Федор Сологуб - Полное собрание стихотворений Страница 31

19 февраля 1907

Нюренбергский палач

Кто знает, сколько скукиВ искусстве палача!Не брать бы вовсе в рукиТяжелого меча.

И я учился в школеВ стенах монастыря,От мудрости и болиТомительно горя.

Но путь науки строгойЯ в юности отверг,И вольною дорогойПришел я в Нюренберг.

На площади казнили:У чьих-то смуглых плечВ багряно-мглистой пылиСверкнул широкий меч.

Меня прельстила алостьКазнящего мечаИ томная усталостьСедого палача.

Пришел к нему, училсяВладеть его мечом,И в дочь его влюбился,И стал я палачом.

Народною боязньюЛишенный вольных встреч,Один пред каждой казньюТочу мой темный меч.

Один взойду на помостРосистым утром я,Пока спокоен домаСтрогий судия.

Свяжу веревкой рукиУ жертвы палача.О, сколько тусклой скукиВ сверкании меча!

Удар меча обрушу,И хрустнут позвонки,И кто-то бросит душуВ размах моей руки.

И хлынет ток багряный,И, тяжкий труп влача,Возникнет кто-то рдяныйИ темный у меча.

Не опуская взора,Пойду неспешно прочьОт скучного позораВ мою дневную ночь.

Сурово хмуря брови,В окошко постучу,И дома жажда кровиПриникнет к палачу.

Мой сын покорно ляжетНа узкую скамью,Опять веревка свяжетТоску мою.

Стенания и слезы, —Палач – везде палач.О, скучный плеск березы!О, скучный детский плач!

Кто знает, сколько скукиВ искусстве палача!Не брать бы вовсе в рукиТяжелого меча!

22 февраля 1907

Лунная колыбельная

Я не знаю много песен, знаю песенку одну.Я спою ее младенцу, отходящему ко сну.

Колыбельку я рукою осторожною качну.Песенку спою младенцу, отходящему ко сну.

Тихий ангел встрепенется, улыбнется, погрозится шалуну,И шалун ему ответит: «Ты не бойся, ты не дуйся, я засну».

Ангел сядет к изголовью, улыбаясь шалуну,Сказки тихие расскажет отходящему ко сну.

Он про звездочки расскажет, он расскажет про луну,Про цветы в раю высоком, про небесную весну.

Промолчит про тех, кто плачет, кто томится в полону,Кто закован, зачарован, кто влюбился в тишину.

Кто томится, не ложится, долго смотрит на луну,Тихо сидя у окошка, долго смотрит в вышину, —

Тот поникнет, и не крикнет, и не пикнет, и поникнетв глубину,И на речке с легким плеском круг за кругом пробежитволна в волну.

Я не знаю много песен, знаю песенку одну,Я спою ее младенцу, отходящему ко сну.

Я на ротик роз раскрытых росы тихие стряхну,Глазки-светики-цветочки песней тихою сомкну.

20 марта 1907

«Всё было беспокойно и стройно, как всегда...»

Всё было беспокойно и стройно, как всегда,И чванилися горы, и плакала вода,И булькал смех девичий в воздушный океан,И басом объяснялся с мамашей грубиян.Пищали сто песчинок под дамским башмаком,И тысячи пылинок врывались в каждый дом.Трава шептала сонно зеленые слова.Лягушка уверяла, что надо квакать ква.Кукушка повторяла, что где-то есть куку,И этим нагоняла на барышень тоску,И, пачкающий лапки играющих детей,Добрызгал дождь на шапки гуляющих людей,И красили уж небо в берлинскую лазурь,Чтоб дети не боялись ни дождика, ни бурь,И я, как прежде, думал, что я – большой поэт,Что миру будет явлен мой незакатный свет.

24 марта 1907

«Жизнь моя, змея моя...»

Жизнь моя, змея моя!От просторов бытияК тесным граням житияПеренес тебя и я,Воды хладные лия,Вина сладкие пия,Нити тонкие вия,Струны звонкие бия, —Жизнь моя, моя змея!

24 марта 1907

«Что было, будет вновь...»

Что было, будет вновь.Что было, будет не однажды.С водой смешаю кровьУстам, томящимся от жажды.

Придет с высоких гор.Я жду. Я знаю, – не обманет.Глубок зовущий взор.Стилет остер и сладко ранит.

Моих коснется плеч.Приникнет в тайне бездыханной.Потом затопит печьИ тихо сядет ждать за ванной.

Звенящие струиПрольет, открыв неспешно краны,И брызнет на моиЛегко означенные раны.

И дверь мою замкнет,И тайной зачарует стены,И томная войдетВ мои пустеющие вены.

С водой смешаю кровьУстам, иссохнувшим от жажды.Что было, будет вновь.Что было, будет не однажды.

30 марта 1907

Халдейская песня

Халдейский царь (соло)

У меня ли не житье!Все казенное – мое!Государство – это я,И над всеми власть моя.

Халдейские люди

А у нас-то вот житье!Что встаем, то за вытье.Мы несем во все места,А мошна у нас пуста.

Халдейский царь

Не пойти ль мне на войнуВ чужедальную страну,Злата, серебра добыть,Чтоб еще богаче быть?

Халдейские люди

Собирают нашу рать,Знать, нам время умирать.Нас погонят на войнуЗа халдейскую казну.

Халдейский царь

Что там? Вздумали роптать?Стройся, верная мне рать!Поострей точи мечи!Бей! коли! руби! топчи!

Март 1907

Чертовы качели

В тени косматой елиНад шумною рекойКачает черт качелиМохнатою рукой.

Качает и смеется,Вперед, назад,Вперед, назад.Доска скрипит и гнется,О сук тяжелый третсяНатянутый канат.

Снует с протяжным скрипомШатучая доска,И черт хохочет с хрипом,Хватаясь за бока.

Держусь, томлюсь, качаюсь,Вперед, назад,Вперед, назад,Хватаюсь и мотаюсь,И отвести стараюсьОт черта томный взгляд.

Над верхом темной елиХохочет голубой:«Попался на качели,Качайся, черт с тобой».

В тени косматой елиВизжат, кружась гурьбой:«Попался на качели,Качайся, черт с тобой».

Я знаю, черт не броситСтремительной доски,Пока меня не скоситГрозящий взмах руки,

Пока не перетрется,Крутяся, конопля,Пока не подвернетсяКо мне моя земля.

Взлечу я выше ели,И лбом о землю трах.Качай же, черт, качели,Всё выше, выше... ах!

14 июня 1907

«Улыбкой плачу отвечая...»

Улыбкой плачу отвечая,Свершая дивный произвол,Она была в гробу живая,А я за гробом мертвый шел.

Тяжелые лежали камни,Лиловая влеклася пыль.Жизнь омертвелая была мне —Как недосказанная быль.

И только в крае запредельномЖизнь беззакатная цвела,Вся в упоеньи дивно-хмельном,И безмятежна, и светла.

30 июня 1907

К оде «Многострадальная Россия»

Взываю к русскому народу, —Внимай, Россия, песнь мою,Внимай – торжественную одуТебе я медленно пою.

Воспеть хочу твои страданья,Твою тоску и нищету,И вековое ожиданье,И жертв бессильную тщету.

Визгливым воплям лютой болиПодобен ропщущий напевВзращенных в вековой неволеТвоих суровых жен и дев.

Но кто же муки затевает,И кто тиран, и кто палач?Чья воля песню запевает,В которой слышен только плач?

Что это – хохот иль рыданье,Или звериный дикий вой,Иль хохот леших, иль рыканьеБыков рогатых за стеной?

Издевка, бешенство и злоба,Рыданья, стоны и тоска, —Кого же извела из гробаНеумолимая рука?

Что это – лица или хари,Улыбки иль клыков оскал?Удел какой же бедной твариГосподь в веках предначертал?

l8 марта 1896 – 12 декабря 1907

«Под сенью тилий и темал...»

Под сенью тилий и темал,Склонясь на белые киферы,Я улыбаясь задремалВ объятьях милой Мейтанеры,

И, затаивши два огняВ очах за синие зарницы,Она смотрела на меняСквозь дымно-длинные ресницы.

В передзакатной тишине,Смиряя пляской ярость Змея,Она показывала мне,Как пляшет зыбкая алмея.

И вся бела в тени темал,Белей, чем нежный цвет кифера,Отбросив скуку покрывал,Плясала долго Мейтанера.

И утомилась, и легла,Орошена росой усталой,Склоняя жемчуги челаК благоуханью азры алой.

17 января 1908

«Пришла опять, желаньем поцелуя...»

Пришла опять, желаньем поцелуяИ грешной наготыВ последний раз покойника волнуя,И сыплешь мне цветы.

А мне в гробу приятно и удобно.Я счастлив, – я любим!Восходит надо мною так незлобноКадильный синий дым.

Басит молодожен, румяный дьякон,Кадит со всех сторон.Прекрасный лик возлюбленной заплакан,И грустен, и влюблен.

Прильнет сейчас к рукам, скрещенным плоско,Румяный поцелуй.Целуй лицо. Оно желтее воска.Любимая, целуй!

Склонясь, раскрой в дрожаньи белой грудиДва нежные холма.Пускай вокруг смеются злые люди, —Засмейся и сама.

27 апреля 1908