревностью, такой!Да, я тебя уже волнуюСвоей тоской.

Моя несчастная природаВ тебе до ужаса ясна:В твои без месяца два года –Ты так грустна.

Все куклы мира, все лошадкиТы без раздумия отдашь –За листик из моей тетрадкиИ карандаш.

Ты с няньками в какой-то ссоре –Все делать хочется самой.И вдруг отчаянье, что «мореУшло домой».

Не передашь тебя – как гордоЯ о тебе ни повествуй! –Когда ты просишь: «Мама, мордуМне поцелуй».

Ты знаешь, все во мне смеется,Когда кому-нибудь опятьНикак тебя не удаетсяПоцеловать.

Я – змей, похитивший царевну, –Дракон! – Всем женихам – жених! –О свет очей моих! – О ревностьНочей моих!

Бабушке

Продолговатый и твердый овал,Черного платья раструбы…Юная бабушка! Кто целовалВаши надменные губы?

Руки, которые в залах дворцаВальсы Шопена играли…По сторонам ледяного лица –Локоны в виде спирали.

Темный, прямой и взыскательный взгляд.Взгляд, к обороне готовый.Юные женщины так не глядят.Юная бабушка, – кто Вы?

Сколько возможностей Вы унеслиИ невозможностей – сколько? –В ненасытимую прорву земли,Двадцатилетняя полька!

День был невинен, и ветер был свеж.Темные звезды погасли.– Бабушка! Этот жестокий мятежВ сердце моем – не от Вас ли?..

Германии

Ты миру отдана на травлю,И счета нет твоим врагам,Ну, как же я тебя оставлю?Ну, как же я тебя предам?

И где возьму благоразумье:«За око – око, кровь – за кровь», –Германия – мое безумье!Германия – моя любовь!

Ну, как же я тебя отвергну,Мой столь гонимый Vaterland[1],Где все еще по КенигсбергуПроходит узколицый Кант,

Где Фауста нового лелеяВ другом забытом городке –Geheimrath Goethe[2] по аллееПроходит с тросточкой в руке.

Ну, как же я тебя покину,Моя германская звезда,Когда любить наполовинуЯ не научена, – когда, –

– От песенок твоих в восторге –Не слышу лейтенантских шпор,

Когда меня не душит злобаНа Кайзера взлетевший ус,Когда в влюбленности до гробаТебе, Германия, клянусь.

Нет ни волшебней, ни премудрейТебя, благоуханный край,Где чешет золотые кудриНад вечным Рейном – Лорелей.

Анне Ахматовой

Узкий, нерусский стан –Над фолиантами.Шаль из турецких странПала, как мантия.

Вас передашь однойЛоманой черной линией.Холод – в весельи, зной –В Вашем унынии.

Вся Ваша жизнь – озноб,И завершится – чем она?Облачный – темен – лобЮного демона.

Каждого из земныхВам заиграть – безделица!И безоружный стихВ сердце нам целится.

В утренний сонный час, –Кажется, четверть пятого, –Я полюбила Вас,Анна Ахматова.

«Мне нравится, что Вы больны не мной…»

Мне нравится, что Вы больны не мной,Мне нравится, что я больна не Вами,Что никогда тяжелый шар земнойНе уплывет под нашими ногами.Мне нравится, что можно быть смешной –Распущенной – и не играть словами,И не краснеть удушливой волной,Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что Вы при мнеСпокойно обнимаете другую,Не прочите мне в адовом огнеГореть за то, что я не Вас целую.Что имя нежное мое, мой нежный, неУпоминаете ни днем ни ночью – всуе…Что никогда в церковной тишинеНе пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо Вам и сердцем и рукойЗа то, что Вы меня – не зная сами! –Так любите: за мой ночной покой,За редкость встреч закатными часами,За наши не-гулянья под луной,За солнце не у нас на головами,За то, что Вы больны – увы! – не мной,За то, что я больна – увы! – не Вами.

«Какой-нибудь предок мой был – скрипач…»