Андрей Драгунов - Происходящее. Стихотворения Страница 3

«Длиннее ночи биография души…»

Длиннее ночи биография души,когда не спишь и думаешь о смерти —о том её фрагменте, что спешитвсех обогнать – хотя бы на рассвете,не дожидаясь времени уже —какой-то его малой части – даже,не думая о бьющейся душе,заботясь только о её пропаже,то есть – о выгоде. Во внеурочный час,когда и петухи не донимают —она твоих не открывает глаз —уже – а лишь сильнее зажимаети морщит лоб, и затыкает роткакой-то тряпкой, чтобы ни пол звука,ни вздоха, даже… лишь холодный пот,как кровь течёт на выпавшую рукуиз-под подушки, из-за головы,когда уже не пробуешь проснуться,чтобы последний раз сказать – Увы…или попробовать ещё раз улыбнуться.

«Грызу сухарики, подаренные мне…»

Грызу сухарики, подаренные мнесоседкой Шурой.Листаю Фасмера в осенней тишинеи пью микстуру.

Сухарики из Пензы привезласоседка Шура —там младшая сестра её жилапила микстуры.

А в сентябре – недавно – умерла.Соседка Шураеё похоронила, как моглаи пьёт микстуры.

Грызу сухарики сижусоседки Шурыи вспоминаю всех, кто жили… пил микстуры.

Диагноз

Крепкий утренний кофе и первая сигарета —ежедневное самоубийство!Запах ночного лекарства при этом —продолжает клубитьсягде-то рядом. В воздухе пахнет сыростью и любовью.В партитуре знак бекара смешивается с бемолью.

С морковью, кровью, томатным соком и водкой —жизнь постепенно двигается к завершенью.Утренняя процедура, как та любовная лодка —необходимость не требующая разрешенья,так как – без неё никуда,ибо – вокруг вода…

Липкий воздух от крепкого кофе и дыма.Продолжительность действия – не вызывает жалость,поскольку – печаль в финале – не истребима. Не восполнима…и вопрос соседей – а сколько ему осталось?.. —только лишний повод поговорить о своём здоровье —никто и не думал кидаться к тебе с любовью

или с чем-то ещё – похожим на хлебный мякиш —голод не тётка – сами мы тут голодаем,впрочем, так было и в прошлом, и в настоящем,а что там, в будущем – сами того не знаем…Знали бы прикуп – жили бы, точно – в Сочи,но никто не сведущ, чтобы о том пророчить.

Ведь кукушка – тоже – правду не накукует —точно соврёт, чтобы другим не поваднобыло спрашивать… А какую-нибудь другую —скажет доктор, ну, как её – правду —и сразу понятно в какой ты теперь пустыне…Сигарета выгорела… Утренний кофе стынет.

«Слова, как будто – не из словаря…»

Слова, как будто – не из словаря.Из воздуха… Как с дерева листочки,что медленно, к исходу октября,в холодных лужах расставляют точки.Рисуют не знакомый мне портрет,по крайней мере – я его не видел.Похож на деда, но, увы, не дед —его не перепутаешь с другими.…и подписи, чтоб не обозначатьтекущий день – его конкретной датой —вот человек, вот полка, вот кровать,вот шарф, что человек носил когда-то…и длинные слова, что говорилозначенный портрет – узнать бы имя —ведь было же оно, когда он были… не могло быть занято другими,по крайней мере, думаю, что так.Казалось бы пустяк – всего лишь имя,но на воде не выведешь никак —листва молчит. Словарь грешит с другими.

«Остановка троллейбуса на площади перед вокзалом…»

Остановка троллейбуса на площади перед вокзалом.Август месяц, а ливень, как будто осень…и длинные тени снуют, точно в тех подвалах,откуда потом вперед ногами выносят…Жду приятеля. Сжимаю в кармане сотню —всё, что осталось после недолгих странствий,но нужно ехать дальше ещё, в Капотню —там у приятеля женщина, как оказалосьи какое-то время можно постоловаться…Но приятель не едет, а дождь подливает маслов затухающий пламень, а паровоз на станциисообщает, что времени очень малодо отправления… Сжимаю в кармане сотню —сейчас бы выпить, но это последний стольник…Приезжает приятель. Поезд везёт в Капотню.Засыпаю, уткнувшись в стекло, как раньше бы в столик.

«У облака нет имени, увы!..»

У облака нет имени, увы!О, облако, над старой русской речкой,где волны, из-за всякой ерунды,беснуются, совсем, как человечкив своём дворе, в песочнице, когдаих загоняют бабушки к обеду,что, в сущности, всё та же ерунда…Не то что – облако – плыви себе по небу,не чувствуя преграды на пути.Плыви себе, плыви – без раздраженья —куда тебе положено – плыви,определяя только направленьедвижения. Брось невод свой, рыбак —поймаешь облако – на счастие, как рыбку.И, если будешь в жизни не дурак,то, даже, бабка не сотрёт с лица улыбку…О, облако! Как часто ты менясвоим присутствием спасало от потери,от вымысла не радостного дня,когда я часто повторял – не верю!.. —но выживал. И встречи ждал с тобой,даже, когда ты странствовало долгои только неба свод над головой —ни облачка – и только речка Волганапоминала часто о тебе —барашками – бесформенными с виду,что медленно на тающей волнеждут нового прилива и… отлива.И снова ты, когда уже не ждёшь,как камушек в огромном чистом поле,когда другого рядом не найдёшь —и надо ли?.. Век не видать мне воли!О, облако, в каких теперь краях?Где путешествуешь? Кому теперь смеёшься?Я жду тебя на этих берегах —шар обогнув, я знаю, ты вернёшься.

«Кораблик прибыл точно в срок…»

Кораблик прибыл точно в срок,в назначенное место. Прибыли, к берегу приткнув свой бок,стал набираться новой силы,чтобы куда-нибудь отплыть,куда-нибудь, чтоб не у кромки —где только – Быть или не быть…звучит из радио колонки.

Происходящее

Ты где-то там на берегу —уже другой реки – не этой,где я теперь в свою дудукромсаю серые рассветыи порчу внешнюю среду.

Стучусь, как рыба об косяк,когда кончается терпенье,когда какой-нибудь дуракнарушит мирное теченьепроисходящего. Вот так!

Живу, как баловень судьбы —один – на вольном поселенье —хочу – туды, хочу – сюды…и никакого сожаленья,что не видны мои следы.

Кромсаю чёрным белый лист,то есть, пишу в своей тетрадке —почти, как старый фаталист —не длинно и не слишком кратко.Герой трагедии… Артист.Читаю по ночам словарьвеликого живого Даля,как первоклассник свой букварь,плюс – справочник микстур Видаля,чтобы продлить свой календарь.

Живу, как будто бы всегдатак жил – не замечая скверны,но то, что горе – не беда —не выучу уже, наверно,поскольку – слёзы – не вода.

Пишу в тетрадь стихи, стихи,как заповедь и, как молитву —отчитываюсь за грехи,в заборе отомкнув калитку,чтобы вошли все, кто могли.

Сплю, вжавшись в деревянный пол —в отсутствии, увы, кровати,пью крепкий кофе перед сном,чтобы не страшно было спать мне,уткнувшись в деревянный пол.

Курю, обрывками газетзакрученные, сигареты,поскольку – денег вовсе нет,но нужен никотин при этом,чтоб не сойти совсем на «нет».

Смотрю в огромное окнона домики из прошлой жизни —лет сто уже идёт кино,а то и больше. Только мыслиоб этом – дольше всё равно.

Прислушиваюсь к тишине —она вокруг, она повсюду,как дерево в моём окне —сухое, старое, как чудо —оно – всегда, оно – везде.

Разглядываю облака,что медленно, но мимо, мимо,как будто тихая река —лениво, как бы… и пугливо,оглядывая берега.

Считаю птиц на проводах —не воробьи и не синицы —не те, что прячутся в кустах,но ночью – точно – будут сниться,поскольку тоже в небесах —

не где-нибудь, а на земле —поближе к дому и знакомым,к кормушке ближе и к воде,к, оставшимся в ней, насекомым,как никогда, или – нигде.

Сосед бормочет ерундупо поводу – а не пойти бы…А я в ответ – ду-ду, ду-ду…Рассветы серы и игривыс происходящим. Жду беду.

…и кажется – от фонаря —спасает форточка и штора,иль буква – та – из словаря,не справившись – уже – с которой,терзаешь утром звонаря —

за неумеренность и прыть,что, кажется, была не кстати…но чтобы что-то изменитьопять не достаёт кровати,чтобы уснуть, заспать, забыть…

Проснуться, вспомнить что вчераещё страдал недосыпаньем —по поводу любви – играс последующим вычитаньем —сегодня, завтра – во вчера.

Смотрю, как в извиненьях ночьготова с фонарём расстаться —в пять тридцать… Чья-то плачет дочь…В пять сорок пять иду на станцию,чтоб выпить первый жгучий Scotch.

«Не спешна муть расправленной воды …»