Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1859–1860 гг. Страница 3

Вечер в саду

Солнце будто б с неохотойСвой прощальный мечет взглядИ червонной позолотойОбливает темный сад.

На скамейке я у стенкиВ созерцании сижуИ игривые оттенкиПышной зелени слежу:

Там – висит густым развивом,Там – так женственно – нежна,Там – оранжевым отливомОтзывается она.

Аромат разлит сиренью,И меж дремлющих ветвейСвет заигрывает с тенью,Уступая место ей.

Что – то там – вдали – сквозь веткиМне мелькнуло и потомПритаилось у беседки,В липах, в сумраке густом.

Что б такое это было —Я не знаю, но оноТак легко, воздушно, милоИ, как снег, убелено.

Пронизав летучей струйкойТемный зелени покров,Стало там оно статуйкой,Изваянной из паров.

Напрягаю взор нескромный(Любопытство – спутник наш):Вот какой – то образ темныйБыстро движется туда ж.

Сумрак гуще. Твердь одетаСерых тучек в бахромы.То был, мнится, ангел света,А за ним шел ангел тьмы, —

И, где плотно листьев сеткаПрижимается к стене,Скрыла встречу их беседкаВ ароматной глубине.

И стемнело все. Все видыВ смуглых очерках дрожат,И внесла звезда КипридыЯркий луч свой в тихий сад.

Все какой – то веет тайной,И, как дева из окна,В прорезь тучки белокрайнойСмотрит робкая луна,

И, как будто что ей видно,Что в соблазн облечено,Вдруг прижмурилась… ей стыдно —И задернула окно.

Чу! Там шорох, шопот, лепет…То колышутся листки.Чу! Какой – то слышен трепет…То ночные мотыльки.

Чу! Вздыхают… Вновь ошибка:Ветерок сквозит в саду.Чу! Лобзанье… Это рыбкаЗвонко плещется в пруду.

Все как будто что играетВ этом мраке и потомЗамирает, замираетВ обаянии ночном, —

И потом – ни лист, ни ветка,Не качнется; ночь тиха;Сад спокоен – и беседкаТам – вдали – темна, глуха.

Поэзия

Поэзия! Нет, – ты не чадо мира;Наш дольный мир родить тебя не мог:Среди пучин предвечного эфираВ день творчества в тебя облекся бог:

Возникла ты до нашего начала,Ты в семенах хаоса началась,В великом ты «да будет» прозвучалаИ в дивном «бысть» всемирно разлилась, —

И взятому под божию опеку,Средь райских грез первых дней весны,Ты первому явилась человекуВ лице небес, природы и жены.

От звездного нисшедшая чертогаК жильцу земли, в младенческой тиши,Прямым была ты отраженьем богаВ его очах и в зеркале души.

Готовую нашли тебя народы.Ты – лучший дар, алмаз в венце даров,Сладчайший звук в симфонии природы,Разыгранный оркестром всех миров.

Пал человек, но и в его паденьиВсе с небом ты стоишь лицом к лицу:Созданья ты к создателю стремленье,Живой порыв творения к творцу.

Тобою полн, смотря на мир плачевный,На этот мир, подавленный грехом,Поэт и царь державно-псалмопевный,Гремел Давид пророческим стихом,

И таинством любви и искупленьяСказалась ты всем земнородным вновь,Когда омыть вину грехопаденьяДолжна была святого агнца кровь.

Внушала ты евангелистам строфы,Достойные учеников Христа,Когда на мир от высоты ГолгофыПовеяло дыхание креста.

И в наши дни, Адама бедных внуковБудя сердца, чаруя взор и слух,Ты, водворясь в мир красок, форм и звуков,Из дольней тьмы их исторгаешь дух

И служишь им заветной с небом связью:В твоем огне художнику даноЛик божества писать цветною грязьюИ молнии кидать на полотно.

Скульптор, к твоей допущенный святыне,Вдруг восстает, могуществом дыша, —И в земляной бездушной глыбе, в глинеИ мраморе горит его душа.

Ты в зодчестве возносишь камень сводаПод звездный свод – к властителю стихийИ в светлый храм грядут толпы народа,Фронтон гласит: «Благословен грядый!»

Из уст певца течет, благовествуя,Как колокол гудящий, твой глагол,И царственно ты блещешь, торжествуя,Твой скипетр – мысль, а сердце – твой престол.

Порою ты безмолвствуешь в раздумьи,Когда кругом всемирный поднят шум;Порой в своем пифическом безумьиТы видишь то, чего не видит ум.

На истину ты взором неподкупнымУстремлена, но блеск ее лучей,Чтоб умягчить и нам явить доступнымДля заспанных, болезненных очей,

Его дробишь в своей ты чудной призмеИ, радуги кидая с высоты,В своих мечтах, в бреду, в сомнамбулизмеВозносишься до провоззренья ты.

Магнитный сон пройдет – и пробужденьеТвое, поэт, печально и темно,И видишь ты свое произведенье,Не помня, как оно совершено.

И. А. Гончарову

И оснащен, и замыслами полный,Уже готов фрегат твой растолкнутьСедых морей дымящиеся волныИ шар земной теченьем обогнуть.

Под бурями возмужествуй упрямо!Пусть вал визжит у мощного руля!Вот Азия – мир праотца Адама!Вот юная Колумбова земля!

И ты свершишь плавучие заездыВ те древние и новые места,Где в небесах другие блещут звезды,Где свет лиет созвездие Креста

Поклон ему! Взгляни, как триумфатор,На сей трофей в хоругвях облаков,Пересеки и тропик и экватор —И отпируй сей праздник моряков!

И если бы тебе под небесамиНеведомых антиподов пришлосьПереверстаться с здешними друзьямиНогами в ноги, головами врозь,

То не роняй отрады помышленья,Что и вдали сердечный слышен глас,Что не одни лишь узы тяготеньяВсемирного соединяют нас.Лети! – И что внушит тебе природаТех чудных стран, – на пользу и доброПусть передаст, в честь русского народа,Нам твой рассказ и славное перо!Прости! Вернись и живо и здоровоВ суровые приневские края,И радостно обнимут ГончароваИ Майковы, и все его друзья.

Любительнице спокойствия

Ты говоришь – спокойствие дорожеТебе всего, всей прелести мирской, —И рад бы я быть вечно настороже,Чтоб охранять твой женственный покой,Чтобы неслись тревоги жизни мимо,А ты на них смотрела бы шутя,Меж сладких грез, легко, невозмутимо,Как милое, беспечное дитя.Когда толпа рушителей покояСо всех сторон несносная шумит,Я, над твоим успокоеньем стоя,Мигал бы им: тс! Не шумите: спит.Но иногда чтоб цену лишь умножитьСпокойствия в глазах твоих, – тебяПорой я сам желал бы потревожить,Хотя б навлек гнев твой на себя.Скажу: «Проснись! Мне хочется лазури:Дай мне на миг взглянуть тебе в глаза!Как ты спала? Не виделось ли буриТебе в мечтах? Не снилась ли гроза?И не было неловко, душно, знойноТебе во сне?» – И молвлю, миг спустя:«Ну, бог с тобой, мой ангел, спи спокойно!Усни опять, прелестное дитя!»

Dahin

Была пора: я был безумно – молод,И пыл страстей мне сердце разжигал;Когда подчас суровый зимний холодОт севера мне в душу проникал, —Я думал: есть блаженный юг на свете,Край светлых гор и золотых долин,И радостно твердил я вместе с Гете:Dahin, dahin!Бывало, я близ девы – чародейкиГорел, немел, не находя речей,И между тем как ниже белой шейкиНе смел склонить застенчивых очей, —Фантазии невольным увлеченьемСмирения нарушив строгий чин,Я залетал живым воображеньемDahin, dahin!Моя мечта всех благ житейских вышеКазалась мне в бреду минувших дней;Я громко пел, а там – все тиши, тише,Я жил тепло, а там – все холодней,И, наконец, все в вечность укатилось,Упало в прах с заоблачных вершин,И, наконец, все это провалилосьDahin, dahin!Исчезло все; не стало прежней прыти.Вокруг меня за счастием все бегут,Стремятся в даль я говорю: идите!А я уж рад хоть бы остаться тут —Страдать, но жить… А тут уж над страдальцемС косой скелет – всемирный властелин —Костлявый мне указывает пальцемDahin, dahin!

День и две ночи

Днем небо так ярко: смотрел бы, да больно;Поднимешь лишь к солнцу взор грешных очей —Слезятся и слепнут глаза, и невольноСклоняешь зеницы на землю скорейК окрашенным легким рассеянным светомИ дольнею тенью облитым предметам.Вещественность жизни пред нами тогдаВполне выступает – ее череда!Кипят прозаических дел обороты;Тут счеты, расчеты, заботы, работы;

От ясного неба наш взор отвращен,И день наш труду и земле посвящен.Когда же корона дневного убранстваС чела утомленного неба снята,И ночь наступает, и чаша пространстваЛишь матовым светом луны налита, —Тогда, бледно-палевой дымкой одеты,Нам в мягких оттенках земные предметыРисуются легче; нам глаз не губя,Луна позволяет смотреть на себя,И небо, сронив огневые уборы,Для взоров доступно, – и мечутся взорыИ плавают в неге меж светом и мглой,Меж дремлющим небом и сонной землей;И небо и землю кругом облетая,Сопутствует взорам мечта золотая —Фантазии легкой крылатая дочь:Ей пища – прозрачная лунная ночь.Порою же ночи безлунная безднаНад миром простерта и густо темна.Вдруг на небо взглянешь: оно многозвездно,А взоры преклонишь: оно многозвездно,Дол тонет во мраке: – невольно вниманьеСтремится туда лишь, откуда сияньеИсходит, туда – в лучезарную даль…С землей я расстался – и, право, не жаль:Мой мир, став пятном в звездно – пламенной раме,Блестящими мне заменился мирами;Со мною глаз на глаз вселенная здесь,И, мнится, с землею тут в небе я весь,Я сам себе вижусь лишь черною тенью,Стал мыслью единой, – и жадному зреньюНасквозь отверзается этот чертог,Где в огненных буквах начертано: бог.

К отечеству и врагам его