Райнер Мария Рильке - Новые стихотворения Страница 31

* * *

Снова и снова, хотя страна любви нам знакома, —помним мы жалобный звук имен на кладбище тихоми молчаливо-грозную пропасть, в которую преждемногие рухнули, — снова вдвоем мы выходим из дома,и под могучим деревом ляжем мы сноварядом с цветами, напротив громадного неба.

Ода Белльману

Пой Белльман! Я не видел никогда,как дремлет лето на мужской ладони.Как зиждут архитравы на колонне, —ты на плечах выносишь без трудавсю радость. Эта ноша — нелегка:мы, Белльман, — не подобье мотылька,я это признаю, не споря.И счастья полнота и тягость горяимеют вес.

Побольше жизни, Белльман, дай сполнавсем насладиться, что нам жизнь дарила:тащи фазана, тыкву, кабана,и прикажи, о царственный кутила,чтобы звезда в беседку к нам светила,и чтобы хмеля буйственная силаиграла в пене дивного вина.

А Инга, Белльман? Славный куш сорву,ручаюсь я, мой пыл соседка чует,благоухает, манит и волнует.Так теплый ветер гладит мураву.Ночь близится, она меня целует.Да, Белльман, я живу!

Вон кашляет приятель. Ну, и что ж?Послушаем. Забавная трещотка!Подумаешь, чахотка!Мы любим жизнь, и нас не припугнешь.Умрет? Ну, что же, ведь и я умру.Он долго жизни вешался на шею,бесстыдница прильнет к его бедруи ляжет с ним. Мы тоже ляжем с неювсе — чередом,и это все — к добру!

И слово «смерть» — исправь.Но пусть медлительно звучат гавоты,мы празднуем прощанье. Белльман, ноты,как звездный ковш, перед глазами ставь.Мы беспечально сходим в мир дремоты,чтобы прославить явь!

Кувшин слез

Старшим братьям моим доверили многое люди.Вина и масло хранит сводчатая пустота.В самом малом сосуде, в самом стройном сосудекопятся слезы: слезам я подставляю уста.

Пусть густеет вино и масло становится чище.Что же слезы мои? Будут копиться и впредь.Слезы меня ослепят, источат стенки жилища.Стану хрупок и сух, чтобы потом опустеть.

* * *

Целый мир в лице моей любимой —был и вот внезапно расплескался:мир вовне, мир больше необъятен.

Что же я не пил, подняв, как чашу,милый лик, прекрасным миром полный,мир, что уст моих почти касался?

Ах, я пил. Я пил неудержимо.Но и я был переполнен миром,и мой мир через меня пролился.

Ночное небо и звездопад

Сверх меры мир в пространстве небосвода,запасы света в дальних закромах.Как странно нам величие исхода,но как близки прощание и страх!

Звезда упала. На устах у всехза нею вслед желанье просияло:что истекло и что нашло начало?Кто провинился? Чей искуплен грех?

Антистрофы

О, женщины, вы чередоюскорбной меж нас идете,не счастливее нас, но все женам даруя блаженство, словно блаженные.

Отчего,чуть появился любимый,вы так богаты грядущим?Клад его нерасточим.Даже знающий дальдо неподвижной звездыизумляется, видя впервыесферу вашего сердца.Как вы в толпе сберегли его?Вы — кладезь истоков и ночи.

Неужели именно васв далеком детствестарший брат — грубиянв школьном толкал коридоре?Вы неизменны.

Мы еще в детствеувечили души свои,вы были, как хлеб причащенья.

Отголосок детстване умолкал в вас. Внезапновы восставали, как господомвмиг завершенное чудо.

Мы — как обломок горы,как острый свежий осколоккамня, искусной рукойсчастливо подчас отграненный,мы — как каменный град,сурово примявший цветы.

Цветы подземельной державы,любимые всеми корнями,вы — Эвридикины сестры,в священный миг поворотавслед за супругом своим.

В вечном раздоре с собой,мы любим раздор, которыйрождает новый раздор.Мы словно меч в изголовьеспящего гнева.

Вы — почти нам охрана,когда все отступились. Тенистымдеревом сна мысль о васосеняетвсех одиноких.

* * *

Жизни пути… Пеший путь обернулся полетом к вершинам.Вот этот взлет над медлительным краем возник.Мы еще плачем над нашим разбитым кувшином,но уже в праздной ладони трепещет родник.

Тихо я пью из ладони, из родственной чаши.В линиях этих судьба все мои тайны свела.Знает судьба, что поступки оплачены наши.И оттого вода, меня отражая, светла.

Прячу сиянье мое в послушные руки,но моя черная тень ускорила бег.Я, легковерная, с нею прощаюсь без мукии к земле припадаю навек.

Элегия

Марине Цветаевой-Эфрон

О растворенье в мирах, Марина, падучие звезды!Мы ничего не умножим, куда б ни упали, какой быновой звездой! В мирозданье давно уж подсчитан итог.Но и уменьшить не может уход наш священную цифру:вспыхни, пади, — все равно ты вернешься в начало начал.Стало быть, всё — лишь игра, повторенье, вращенье по кругу,лишь суета, безымянность, бездомность, мираж?Волны, Марина, мы море! Звезды, Марина, мы небо!Тысячу раз мы земля, мы весна, Марина, мы песня,радостный льющийся звон жаворонка в вышине.Мы начинаем, как он, — осанной, — но темная тяжестьголос наш клонит к земле и в плач обращает наш гимн.Плач… Разве гимну не младший он брат, — но склоненный?Боги земли — они тоже хотят наших гимнов, Марина.Боги, как дети, невинны и любят, когда мы их хвалим.Нежность, Марина, раздарим себя в похвалах.Что назовем мы своим? Прикоснемся дрожащей рукоюк хрупкому горлу цветка. Мне пришлось это видеть на Ниле.Как спускаются ангелы и отмечают крестами двери невинных,так и мы — прикасаемся только к вещам: вот эту не троньте.Ах, как мы слабы, Марина, отрешены — даже в самыхчистых движеньях души. Прикоснуться, пометить — не больше.Но этот робкий порыв, когда одному из нас станетневмоготу, когда он возжаждет деянья, —жест этот мстит за себя — он смертелен. И всем нам известнаэта смертельная сила: ее сокровенность и нежность,и неземной ее дар — наделять нас, смертных, бессмертьем.Небытие… Припомни, Марина, как частоволя слепая влекла нас сквозь ледяное преддверьеновых рождений… Влекла — нас? Влекла воплощенное зренье,взгляд из-под тысячи век. Всего человечьего родасердце, что вложено в нас. И как перелетные птицы,слепо тянулись мы к дальней невидимой цели.Только нельзя, Марина, влюбленным так многознать о крушеньях. Влюбленных неведенье — свято.Пусть их надгробья умнеют, и вспоминают под темнойсенью рыдающих крон, и разбираются в прошлом.Рушатся только их склепы; они же гибки, как лозы:их даже сильно согнуть значит сделать роскошный венок.Легкие лозы на майском ветру! Неподвластныистине горького «Вечно», в которой живешь ты и дышишь.(Как я тебя понимаю, о женский цветок на том женеопалимом кусте! Как хочу раствориться в дыханьеветра ночного и с ним долететь до тебя!)Исстари боги внушали нам — все вполовину!Мы ж налились дополна, как полумесяца рог.Но и когда на ущербе, когда на исходе, —цельность сберечь нашу может лишь он — одинокий,гордый и горестный путь над бессонной землею.

* * *