Эльдар Рязанов - У природы нет плохой погоды Страница 4

1986

Теперь поют с презреньем об Отчизне

певцы со всех экранов и эстрад.

Мол Родина – уродина – их жизни

сгубила поголовно, все подряд.

То славословили, сейчас, танцуя, хают.

О как великолепен их запал!

Неловко, если льстят и если лают,

при этом наживая капитал.

Стране своей отвесив оплеуху,

приятно безнаказанно пинать

край, где родился… И честить, как шлюху,

какая б ни была, родную мать!

1995

У жизни нашей кратки сроки.Мы, как бумага для письма,где время пишет свои строкипорой без чувства и ума.

Вся наша жизнь – дорога к смерти,письмо, где тексты – ерунда.Потом заклеют нас в конверте,пошлют неведомо куда…И нет постскриптума, поверьте.

1982

Так что же такое Рязанов Эльдар?Расскажем о нем по порядку:Рязанов не молод, но он и не стар,не любит он делать зарядку.

Умеет готовить салат и омлет,гордится собой как шофером.В кино он работает множество лет,и там он слывет режиссером.

Врывается часто в чужие дома —ему телевизор отмычка —и любит поесть до потери ума,а это дурная привычка.

В одежде не франт, не педант, не эстет,как будто небрежна манера.Он просто не может купить туалет —увы! – не бывает размера.

Эльдар Александрович – из толстяков,что рвутся худеть, но напрасно.И если работа – удел дураков,Рязанов – дурак первоклассный.

На склоне годов принялся за стихи,себя не считая поэтом.Имеет еще кой-какие грехи,но здесь неудобно об этом.

В техническом смысле он полный дебил,в компьютерный век ему трудно.Но так получилось: он жизнь полюбил,и это у них обоюдно.

Представьте, Рязанов удачно женат,с женою живет он отлично.Он любит друзей и хорошему рад.И это мне в нем симпатично.

1982

В одном маленьком городе Финляндии я стоял на углу улиц Паасикиви и Маннергейма…

Довелось мне поездить по белому свету…Раз в соборе стоял у могильных оград.За одной упокоилась Елизавета,а в соседней могиле – Мария Стюарт.

Королевы соперничали, враждовали,и одна у другой ее жизнь отняла.А потом они рядом, как сестры, лежали,и история Англии дальше текла.

Тут родное я вспомнил и стало мне жарко,я такое представил, что мысли волчком:на углу Павла Первого и Карла Марксабудто занял я очередь за молоком.

Въехал против движенья на площадь Хрущевапо бульвару Высоцкого я, например.И в районном ГАИ Александра Второгоменя долго мурыжил милиционер.

Никогда не страдал я тоской по царизму.Не эсер, не кадетяинемонархист.Только то, что случилось когда-то в отчизне, —не для правок, дописок и вымарок лист.

Мы – хромые, кривые, глухие, косые,мы – послушные дети любых перемен.Почему же истории нет у России?Почему у нас только текущий момент?

1983

Ржавые иголки на снегу…Значит, ветер после снегопадасдунул с елок, словно шелуху,то, что на ветвях держалось слабо.

Мы ведь тоже держимся едва.Пожили… Порядком проржавели.Как на карауле, дереваждут последней гибельной метели.

1985

Речку знобит от холода,вздулась гусиной кожей,серым дождем исколота,не может унять дрожи.

В лодке парочка мокнет,может, у них рыбалка.Свет зажигается в окнах,этих промокших жалко.

Возникли на лике речкиот корабля морщины.Дым из трубы свил колечки,корабль проехал мимо.

Речка уставилась в тучи,небо упало в реку…Только не стало мне лучше,чудику-человеку.

1983

Стихи – капризная материя,непредсказуемый предмет.Им широко открою двери яи жду, а их все нет и нет.

А коль приходят, то незваными…Тогда бросаю все дела.Всегда так было с графоманами,а я – ура! – из их числа.

Все я в доме живу,в том, который снесли и забыли;на работу хожу,ту, где должность мою упразднили;от мороза дрожу,хоть метели давно отшумели,и по снегу брожу,что растаял в прошедшем апреле.

1983

Почему участь горькая выпала мне?Почему я родился в несчастной стране?Почему беспросветно живет мой народ?Почему этот строй он к чертям не пошлет?Почему он привык к неживым словесам?Почему он за дело не примется сам?..У меня еще много таких «почему»,но ответов на них не найду, не пойму…

1985

Как обычно, примчался под вечерлегкий северо-западный ветер.Он принес разговоры и запахи,что случилось на северо-западе.Этот бриз – мой старинный приятель,он меня заключает в объятья,в ухо разные тайны бормочет,мы шушукаемся и хохочем,ходим-бродим по берегу за́пани,вспоминаем о северо-западе…А потом налетают жестоковетры знойные с юго-востока,и меняется все в одночасье,убегает мой друг восвояси.И бреду я домой одиноков душных струях, что с юго-востока.Жду, что завтра примчится под вечерсвежий северо-западный ветер.Соткан он из прохлады и влаги,он колышет истории флаги.Принесет дорогие известья,и опять мы закружимся вместе,перепутаем шорохи, запахи…Мое сердце на северо-западе.

Жизнь одного уложится в строфу.На чью-то жизнь не хватит и поэмы.Иной по веку мчится, как тайфун,другой медлительно смакует время.

Казалось, что я жил, как песню пел:как строчки – дни, а годы – как баллады.Но сколького не сделал, не успел…Немало в прожитом смешной бравады.Шикарна мина при плохой игре.

А жизнь-то вся в одну влезает строчку:мол, вроде, жил… да помер в октябре…декабре… январе.И вот и все. И можно ставить точку.

1983

Я не то чтобы тоскую…Возьму в руки карандаш,как сумею нарисуюскромный простенький пейзаж:

под водой летают галки,солнца ярко-черный цвет,на снегу кровавом, жаркомтвой прозрачный силуэт.

От луны в потоке кружевльется синенький мотив,и бездонный смелый ужассмотрит в белый негатив.

Дождь в обратном странном беге,чей-то невидимка-след.Тень огромная на небеот того, чего и нет.

1980

Я в мир вбежал легко и без тревоги…

Секундных стрелок ноги, семеня,

за мной гнались по жизненной дороге,

да где там! – не могли догнать меня.

Не уступал минутам длинноногим,

на равных с ними долго я бежал.

Но сбил ступни о камни и пороги,

и фору, что имел, не удержал.

Ушли вперед ребята-скороспелки,

а я тащусь… Но все же на ходу.

Меня обходят часовые стрелки, —

так тяжело сегодня я иду.

Безветрие. Безверие.Большой песчаный пляж.Как будто все потеряно,и сам я, как муляж.

На вышках пограничники,контроль и пропуска.Поляна земляничная,невнятная тоска.

Тела на солнце жарятся,играют дети в мяч.Безжалостное маревонас душит, как палач.

Отсюда сгинуть хочется —не знаю лишь куда —сквозь ветер одиночества…В душе – белиберда.

Я в зыбком ожидании,в зубах хрустит песок,и нервно, как в рыдании,пульсирует висок.

Безветрие… Безверие…Густая духота…Забытые намеренья…Транзистор… Теснота…

1984

Исступленно кланялись берёзы,парусил всей кроной ржавый дуб.Мужичонка, поутру тверёзый,разбирал трухлявый черный сруб.

Три дымка курилось над селеньем.Ветер покрутился и утих.Вдруг явилось сладкое виденье —возле клуба крытый грузовик.

Надпись на борту «Прием посуды»за литровку написал маляр…Вот пошли из всех калиток люди,мужики и бабы, млад и стар.

В валенках, в берете на затылкеи по две авоськи на рукепер старик порожние бутылкик благодетелям в грузовике.

Шел верзила с детскою коляской,бережно толкал перед собой;не дитя, а разные стекляшкиголосили в ней наперебой.

Паренек в замызганной ушанке,явно не по детской голове,как бурлак, волок посуду в санкахпо осенней грязи и ботве.

Ерзали и звякали бутылиу старухи в рваной простыне.Где-то петухи заголосили,вороны сидели на стерне.

Тишина надмирная повсюду.Иней под подошвами шуршал:населенье шло сдавать посудуистово, солидно, не спеша.

Очередь безмолвная стояла.Все вращалась хмурая земля.А пустая, испитая таравозвращалась на круги своя.

Прошедший год был мною недоволен, —чего-то я себе напозволял.Теперь я неугоден, недозволен…Все говорят, в опалу я попал.

Прошедший год предал меня забвенью,а если проще, предал он меня…Но я не предавался огорченью, —какие-то интриги и фигня.

От жизни оттолкнув, меня ломают.Не в силах ухватить я новый шанс.О мой характер ноги вытирают,а всё ж никак не могут взять реванш.

Тот год ушел… А новый мной доволен,я в нимбе весь, взошла моя заря…Но ныне болен я, что вседозволени помещен в листки календаря.

Потрафил, видно, я… Власть в упоенье.Меня размножив, предала меня.И я тону в повальном одобренье,Которое такая же фигня.

Как время меня нынче обожает!Лелеет, холит, мне дает карт-бланши до смерти в объятиях сжимает —берет свой задержавшийся реванш.

1983