Эльдар Рязанов - У природы нет плохой погоды Страница 5

1983

По грязи чавкают шаги,шуршат о твердый наст подошвы,в ручьях я мою сапоги.Земля в чащобе – крик о прошлом.

Тут прошлогодних желтых травторчат поломанные стебли,разбросан бурых листьев прах,и умирает снег последний.

Трухлявые сучки везде,на лужах ржавые иголки.И отражаются в воденемые, сумрачные елки.

Жизнь представляется поройкакой-то конченой, далекой…Но под березовой коройпульсируют живые соки.

Согрет дыханием земным,лес оживет без проволочки.Как с механизмом часовымдрожат на ветках бомбы-почки.

Где рядом почерневший снег,продрались трав зеленых нити.Лес замер, словно человекперед свершением событий.

Не слышно натяженья струн.Лес полон скрытого азарта,как победительный бегун,что сжат пружиной перед стартом.

Здесь бескорыстен птичий смех,здесь все в преддверии полета.Вдруг о себе напомнил векдалеким гулом самолета.

Я выпустил из рук тоскув весенний ветер непослушный…А по последнему ледкускакали первые лягушки.

Слышно – шебуршат под полом мыши,сквозь окно сочится лунный свет.Плюхнулся на землю с елки снег,от мороза дом кряхтит и дышит.Скоро рассветет, а сна все нет.

Извертелся за ночь на подушке,простыни в жгуты перекрутил,а потом постель перестелили лежал недвижный и послушный,огорчаясь ссорами светил.

Всё не спал и видел хаотичныйо себе самом престранный фильм:я герой в нем, но герой в кавычках.Нету сил послать к чертям привычки,взять и отмочить нежданный финт.

Вот летаю с кем-то до рассвета…Вижу, что безделье мне к лицу…Вот целую руку подлецу…Скачет фильм по рваному сюжету.Жаль, что к несчастливому концу…

Проскрипела за окном береза,на полу сместился синий блик.В пустоте безмолвен горький крики шумят задушенные слезы…Это, видно, сон меня настиг.

1985

Что жизнь? Музыкальная пьеса:соната ли, фуга иль месса,сюита, ноктюрн или скерцо…Там ритмы диктуются сердцем.Пиликает, тренькает, шпарит,бренчит иль бывает в ударе,играется без остановки.Меняются лишь оркестровки…Ребячии годы прелестны,хрустальны, как отзвук челесты.Потом мы становимся старше,ведут нас военные марши,пьяняще стучат барабаны,зовущие в странные страны.Но вот увенчали нас лавры —грохочут тарелки, литавры,а как зажигательны скрипкиот нежной зазывной улыбки.Кончается общее «тутти»,не будьте столь строги, не будьте:мелодию – дивное диводудим мы порою фальшиво.Проносится музыка скоропод взмахи судьбы – дирижера…Слабеют со временем уши,напевы доносятся глуше,оркестры играют все тише…Жаль, реквием я не услы…

Я более всегобездельничать мечтаю,не делать ничего,заботы отторгая.

Я лодырь и лентяй,ужасный лежебока.Хоть краном поднимай,пусть подождет работа.

Проснуться поутру,валяться всласть, зевая.О, как мне по нутру,признаюсь, жизнь такая.

Бессмысленно глазеть,на потолок уставясь!Лень – сладкая болезнь,что вызывает зависть.

Трудиться не люблю.Работать не желаю.Подобно королю,знать ничего не знаю.

Что ж делать, я – таков!Да только, между прочим,работа дураков,к несчастью, любит очень.

Она со всех сторонвсе время в наступленье.А я немедля в сон,я весь – сопротивленье.

Безделье – моя цель.Я в койке, как в окопе.Но где-то через щельпролезли эти строки…

Старичок-бодрячокполон оптимизма,энергичен, как волчок,бегает по жизни.

Он кривой, как сморчок,глух и шепелявит.Старичок-бодрячоквсе кричит о славе.

Старичок-паучок —у него команда…Попадись на крючок —станешь есть баланду.

Он упрям, как бычок,сильно напирает;старичок-бодрячокордена хватает.

Заиграл вдруг смычокмаршик похоронный.Старичок наш – молчок,сник, неугомонный.

Нет теперь дурачка,он на катафалке.Старичка-бодрячкакак-то даже жалко.

Не знаю. Быть может, и вправду на небебыл вытащен мой незадачливый жребий —родиться в стране под названьем Россия…Судьба поступила со мной некрасиво.И дело не в том, что печальна природаиль свойства дурны у родного народа.Народов других мой не хуже, не лучше,но с ним приключился трагический случай:словами и лозунгами взбудоражен,народ развернулся в неистовом раже,напился он крови, отрекся от Бога —и вверил судьбу подлецам – демагогам…

1985

Жизнь скоро кончится… Меня не станет…И я в природе вечной растворюсь.Пока живут в тебе печаль и память,я снова пред тобою появлюсь.Воскресну для тебя, и не однажды:водою, утоляющею жажду,прохладным ветром в невозможный зной,огнем камина ледяной зимой.Возникну пред тобой неоднократно, —закатным, легким, гаснущим лучомиль стаей туч, бегущих в беспорядке,лесным ручьем, журчащим ни о чем.Поклонится с намеком и приветомкровавая рябиновая гроздь,луна с тобою поиграет светомиль простучит по кровле теплый дождь.Ночами бесконечными напомнитлиства, что смотрит в окна наших комнат…Повалит наш любимый крупный снег —ты мимолетно вспомнишь обо мне.Потом я стану появляться реже,скромнее надо быть, коль стал ничем.Но вдруг любовь перед тобой забрезжит…И тут уж я исчезну насовсем.

Хочется легкого, светлого, нежного,раннего, хрупкого и пустопорожнего,и безрассудного, и безмятежного,напрочь забытого и невозможного.

Хочется рухнуть в траву непомятую,в небо уставить глаза завидущиеи окунуться в цветочные запахи,и без конца обожать все живущее.

Хочется видеть изгиб и течениесиней реки средь курчавых кустарников,впитывать кожею солнца свечение,в воду, как в детстве, сигать без купальников.

Хочется милой наивной мелодии,воздух глотать, словно ягоды спелые,чтоб сумасбродно душа колобродилаи чтобы сердце неслось, ошалелое.

Хочется встретиться с тем, что утрачено,хоть на мгновенье упасть в это дальнее…Только за все, что промчалось, заплачено,и остается расплата прощальная.

Город маревом окутан,весь обвязан и опутанпроводами белыми.Стужа забирает круто —все заиндевелое.

На заснеженной коряге,словно кляксы на бумаге,коченеют вороныи зрачки сквозь призмы влагикрутят во все стороны.

Не пробиться сквозь туманы,воздух плотный, оловянный,атмосфера твердая.Холодрыга окаянныйобжигает морды.

Мир – огромная могила.Все погибло, все застыло.Тишь! Ледовая беда!Кажется, что эта силане оттает никогда.

Тело до костей промерзло,больше не согреется.Черное воронье кодлотоже не надеется.

Ветер закружился над деревней,хищный ветер из холодной мглы…Завздыхали бедные деревья,закачались голые стволы.

Сокрушенно наклонялись елки —шум верхушек, шелест, шорох, стон…Словно где-то ехал поезд долгийпод какой-то затяжной уклон.

Слезы с веток сыпались на крышу,сучья глухо падали в траву.Этот безутешный шепот слышу,с чувством сострадания живу.

12 апреля 1986

Дебютанту-стихотворцу было 49 лет…

Новелла

Я шел по опустошенному осеннему лесу. Под ногами была затвердевшая от первого заморозка земля. Где-то сиротливо каркали невидимые вороны. Я вышел на опушку. Передо мной покатым косогором стелилось поле. Рыжая стерня, схваченная инеем, серебрилась. На горизонте темнела узкая полоска дальнего леса. Крыши деревеньки высовывались из-за косогора, на котором прочно стояли могучие двухэтажные стога. Освещение было тусклое, хмурое. Серо-синие низкие облака недвижно повисли над озябшим полем. Казалось, я нахожусь не в тридцати километрах от Москвы, а за тысячи верст, и живу не в двадцатом веке, а лет эдак двести назад.

Свежий сухой воздух покалывал щеки, бодрил, походка была упругой, а душу наполняло беспричинное ощущение счастья. И вдруг, сама собой, в голове возникла строчка: