Василий Бетаки - За полвека Страница 39

276.

ОТРАЖЕНИЯ

Дул оркестрик из семи бродяг

Всею медью желтизны осенней

В медь листвы, внизу, над жёлтой Сеной,

Окунувшейся в прозрачный лак, -

Город в трёх раструбах отражаясь,

То в валторне, то в трубе вращаясь,

В медных горлах спрятаться спешил.

Разворачиваясь в трёх воронках,

Три Парижа разлетались звонко,

И плясал над чёртом Сен-Мишель!

Так плясали троицей латунной

Геликон, валторна и труба,

Что почти не слышны были струны

И неопытной, и слишком юной

Скрипки.

Так была она слаба.

А кларнет хихикал из Брассанса,

БИкала валторна, как баран,

И двусмысленностями бросался

Непристойно алый барабан,

Но аккордеон взрывался Брелем —

И опять раструбами горели

Блики на танцующей трубе,

В отраженьях искажался кто-то,

Но узор балконов был — как ноты,

Вызов посылавшие судьбе:

Так цвета играют ветром. Так

День домам расписывает спины,

Так звучит листва, уткнувшись в стены,

И на нижней набережной Сены

Тот оркестрик из семи бродяг…

А когда каштаны отзвучали,

И остались чёрным голяком —

(Будто бы мундиры их украли!) —

Осень, скручиваясь по спирали,

Вся втянулась в медный геликон…

277.

ЦЕРКОВЬ У МОРЯ

В пустоте шуршащей вся — от шпиля до дверей,

Распахнутых к морю близкому…

На истёртых плитах отраженья витражей

Дрожат опадающими листьями.

В зеркале отлива деревенский этот храм —

Опрокинутая в море вера, -

Каменные призраки расселись по углам:

На каждом из углов — химера.

Может люди вовсе никогда и не придут?

В зеркале песчаном химера лает,

И дожди, и ветры ей бока грызут,

Распахнутая пасть не умолкает:

Бесчувственно небо —

Ни надежд ни вер,

И не отделить от были небыль…

Химера выветренная — морду вверх —

Облаивает бессовестное небо…

Бретань

278–281.

ВЕНЕЦИЯ. ЗИМА.

"В городе осталось всего 60 тыс. жителей,

а после войны нас было 160 тысяч"

Знакомая венецианка…

1.

Дворец пустынный и ничей.

На пьяццах — дыры вместо лавок,

И маски вместо овощей

Среди кулонов и булавок.

Тряпицы. Бусы. Колпаки.

(А прежде торговали сыром).

Но выросли везде, где сыро,

Грибообразные ларьки.

И на Риальто толпы прут.

(Их топот — вместо фарандоллы).

А на прилавках продают

Фольговой красоты гондолы,

С давно облезлых вапоретт

Туристок стайки с птичьим свистом

Сбегают на пустую пристань —

Венецианцев больше нет:

Старинный веницейский дух

С недвижным ветром над лагуной

Уходит тихо в холод лунный,

И маски замыкают круг…

2.

ЖАЛОБА КОТА

Блик солнца съёжился в углу.

Сполз незаметно по стене,

Ему на мраморном полу

Так неуютно… Вот и мне.

Пустой венецианский дом.

Тоскливо прячась от туристов,

Тут на диване я с котом.

И за стеной играют Листа…

— Нет, чтоб Вивальди, чёрт возьми! -

Мурчит мне полосатый кот —

Морока с этими людьми,

Ну, всё у них наоборот…

Не знаю уж, какой властитель

Наляпал тысячи мостов,

Но город на воде, простите,

Не предназначен для котов!

3.

Я зимой купил в Венеции

Шутовской колпак с бубенчиками,

Карнавал недавно кончился,

Но остались колпаки…

Да и маски не распроданы,

Хоть давно в них делать нечего:

Все баутты по домам сидят

И сдыхают от тоски.

Да… Остались колпаки…

Я вернулся из Венеции

И пристроил шапку пёструю

Где-то рядом с книжной полкою,

И теперь уж навсегда

Между полкой и компьютером

Дребезжат его бубенчики,

Шутовской колпак — на глобусе —

Там ему и место. Да!

4.

"Холодный ветер от лагуны…"

А.Блок.

Ветра не слышно. Не воздух, а холод.

Зеркало чёрных каналов. И там,

В злой тишине, есть единственный голос:

Только шаги по своим же следам…

Где-то огни над лагуной пасутся.

Не отлипает от холода плит

Воздух недвижный… И города блюдце

Только твоими шагами звенит,

Их повторяя над холодом плит…

Воздух недвижен. Не воздух, а холод.

И в пустоте — всё от тех же шагов —

Где ни пройдёшь, остаётся осколок:

Звук, отражённый от всех берегов,

282.

ОДА ПЁСТРОМУ ПЕТУХУ

(или размышления на берегу Дордони)

…Вот с неба свалилась строка мне —

О чём бы? (К наитьям я глух!)

"…В сарае из жёлтого камня

Живёт окситанский петух"

Он жёлтый, зелёный и красный —

Пестрей и других петухов,

И давних сражений напрасных,

И разных прошедших веков!

Блестят его перья, которые

Пестрей королей и царей,

Пестрей европейской истории

И южных базаров пестрей.

…Негоже с кувшинным — в калашный?

Но может быть тут, между рек,

В том доме с кубической башней

Живёт и осьмнадцатый век?

А глупый Людовик в Версале

Живёт и не думает чтоб,

Не дай бог бы, не услыхали,

Что "после него — хоть потоп"…

В Дордони же — точно ни слова

"О победе при Фонтенуа".

Заткнули "фонтэн" (из Пруткова) —

И вот от хвастливого слова

Осталось "уа" и "нуа":

(Да, гуси действительно бродят,

Орехи действительно жрут,

Прохожих действительно щиплют

И не за "кюлот" — за штаны!)

Следят друг за другом спокойно

(Уж так распестрилисьлись века!)

Два замка с холмов над рекой, но

Их и разделяет река:

В одном англичане засели —

Герои Столетней войны,

Французы — в другом (без веселий:

На что им соседи нужны?)

Столетья смешались однако!

А было ль? И так ли давно?

("Ах, как это было давно"):

Однажды ядро из Бейнака

Влетело во двор Кастельно…

Не нюхал ни пороха, ни пуль ты?

Но быть тебе битым как раз

Булыжником с той катапульты

Что всё же — по выстрелу в час.

……………………………………………………

Но вечно ворчат, пробегая,

Две быстрые, мощные реч…

Ворчлива и та, и другая:

В глухом чернолесье плутая,

Живёт окситанская речь.

В величье лесного молчанья

На этих предвечных холмах

Французы тут и англичане

Не в замках живут, а в домах.

Людовика нет и в помине,

Тем более, Столетней войны,

Они подорвались на мине

Времён…

И давно не нужны:

(Все — временные, все — не нужны…)

Ведь короток век тополей, и

Слетают столетья, как пух —

Зато всех событий прочней, и —

Всех замков и всех королей, и

Как герб озаряя аллеи,

Тут шляется пёстрый петух —

Воистину вечный петух!

18 мая 2009 г.

283.

АД ВОРОНИЙ

Среди небоскрёбов и дождь сильней —

Уж не сама ль высота намокла?

Всё вертикальней, и всё длинней

Над стёклами стёкла, и только стёкла,

Сужаются стены с двух сторон:

И сквозь провода, сквозь чёрные коконы

Город не выпускает ворон.

Внизу отражается шум машинный,

Всё вертикальней серый бетон:

И сколько крылями ни маши тут,

Никак в открытое небо не вырваться!

Или чёрный наряд так халтурно пошит,

Что воронам кажется — они выродки?!

Ещё хоть один этаж бы, — но стоп:

Стены опять как будто чуть выросли,

И тросы вроде парашютных строп…

Но ведь не крылья у них ослабели,

Тянется ввысь как гриб небоскрёб…

Ещё чуть взлетели, еле-еле,

Ну, где там прекрасная пустота?

Стены, сужаясь кверху, обсели…

И силы в крыльях уже нехвата…

284.

Мокрые асфальты удваивают город,

Даже Гранд-Оперы — и тех две…

Только та, что на асфальте, шинами распорота

И обрывки маются где-то там, в воде…

Не отстанут от автобуса квадраты окон,

Их ему никак ни прогнать, ни оттолкнуть.

Плечи рыжих конвоиров — с каждого бока —

Кем-то обречённых на мокрый путь,

По два алых мака — за каждой машиной —