Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II Страница 4

«Я долго шел один пустой дорогой…»

Я долго шел один пустой дорогой.Две черных колеи змеились предо мной.Я долго шел, и небосвод отлогийПримкнул к земле, холодной и немой.

Переползли за край земные змеи,Но я отстал, не смея перейти.Сгущаясь и внезапно холодея,На полпути вдруг опустилась ночь.

Я протянул мои слепые руки,Я слушал темноту, я долго ждал,Но вязкий мрак остался неподвижным,И ни одной звезды не расцвело.

«Не наклоняйся над лесным ручьем…»

С. Луцкому

Не наклоняйся над лесным ручьем,Не верь сиянию воды певучей —Ручей течет, и, отражаясь в нем,Цветет наш мир, прозрачный и текучий.

Но вдруг не отразится мир — никак,Но вдруг, не разглядев струи холодной,Увидишь ты сквозь слишком нежный мракНедвижный очерк области подводной.

Ведь эта жизнь, которой ты живешь,Тебя совсем случайно отражает.Быть может, нет тебя: ты только ложь,И сквозь тебя — бессмертье проступает.

«Ночь поднималась по склону горы…»

Ночь поднималась по склону горы;Пыльное небо серело над нами,И облаков золотые кострыГасли, смиряя воздушное пламя.

Черные маки на черной межеНехотя нам уступали дорогу.Ночь начиналась и ветер свежел,Точно огонь, раздувая тревогу.

Скоро сольется с землей небосвод,Скоро во мгле мы растаем с тобою,Только погибнув, душа расцвететИ просияет — холодной звездою.

«Глухая кровь бесчинствует и злится…»

Глухая кровь бесчинствует и злится,Мутнеет мир, и счастью не помочь.Стремительно бескрылая зарница,Как в прорубь, падает — в глухую ночь.

Что толку оскорблять себя мечтами?Во мгле осенний обнаженный лесУперся обнаженными ветвямиВ тяжелый край приближенных небес.

Последняя гроза сегодня отшумела,И завтра гром не будет грохотать.Еще живет, охладевая, тело.…Как трудно черным воздухом дышать!

«Все равно не повторится никогда…»

Все равно не повторится никогдаОблаков летучая гряда,

В океане белогривою волнойНе насытишь бездны голубой,

Ни цветов, ни птиц, о, не приучишь тыЖить среди душевной пустоты.

Все мгновенно, все бесцельно, все темно.Не надейся, друг, ведь все равно

Не бывало двух сердец на всей земле,Просиявших на одном стебле.

«В полях растаяла дорога…»

В полях растаяла дорога.Я узкой прохожу межой.Слабеет свет — еще немногоИ ночь заговорит со мной.

Тяжелый запах чернозема,Опустошенные поля.Как мне близка, как мне знакомаМоя уставшая земля.

Не отражаясь в плоской луже,Последний затемняя луч,Сквозь мглу и смерть осенней стужиЛетят слепые хлопья туч.

Скудеет жизнь, но сердце бьется,Но сердце мечется мое.Я слышу — надо мною вьетсяРасчетливое воронье.

«Порою в случайных словах…»

Порою в случайных словах,Почти не коснувшихся слуха,Мне чудится медленный взмах,Дыханье крылатого духа.

И странною музыкой я,Ужаленный насмерть, — играюС тобою, родная мояДуша, не принявшая рая.

Мы вместе с тобою плывем,Живые единым дыханьем,Единым встревожены сном,Единым сияя сияньем.

Но только притупится слухИ музыка вновь оборвется,Как снова мой умерший духДля жизни холодной вернется.

Все в мире тревожно-темно,И весь я во власти разлуки,И падают тяжко на дноБеззвучными камнями звуки.

«Не шелохнется свет, но вместе с тем…»

Не шелохнется свет, но вместе с темЯ знаю, ночь в свои права вступает.Вот нежный купол неба звездный шлем,Как рыцарь перед битвой, надевает.

Все явственней большая тишина,И сердце бьется глуше и протяжней,И дышит медленно в тенетах снаНезримый воздух, выцветший и влажный.

Не шелохнется свет. Душа озаренаНемеркнущим, огромным ореолом.Она сейчас перед Тобой, онаЦветет сейчас перед Твоим престолом.

Что делать мне, когда и в этот мигНочного, высочайшего свиданья,Понятен мне лишь огненный языкЗемной любви и боли, и страданья…

«Всю жизнь, томясь иносказаньем…»

Всю жизнь, томясь иносказаньем,Искать достойные словаИ знать, что только ожиданьемДуша залетная жива.

Да, так, в тот миг, когда я будуСтупать на грань высоких слов,Когда и я поверю чудуКак бы осуществленных снов,

Когда забыв докучной кровиСлепой, однообразный шум,Я отражу в последнем словеВсю боль земных и цепких дум,

Я вдруг увижу, что пред БогомВысокая ничтожна речь,Что там, за неземным порогом,Земное совестно беречь.

ИЗ СБОРНИКА «ОСТРОВ» (1937)

«Я сплю. Пустой трамвай качается…»[5]

Семену Луцкому

Я сплю. Пустой трамвай качается,Бежит по рельсам темнота.Ко мне сквозь стекла нагибаетсяК лицу — ночная нагота.

Не знаю — головокружение,Мерещится, иль вправду так,Но стерто с окон отражениеИ, как доска, — зеркальный мрак.

И я сквозь этот мир вещественныйТрамвайной жесткой трескотниНесу в себе мой ветр божественныйИ прометеевы огни.

Чем резче бестолочь железная,Чем чище мертвое стекло,Тем ярче в сердце бесполезное,Божественное ремесло.

«Перекликаются над морем маяки…»

Перекликаются над морем маяки,Раскинув руки, небо обнимают,Но все никак рука рукиВ летейском мраке не поймает.

Лишь где-то там, уже не луч, а тень лучаС невидимой соединится тенью, —Как бы крылатого плечаКрылатое прикосновенье.

Да, так и нам всю жизнь скользить, моя душа,И тех же самых облаков касаться,Чтоб лишь по смерти, отдышав,С тобой — впервые — повстречаться.

«Легчайших облаков колеблется, струится…»

Легчайших облаков колеблется, струитсяЧешуйчатая сеть.Ночной играет воздух, как большая птица,И хочет улететь.

Но приросли к земле расправленные крылья,И тишина в ночи.Вот-вот, еще одно, еще одно усилье,И, распустив лучи,

Звезда моя в крыле раскрытом загорится.А там, спеша за ней,Уснувших душ сияющая вереницаВзлетит в кольце огней.

«Крылатых звезд я не коснусь рукою…»