Константин Фофанов - Стихи и поэмы Страница 32

15 декабря 1887

ДУМА В ЦАРСКОМ СЕЛЕ

С природою искусство сочетав,Прекрасны вы, задумчивые парки:Мне мил ковер густых, хранимых травИ зыбкие аллей прохладных арки,Где слаще мир мечтательных забав,Где тень мягка и где лучи не ярки,

Где веет всё давно забытым сномИ шепчутся деревья о былом.

Сад, как вино, — чем старше, тем милей,Тем больше в нем игры и аромата.Особенно он дорог для очей,Когда искусство несколько помятоЗавистливым соперником людей —Природою, которая богата

Неряшеством и чудесной красотой,И гордостью, доступной ей одной!

Таких садов близ царственной НевыДовольно есть. Сады увеселений —Кумирни мелкой прессы и молвы —Затмили их… Так фокусника генийСвет разума и мудрость головыТмит мудростью лукавою движений.

Но славу тех резвящихся садовПереживут сады больших дворцов.

Меланхоличен Царскосельский сад,И тем милей мечтателям угрюмым.Он вас чарует прелестью баллад,Приветствует спокойно-важным шумом,В нем вечером люблю встречать закат,Предавшися своим певучим думам.Войдемте же в него мы. Много в немИ выходов и входов есть кругом.

Ведущие в ласкающую даль,Как хороши тенистые аллеи!

Там, что ни шаг, то будят в вас печальУгасших лет невинные затеи.То пруд блеснет, прозрачный как хрусталь,То статуя Амура иль ПсихеиНа вас глядит, кокетливо грустя, —Столетнее бездушное дитя!А там, в тени благоуханных лип,Стена и вал искусственной руины,

Где бледный мох и толстогубый грибУже взросли для полноты картины.

Мы нечто там еще встречать могли б,Когда бы страж таинственной долины,Ютящийся в развалине с семьей,Не наблюдал за скромной чистотой.А дальше ряд душистых цветников,Подстриженных акаций изгородки,И мостики над зеркалом прудов,А на прудах — и лебеди, и лодки,

И в сумраке задумчивых кустовПечальный лик склонившейся красотки.

Она грустит над звонкою струей,Разбив кувшин, кувшин заветный свой.Она грустит безмолвно много лет.Из черепка звенит родник смиренный,И скорбь ее воспел давно поэт,И скрылся он, наш гений вдохновенный,Другим певцам оставив бренный свет.А из кувшина струйка влаги пенной

По-прежнему бежит не торопясь,Храня с былым таинственную связь.

О, время, время! Вечность родилаТебя из мглы бесчувственного лона.Ты вдаль летишь, как легкая стрела,И все разишь: чужда тебе препона!Давно ли здесь кипела и цвелаИная жизнь? У женственного трона

Писатели, министры и князьяТеснилися, как важная семья.

То был рассвет и вкуса, и ума.От Запада текло к нам просвещение,Императрица, мудрая сама,Устав от дел, искала вдохновенья:И роскошь мод, как сладкая чума,Объяла всех восторгом увлеченья,

И жизнь текла, как шумный карнавал,И при дворе блистал за балом бал.

И снится мне, что ожил старый сад,Помолодели статуи в нем даже.У входов стройно вытянулись в рядЗатейливых фасонов экипажи;В аллеях томных вкрадчиво шумят…Мелькают фижмы, локоны, плюмажи,

И каламбур французский заключенВ медлительный и вежливый поклон.

Огни сверкают факелов ночных,Дрожащий свет скользит в кустарник тощий,Меж гордых жен в нарядах дорогих,Украсивших искусственные рощи,Подобного рою бабочек цветных, —Одна скромней, приветней всех и проще,

И белое, высокое челоЕе, как день безоблачный, светло.

Года прошли… Погибли все давноПод легкою секирою Сатурна.Всем поровну забвение дано,Но не у всех промчалася жизнь бурно,Не каждым все земное свершено,Не каждого оплакивалась урна,И люди вновь родились, чтоб опятьЗлословить, петь, влюбляться и страдать.

Да, жизнь — вечна, хоть бродит смерть кругом!Не знает мир, состарившись, утраты…

На рубище природы роковомМы — новые, непрочные заплаты.В нас даже пятница, старые притом:Из лоскутков отброшенных мы взяты.Ах, экономна мудрость бытия:Всё новое в ней шьется из старья!И снится сон другой душе моей:

Mнe чудится — во мгле аллей старинных,На радостном рассвете юных днейОдин, весной, при кликах лебединых,Мечтатель бродит… Блеск его очейИз-под бровей, густых и соболиных,Загар лица, курчавый пух ланит…Всё в нем луше так много говорит!

Рассеянно к скамье подходит он,С улыбкою он книгу раскрывает,Задумчивостью краткой омрачен,Недолго он внимательно читает…Из рук упал раскрытый Цицерон…Поэт поник, и что-то напевает.

И вот, смеясь, набросил на листеПослушный станс невинной красоте.

Святая тень великого певца!Простишь ли мне обманчивые грезы?Уж ты погиб, до горького концаСокрыв в груди отчаянье и слезы.Но — вечен луч нетленного венцаВо тьме глухой житейских дум и прозы,

И славные могилы на земле,Как звезды в небе, светят нам во мгле.

Счастливые! Их сон невозмутим!Они ушли от суетного мира,И слава их, как мимолетный дым,Еще пьянит гостей земного пира.И зависть зло вослед смеемся им,И льстивый гимн бренчит небрежно лира.

Но клевета и лесть, как жизнь сама,Не тронут им ни сердца, ни ума!

А сколько лиц без славы в глубь могилУшло с тех пор, как этот парк унылыйГостеприимно сень свою раскрыл!Здесь мальчиком когда-то брат мой милыйГулял со мной… Расцвел — и опочил!Он, нежный друг, согретый юной силой,

Желавший жить для дружбы и добра,Он смертью взят от кисти и пера…

Прости, прощай, товарищ детских лет!Под бурями мучительного рокаСлабею я, в глазах темнеет свет:Я чувствую, что срок мой недалеко!Когда в душе предсмертный вспыхнет бред,Увидит ли тебя больное око?

Придешь ли ты, чтоб в мир теней вестиУсталого на жизненном пути?!

1889

Царское Село

РЕВНИВЫЙ МУЖ

Не заря с зарей сходилася,Синим морем заглядясь;На красавице боярышникеМолодой женился князь.

Да недолго с нею нажился,В очи ясные глядел;Променял он ложе брачноеНа колчаны вражьих стрел.

Подступила к стогнам киевскимПеченежская орда,И поехал князь на ворогаТратить силы и года.

Бьется долго ли, коротко ли,Возвращается домой.Растерял дружину верную,В мыле конь его лихой.

Повстречалися две странницы,Молвят: "Здравствуй, славный князь!Ты к княгине-бесприданницеПоезжай не торопясь.

Там не много встретишь радости,Мы из терема сейчас.В честь твоей ли, княже, младостиМеды пили там не раз?

Ты оставил много золота,Mного всякого добра…Да в недобрый час случилосяЕхать князю со двора!

Из подвалов клады ценные,Из конюшен кони всеУтекли куда — неведомо,Словно грезы по росе.

Свет-княгиня платья красныеИзносила без тебя,Жарче солнца разгоралася,Друга нового любя!”

Князь нахмурил брови черные,Шлем надвинул на глаза.То не волны расшумелися —В сердце вспыхнула гроза.

Он быстрее ветра буйногоВ терем княжеский идетИ затворы самодельныеРазмыкает у ворот.

Спят покои сном таинственным,Только грустная лунаСмотрит в окна, как преступницаУличенная, бледна.

Входит князь во дверь дубовую,По царьградскому ковру —В спальню, к пологу желанному,К заповедному одру.

Крепко спит княгиня юная,В грезах дышит горячо.Точно змеи, косы черныеУпадают на плечо.

Славный князь глядит, нахмурился,В сердце холод и тоска,И взялась за меч воинственныйЗадрожавшая рука.

Он глядит и думу думает,Злобу темную тая:"Ты ждала ль меня, изменница,Подколодная змея?

Наложу печать я мертвуюНа горячие уста,Побледнеешь ты, румяная,Как венчальная фата”.

И на шею лебединуюТяжко рухнул княжий меч.И, не белая жемчужина —Голова упала с плеч!

А красавица княгинюшкаЧесть, как схимница, блюла,Всё ждала супруга милого,Всё до нитки сберегла.

В кладовых лежит нетронутымВсе хозяйское добро:В бочках пиво, меды крепкие,Жемчуга и серебро.

Красны платья не изношены,Утварь звонкая цела,И шелками скатерть вышитаДля дубового стола.

Спят покои сном таинственным,Только тихая лунаСветит в окна, как покойницаНеподвижная, бледна.

Грустно князю одинокому,Ретивое жжет укор.Он коня седлает быстрого,Выезжает на простор.

Выезжает в поле чистое,Пышет жизнью вольный конь.А у князя взор туманится,Душу высушил огонь.

То не призраки холодные,Не туманы от земли —Две наветчицы, две странницыПоказалися вдали.

"Стойте, лютые разлучницы!Здесь устанете вы навек!” —Молвил князь и вещим странницамГневно головы отсек!

Март 1892