Адам Мицкевич - Стихотворения и поэмы Страница 34

То взроет дно, сражаясь неустанно.

Скала ему дороги не дает,

Войдя в песок до половины стана,

И продолжает Неман голубой,

Не отступая, вековечный бой.

У немцев, неудачей раздраженных,

Еще один, резервный был отряд.

Сам фон Книпроде возглавляет конных,

Литовцев силы новые теснят.

В рядах бойцов, сраженьем утомленных,

Царит смятенье. Строй литовский смят.

Но клич неведомого исполина

Услышала литовская дружина.

Все взоры на него устремлены:

Муж на коне – как ель на круче горной.

Как ветви долу клонятся, темны,

Так ниспадает плащ его.просторный…

И плащ его и шлем его – черны,

И конь под ним горе подобен черной.

Клич прогремел, как троекратный гром.

Кому ж своим послужит он мечом?

И черный рыцарь за тевтоном мчится;

Доносятся до слуха с тех сторон,

Где щедро сеет смерть его десница,

То звон железа, то протяжный стон.

Там – стяг упал, а здесь – шишак рогатый.

Уже враги бегут, страшась расплаты.

Проникший в лес могучий лесоруб

В широкошумной зелени потонет,

Но упадет с протяжным гулом дуб,

Ствол за стволом под топором застонет,

И человек средь поредевших куп

Появится и в пень топор свой вгонит…

Так пролагал дорогу под горой,

Круша врагов, неведомый герой.

К победе, рыцарь, оживи стремленье:

Грозит литовским воинам позор!

В сердца мужей вдохни ожесточенье!

Тяжелых копий и мечей забор

Разрушен в прах. Пылая жаждой мщенья,

По полю брани рыщет командор.

Навстречу – князь, меча не опуская…

Сейчас начнется схватка роковая.

Литавор нападает, разъярясь,

Но командир стреляет из пищали.

О, горе, горе! Меч роняет князь.

Взглянув на них, литовцы задрожали.

На помощь князю не пришли, смутясь,

И повода персты не удержали.

В тяжелом шлеме голову клоня,

Литавор наземь падает с коня.

Безвестный рыцарь застонал и тучей

На командора яростно летит.

Свистит клинок, трещит немецкий щит…

Недолгий бой! Один удар могучий

И командор во прахе под конем,

И черный конь дробит броню на нем!

Вот победитель свиту и прислугу

Расталкивает, и глядят они,

Как тот окровавленную кольчугу

Снимает с князя, разорвав ремни.

В себя приходит раненый. Туманный

Блуждает взор. Струится кровь из раны.

И вот рука, холодная как лед,

Надвинув снова на лицо забрало,

Слуг отстранив и гневно и устало,

Немея, руку Рымвидову жмет.

И слышит Рымвид: "От людского взора

В груди, старик, до гроба тайну скрой.

Везите в замок! Час настал. Я скоро

Навек расстанусь со своей душой!"

И Рымвид смотрит, недоумевая,

Озноб его охватывает вдруг:

От слез влажна, десница ледяная

Выскальзывает из дрожащих рук…

Не в силах Рымвид вымолвить ни слова

То не был голос князя молодого!

Поводья черный рыцарь старику

Вручает, князя обхватив рукою.

По сторонам не глядя на скаку,

К дороге мчится с ношей дорогою;

Из-под ладони кровь бежит ручьем…

На двух конях они летят втроем.

И горожане путь им преградили,

У городских ворот встречая их,

Но всадники, взметая вихри пьи л,

Помчались к замку на конях лихих.

Подъемный мост за ними опустили,

И рыцарь повеление дает

Ни перед кем не отворять ворот.

С победой возвращаются отряды.

Но воины в столицу на мечах

Не принесли на этот раз отрады:

На лицах скорбь, сердца стесняет страх.

В тревоге спрашивает горожанин:

Что с князем? Жив ли? Тяжело ли ранен?

Мост подняли, задвинули засов.

Нельзя проникнуть в замок. С топорами

И пилами бойцы сбегают в ров:

И лиственницы падают рядами,

И слышен треск подрубленных стволов…

Привозят бревна и щепу возами

И тащат в город хворост на плечах,

И встречными овладевает страх.

У храма бога, свищущего в тучах,

И гневного владыки гроз гремучих,

Где точит кровь коней или волов

На зорях жрец коленопреклоненный,

Горою встал костер, нагроможденный

Превыше набежавших облаков.

В средине дуб, к нему прикован пленный,

Тройную должен искупить вину.

Магистра дерзкого посол надменный,

Тевтонский вождь, затеявший войну,

Убийца князя, чтимого в народе,

Да сгинет трижды Дитрих фон Книпроде!

У мещанина, рыцаря, жреца

Одни надежды и одни страданья:

Одной и той же мукой ожиданья

Томятся их тревожные сердца.

Не ослабляя ни на миг вниманья,

Ждут горожане вести из дворца.

Мост опустился, и труба запела,

И похоронный двинулся кортеж:

Несут, несут безжизненное тело,

День почернел от траурных одежд,

Лишь ткань покрова пурпуром горела

И меч блестел. Но неподвижных вежд

Рыдавшая толпа не увидала:

Лицо скрывало плотное забрало.

Смотрите, вот глава народа! Где,

В каком краю найдется мощь такая?

С кем вам, литовцы, заседать в суде,

Тевтонов гнать и воевать Ногая?

Обычаев твоя родня в беде

Не помнит, стариной пренебрегая:

Не так в последний путь, о государь.

Князей Литвы мы провожали встарь!

Что ж не ступает твердою стопою

Оруженосец верный твой в огонь

И на костер не всходит за тобою

С пустым седлом олененогий конь?

Где псы, что ветер встречный рассекали?

Где сокол твой таится в час печали?

Уж тело на костре. Льют молоко.

Медовые выдавливают соты.

Слышны труба и флейта далеко.

Поют во славу князя вайделоты.

Зажегся факел. Жрец занес кинжал.

Вдруг: "Стойте!" – черный рыцарь закричал.

Кто этот муж? Народ в недоуменье.

Дружина незнакомца узнает:

"Вчера его мы видели в сраженье,

Князь ранен был. Он кинулся вперед…

Дружине бы не избежать позора,

Да из седла он вышиб командора…

Мы ничего не ведаем о нем…

Его коня и плащ мы узнаем…

Не знаем – кто он и откуда родом…

Смотрите все! Он хочет снять шелом!"

Литавор-князь стоит перед народом!

Молчит народ, как громом поражен,

Затем, очнувшись, всколыхнулся он,

Приветствуя воскресшего героя,

Крик сотрясает небо голубое:

"Литавор жив!" Сверкает шелк знамен.

А он стоит, склоняя лик свой бледный.

Еще разносит эхо гул победный…

Князь подымает взор, благодаря

Дружину и народ улыбкой странной,

Не той улыбкой – светлой и желанной

И радостной, как вешняя заря,

Но словно силой привлеченной, словно

Рожденной, чтобы отлететь в тоске,

Улыбкой слабой, как цветок бескровный,

Увядший у покойника в руке.

"Зажечь костер!" Восходит к солнцу пламя.

Князь продолжает: "Знайте, кто она

Чья плоть в огне сгорает перед вами!

Герой по духу, красотой – жена,

Она, как муж, несла доспехи эти…

Я отомстил, но нет ее на свете!"

И падает в огонь на милый прах,

И погибает в дымных облаках.

[1 Пусть читатель имеет в виду, что это речи языческие, направленные против немецкого рыцарства и объясняемые ниже в примечаниях.]

ЭПИЛОГ ИЗДАТЕЛЯ

Мой читатель, ты в повесть вникал терпеливо.

Но концом недоволен. Что ж, это не диво;

В лабиринте событий заблудится разум,

Не насытишь тогда любопытства рассказом.

Как случилось, что войско доверил Гражине

Князь, так поздно пришедший на помощь дружине?

Своевольно ли князя жена заместила

И в ночи против немцев меч-и обратила?

Понапрасну, читатель, ты ищещь ответа!

Знай, что автор, кем повесть изложена эта,

Живший в те времена, для потомства украдкой

То, что видел и слышал, записывал кратко.

В тайну он не проникнул внимательным взором,

Почитая догадки обманом и вздором.

От него унаследовав рукопись эту,

Выдать я наконец порешил ее свету,

Чтоб доставить, читатель, тебе развлеченье.

Приложив к ней, однако, свое добавленье.

Я расспрашивал всех, кто доверья додтоин.

В Новогрудкс один лишь дряхлеющий воин

Рымвид – знал кое-что, но молчал он об этом,

Видно, связан присягою или обетом.

Вскоре умер старик. Но другого случайно

Встретил я человека, владевшего тайной:

Паж княгини присутствовал в замке в то время.

Почитал он молчанье за тяжкое бремя,

Я следил за теченьем рассказа живого

И записывал бережно каждое слово.

Что здесь правда, что вымысел – кто же рассудит?

Уличит кто во лжи, мне обидно не будет:

Расскажу все, как было услышано мною,

Не прибавлю ни слова, ни слова не скрою.

Вот как паж говорил мне: "Княгиня в тревоге

Долго мужа молила, упав ему в ноги,

Чтоб не звал он врагов на литовскую землю,

Но упрямился князь, ей с насмешкою внемля:

"Нет и нет!" Не сменил, видно, гнева на милость,

И от князя супруга ни с чем удалилась.

Понадеясь, что он переменит решенье,

Мне тотчас отдала госпожа повеленье

Прочь отправить послов. Оба мы виноваты,