Коллектив авторов - Поляна № 2(2), ноябрь 2012 Страница 36

Я весь день под надзором Анфисы драю квартиру, машу веником, тру тряпкой. Я никогда этого не делала прежде, как это скучно и утомительно! Бытовуха. И никакой поэзии. Анфиса, оказывается, работает главной над уборщицами в жилищной конторе. Она любит, когда все блестит, и, если замечает пылинку, разражается истерикой. У меня спину ломит и нос от пыли чешется. Я хочу домой, к своему пауку, но уже решила, что без Тимофея не уйду. От него пахнет моим мужем, он такой же хозяйственный. Он все тащит в дом. Вот сегодня принес два бидона, говорит, сдаст на металлолом. Когда Анфиса уходит на работу, я остаюсь с ним наедине, с Тимофеем. Мы стоим на балконе, и я, перегнувшись через перила, высматриваю в снегу белую кошку. Кружится голова. Он стряхивает искорки от сигареты, они тают, не упав на землю. Я замечаю вдалеке на горизонте Голодный мост, такой высокий, выше, чем деревья. Тимофей кладет руку мне на плечо.

– Я тебе нравлюсь? – спрашиваю.

– Чую, не будет с тебя проку. К тому же ты плохо пахнешь! – он морщит нос.

– Что?! – я отталкиваю его и убегаю.

Я, наверное, красивая. Я видела в зеркало свои лопатки и плечи цвета топленого молока. А Тимофей все интересуется, не дочь ли я олигарха. Говорит, у олигархов много денег, а ему надо машину чинить. Я отвечаю, что прошлое – березовые листья, мелкие монетки, которые ржавеют под снегом.

Мы идем через парк. Анфиса выгнала меня как никудышную уборщицу. Тимофей пошел немного проводить. Я все оглядываюсь на свои аккуратные следы на снегу.

– Ты странная, я тебя совсем не понимаю, – он пожимает плечами. – Хотя, – задумчиво добавляет Тимофей, – мне однажды приснилось, что я упал с моста, а до этого – все дни, как болотная тина.

– Правда? – я резко останавливаюсь. Он вынимает из кармана галету и разламывает.

– Хочешь?

Я беру. Мой муж любил такие. Он всегда их грыз.

– Жаль, что не вышло с тебя прока. Ну, прощай. Где жить будешь?

Я пожимаю плечами и бегу к Голодному мосту.

А вокруг него дрожит земля, алчные чудища – бульдозеры и подъемные краны – сползаются со всех сторон, отплевываясь снегом, вгрызаясь в почву, ждут своего часа. Влюбленные на парапете грустны и молчаливы.

– Скоро меня не будет, – хрипло скрипит мост. – И ноженьки мои иссохли, так и не познали они ласковой реченьки. Кусал их ветер, колол их дождь.

– Мост, мост! – я бросаюсь к нему и обнимаю железную балку. – Тимофей – мой муж! Тебе это известно лучше всех! Но мы не вместе! Это нечестно!

– Сегодня-завтра меня разберут на части, и не увидеть мне никогда больше реченьки.

– Я разве теперь не молода? Я разве теперь не красива? – исступленно шепчу и не слышу его голоса:

– О, если б мог я выкорчевать из земли свои ноженьки и пойти к ней, к моей реченьке, я бы отдал все, только б коснуться ее песчано-нежного берега. Но где же она течет?

– Я несчастна, мост, что мне делать? Броситься ли снова вниз, на асфальт, и уж тогда ты не вмешивайся, пусть я расшибусь в лепешку.

– Вот только трупов мне не хватало, – ворчит мост. – Мои горести выслушать никто не желает, а я – так всех утешать должен! Ты подумай, зачем тебе Тимофей? Вы с ним вовсе не пара. Он нашел жену по себе.

– Ах, если б я знала, как привести к тебе речку, я бы…

Когда Анфиса открыла мне дверь, я оттолкнула ее прочь, я оказалась сильнее. Я схватила Тимофея за руку и увела с собой:

– Идем, не прогадаешь! Я все вспомнила, с меня теперь будет прок.

При слове «прок» глаза Тимофея загорелись. Мы взобрались на Голодный мост.

– Зачем ты оставил меня? Ведь ты – мой муж, и должен быть только со мной! – Я подвела его к парапету.

– Не выдумывай, какой я тебе муж. Ты – старая крыса! – он отшатнулся.

– Какая же я старая?

– Ты пахнешь размокшими в чае сушками, как пахнет от стариков.

– Тимофей, когда ты исчез, я все нюхала ветер, я пыталась говорить с пауком, я ловила каждый шорох, надеясь на твое возвращение, а потом решилась броситься с моста. Я ненавидела этот мост, я винила его, что он тебя украл. Помнишь, как мы оба были крысами и жили в доме с пауком? Ты тоже, наверно, от безысходности, прыгнул, но раньше меня, и стал тем, кто ты сейчас. Это все Голодный мост! Прыгнув с него, ты стал человеком! Я тоже прыгнула с моста, чтобы найти тебя. Я думала, умру, но оказалась в другой жизни. Ты ведь знаешь, что происходит, если крыса падает с Голодного моста! Я тоже стала человеком! Эта жизнь не наша с тобой, пойми, не для нас, мы должны вернуться к нам прежним. Я хочу назад! Но с тобой! Скажи ему, мост, скажи Тимофею, кем он был! Ведь он не верит мне! – прошу я.

Но мост молчит, и ветер подглядывает из кустов, и пара влюбленных застыла рядом у парапета. И я беру Тимофея за руку:

– Давай прыгнем вместе, прыгнем сейчас же! И вернемся в нашу жизнь!

– Ты сумасшедшая! И с чего ты взяла, что я хочу назад? – он отдергивает руку, его глаза становятся огромными и круглыми, как блюдца.

– Нет, я твоя жена! – я тянусь к нему, тянусь, он отталкивает. Поскальзываюсь и лечу вниз, через парапет, и падаю. И приземляюсь на четыре лапы – ай, кости хрустят! – и коготками царапаю снежную наледь, и взмахиваю хвостом – непривычно! – и ползу прочь по дороге. И оглядываюсь, и Тимофея уже не вижу на мосту, и под мостом тоже не вижу, и нигде…

– Эй, старая крыса! – кричат влюбленные мне вслед. Я больше не обижаюсь. Это моя жизнь.

А в доме паук уж все оплел паутиной, и я сплю теперь в ней, как в гамаке. Я вернулась. А следом за мной пришла весна. И дорога стала руслом реки, и гладила ноги моста, и обнимала его. И я все смотрела в окно и прислушивалась к ее журчанию. А скоро наступит лето. И дорога иссохнет… А потом Голодного моста не стало, его разобрали на части. А влюбленная парочка ко мне часто в гости заглядывает. Садятся на подоконник и воркуют. Приносят всякие сплетни на хвостах. Голуби. Что с них взять! Они мне рассказали как-то, что Тимофей теперь в психушке живет. Его туда Анфиса отвезла, потому что он всем рассказывал, что его бывшая жена превратилась в настоящую крысу. Я, может, однажды и навещу его. Ах, как лень! Я лучше буду на яблоньку смотреть, которая за окном расцвела.

Ольга Кузьмичева-Дробышевская. Кружева голубиных следов на асфальте

Кружева голубиных следов

на асфальте, на тонком снегу,

словно вязь неразгаданных слов

херувим обронил на лету.

А поэт подобрал… как в бреду,

в городском лабиринте домов,

он упавшую с неба звезду

отыскал среди птичьих следов.

И на лист, отражающий свет,

лёг узор – по наитию – прост…

Голубиный завьюжило след,

а стихи долетели до звёзд.

Станислав Заречанский. В деревне

Астры в клумбе в сборе,

Лето во дворе!

На сухом заборе

Солнцем кот пригрет.

Вдаль коров текучка,

До иных широт…

Если бы не скучно,

Я б ушёл в народ.

Я бы жил, да сеял,

Если бы не век,

Где мирком расселен

Грешный человек.

Я б ходил в рубашке,

Чтоб дышала грудь.

Мог бы чёрной пашне —

В душу заглянуть.

Смог бы оказаться

В тишине полей,

Но цивилизация,

Знать, меня сильней…

Где искать мне счастье?

И куда идти?

И по чьей мы власти

На земле гостим?

Владимир Эйснер. Метеорит и полярная ива

В молодости работал я в обсерватории Е. К. Федорова на мысе Челюскина и задачей моей во время четырехмесячной полярной ночи было снимать специальной камерой северные сияния.

Кроме сияний на пленку попадали луна, яркие звезды и святящиеся шары и спирали, которые мои старшие товарищи идентифицировали как горящие «синим пламенем» ступени ракет-носителей.

Я все надеялся, что камера заснимет и НЛО, рассказы о которых стали притчей во языцех, а на стенке перед пультом управления камерой висела «Памятка наблюдателю», объясняющая, что делать, что включать и что выключать при появлении НЛО.

И вот однажды высоко в стылом небе возникла огненная булава с длинным дымным концом. С шипеньем и грохотом это оранжевое копье прошило зеленые ленты сияний на западе и скрылось на востоке.

Видение это продолжалось едва ли более минуты, но фотокамера работала в обычном режиме и задокументировала время появления и следы пролетевшего неизвестного объекта.

«Ученые разберутся», – решил я и отослал пленку в Москву, а сам, в ожидании волнующих известий, засел за популярную литературу и проштудировал все известное об НЛО, летающих машинах древних и метеоритах.

Ответ из Москвы не заставил себя ждать и был неожиданным для меня: на проявленной пленке обнаружился не НЛО, а след болида. Так называются крупные, весом до нескольких сотен тонн метеориты, не успевающие сгореть в атмосфере и образующие кратеры при падении на землю.

В пакете из Москвы была также плохонькая копия со спутниковой карты с обозначенной на ней траекторией падения небесного тела.

Когда я измерил расстояние от метеостанции до точки падения, то огорчился: более двухсот километров! Мало того: болид упал на крупный ледник «Неожиданный» в горах Хэнка-Бырранга и, наверняка, пропал для науки, ибо метеориты в атмосфере разогреваются до высоких температур, трескаются и рассыпаются на тысячи и десятки тысяч осколков. Горячие обломки «моего» болида, конечно же, расплавили лед и ушли на такую глубину, что их не достать.