Владимир Бенедиктов - Сборник стихотворений 1836 г. Страница 3

Облака

Ветра прихотям послушной,Разряженный, как на пир,Как пригож в стране воздушнойОблаков летучий мир!Клубятся дымчатые груды,Восходят, стелются, растут,И, женской полные причуды,Роскошно тёмны кудри вьют.Привольно в очерках их странныхИграть мечтами. Там взор найдётЭфирной армии полётНа грозный бой в нарядах бранных,Или, в венках, красот туманныхНеуловимый хоровод.

Вот, облаков покинув круг волнистой,Нахмурилось одно – и отошло;В его груди черно и тяжело,А верх горит в опушке золотистой;Как царь оно глядит на лик земной:Чело в венце, а грудь полна тоской.Вот – ширится и крыльями густымиОбъемлет дол, – и слёзы потеклиВ обитель слёз, на яблоко земли,А между тем кудрями золотымиС его хребта воздушно понеслисьЯнтарные, живые кольца в высь.

Всё мрачное мраку, а фебово Фебу!Всё дольное долу, небесное небу!

Снова ясно; вся блистая,Знаменуя вечный пир,Чаша неба голубаяОпрокинута на мир.Разлетаюсь вольным взглядом:Облака, ваш круг исчез!Только там вы мелким стадомМчитесь в темени небес.Тех высот не сыщут бури;Агнцам неба сужденоТам рассыпать по лазуриБелокурое руно;Там роскошна пажить ваша;Дивной сладости полна,Вам лазуревая чашаОткрывается до дна.Тщетно вас слежу очами:Вас уж нет в моих очах!Лёгкой думой вместе с вамиЯ теряюсь в небесах.

Сознание

Когда чело твоё покрытоРаздумья тенью, красота, —Тогда земное мной забыто,Тогда любовь моя свята.Когда ж веселья в общем шумеТы бурно резвишься и думе,Спокойной думе места нет,Когда твой взор блестит томленьем,А перси пышут обольщеньем,Тогда я – прах, а не поэт.Тогда в душе моей смятеннойЯ жажду страшную таю;Смотрю, как демон воплощённой,На резвость детскую твою.Казни ж, карай меня, о дева,Дыханьем ангельского гнева!Твоих проклятий стою я…Но нет, не знаешь ты проклятий!Так, гневная, сожги ж меняВ живом огне своих объятий;Палящий жар мне в очи вдуй,И, несмотря на страстный трепет,В уста, сквозь их мятежный лепет.Вонзи смертельный поцелуй!

Степь

«Мчись, мой конь, мчись, мой конь, молодой, огневой!Жизни вялой мы сбросили цепи.Ты от дев городских друга к деве степнойВыноси чрез родимые степи!»

Конь кипучий бежит; бег и ровен и скор;Быстрина седоку неприметна!Тщетно хочет его упереться там взор.Степь нагая кругом беспредметна.

Там над шапкой его только солнце горит,Небо душной лежит пеленою;А вокруг – полный круг горизонта открыт,И целуется небо с землёю!

И из круга туда, поцелуи любяОн торопит летучего друга…Друг летит, он летит; – а всё видит себяПосредине заветного круга.

Краткий миг – ему час, длинный час – ему миг:Нечем всаднику время заметить;Из груди у него вырвался клик, —Но и эхо не может ответить.

«Ты несёшься ль, мой конь, иль на месте стоишь?»Конь молчит – и летит в бесконечность!Безграничная даль, безответная тишьОтражают, как в зеркале, вечность.

«Там она ждёт меня! Там очей моих свет!»Пламя чувства в груди пробежало;Он у сердца спросил: «Я несусь или нет?»«Ты несёшься!» – оно отвечало.

Но и в сердце обман. «Я лечу, как огонь,Обниму тебя скоро, невеста».Юный всадник мечтал, а измученный коньУж стоял – и не трогался с места.

Напоминание

Нина, помнишь ли мгновенья,Как певец усердный твой,Весь исполненный волненья,Очарованный тобой,В шумной зале и в гостинойВзор твой естественно-невиннойВзором огненным ловил,Иль мечтательно к окошкуПрислонясь, летунью-ножкуТайной думою следил,Иль, влеком мечтою сладкой,В шуме общества, украдкой,Вслед за Ниною своейОт людей бежал к безлюдьюС переполненною грудью,С острым пламенем речей;Как вносил я в вихрь круженьяПред завистливой толпойСтан твой, полный обольщенья,На ладони огневой,И рука моя ленивоОтделялась от огнейБесконечно – прихотливойДивной талии твоей;И когда ты утомляласьИ садилась отдохнуть,Океаном мне явиласьНегой зыблемая грудь, —И на этом океане,В пене вечной белизны,Через дымку, как в тумане,Рисовались две волны.То угрюм, то бурно – весел,Я стоял у пышных кресел,Где покоилася ты,И прерывистою речью,К твоему склонясь заплечью,Поливал мои мечты;Ты внимала мне приветно.А шалун главы твоей —Русый локон незаметноПо щеке скользил моей…

Нина, помнишь те мгновенья,Или времени потокВ море хладного забвеньяВсе заветное увлек?

Скорбь поэта

Нет, разгадав удел певца,Не назовешь его блаженным;Сиянье хвального венцаБывает тяжко вдохновенным.Видал ли ты, как в лютый час,Во мгле душевного ненастья,Тоской затворной истомясь,Людского ищет он участья?Движенья сердца своегоОн хочет разделить с сердцами, —И скорбь высокая егоИсходит звучными волнами,

И люди слушают певца,Гремят их клики восхищенья,Но песни горестной значеньяНе постигают их сердца.Он им поет свои утраты,И пламенем сердечных мук,Он, их могуществом объятый,Одушевляет каждый звук, —И слез их, слез горячих просит,Но этих слез он не исторг,А вот – толпа ему подноситСвой замороженный восторг.

Буря и тишь

Оделося море в свой гневный огоньИ волны, как страсти кипучие, катит,Вздымается, бьется, как бешенный конь,И кается, гривой до неба дохватит;И вот, – опоясавшись молний мечом,Взвилось, закрутилось, взлетело смерчом;Но небес не достиг столб, огнями обвитой,И упал с диким воплем громадой разбитой.

Стихнул рокот непогоды,Тишины незримый духСпеленал морские воды,И, как ложа мягкий пух,Зыбь легла легко и ровно,Без следа протекших бурь, —И поникла в ней любовноНеба ясная лазурь

Так смертный надменный, земным недовольный,Из темного мира, из сени юдольнойСтремится всей бурей ума своегоДопрашивать небо о тайнах его;

Но в полете измучив мятежные крылья,Упадает воитель во прах от бессилья.

Стихло дум его волненье,Впало сердце в умиленье,И его смиренный путьСветом райским золотится;Небо сходит и ложитсяВ успокоенную грудь.

К очаровательнице

Волшебница! Я жизнью был доволенПроникнут весь душевной полнотой,Когда стоял, задумчив, безголосен,Любуясь, упиваяся тобой.Среди толпы, к вещественности жадной,Я близ тебя твой образ ненаглядныйВенцом мечты чистейшей окружал;Душа моя земное отвергала,И грудь моя все небо обнимала,И я в груди вселенную сжимал.

Когда ко мне со взором благосклоннымТы обращала искреннюю речь,Боялся я божественные тоныДвижением, дыханьем пересечь.Уже дала ты моего ответа,А я стоял недвижный и немой; —Казалось мне – исполненный приветаЕще звучал небесный голос твой.Когда ты струны арфы оживляла,А я внимал, утаивая дух, —Ты расплавляла мой железный слух,Ты мучила, ты сердце надрывала;Но сладостей прекрасных этих мукЯ не знавал, я ведать их не чаял…Я каждым нервом вторил каждый звук,Я трепетал, я нежился, я таял!Когда же ты воздушною царицейСредь пестрых пар танцующих гостейСо мной неслась, на яхонты очейСлегка склонив пушистые ресницы,Когда тебя в летучем танце мча,Я был палим огнем прикосновенья,Когда твоя косынка средь волненьяРоскошно отделялась от плеча,Когда в твоем эфирном, гибком станеЯ утоплял горящую ладонь, —Казалось мне, что в радужном туманеЯ обнимал заоблачный огонь.

Я был вдали. Кругом меня всечасноМне виделся воинственный разгул;Но образ твой, как лик денницы ясной, —Среди тревог в забвеньи не тронул.При звуках труб с мечтой женолюбивойЯ мысль мою о славе сопрягал;На пир вражды летел душой ревнивойИ мир любви в душе благословлял.Повсюду – твой! Тяжелой жизни опытМеня мечтать нигде не разучил;Военный гром во мне не заглушилТаинственный, волшебный сердца шопот.Как часто нам, при сталкиваньи чаш,В кругу друзей, в своем весельи дикомМой сумрачный соломенный шалашЯ оглашал любви заздравным кликом!Иль на часок лукаво заманивБивачную, кочующую музу,Пел дружества веселому союзуСвятой любви торжественный порыв!Я тот же все. Судьбы в железных лапахЗатиснутый, среди ее обид,Я полн тобой: цветка сладчайший запахИ скованного узника свежит.Ты предо мной. С таинственной улыбкойПорою ты взираешь на меня,И счастлив я – хоть, может быть, ошибкой,Пленительным обманом счастлив я.Пусть обманусь надеждою земною:Есть лучший мир за жизненным концом —Он будет наш; – тем вечности кольцомЯ обручусь, прекрасная, с тобою!

Радуга