Алексей Макушинский - Свет за деревьями Страница 4

2

1914–2004

Neuer such innocence again.

Сверяя даты, думаешь через десять

лет уже сто, и к черной большой четверкеприставляешь снова строгую единицу;думаешь, как могло быть; видишь поля и лица,не тронутые траншеями, продолженьене продолженных жизней; думаешь если… если

случилось бы то-то и то-то — как будто тениспасительных шансов проходят, смущаясь, передтобой, разводя руками — все могло повернуться

иначе… Видишь шляпы, взлетающие в восторге,темные толпы, верящие, что верятво что-то, чего уже не было, что они же

и хоронили на залитых солнцем улицах,крича «С победой обратно!», забрасывая цветамисчастливых солдат, из которых никто не выжил;и серые шеренги парадов, последние эполеты,аксельбанты, плюмажи; убегающих из историинавсегда, под стрекот крапчатой киноленты,

монархов; семенящую свиту; сестер милосердья в белыхс крестиками косынках, с лицами из другоговека. Думаешь что тебе все это? В-общем сам незнаешь. И к штыку единицы примеряешь семерку, ивыходишь на улицу, где осталось то, что сумелоостаться от прошлого. Так немного.

Фонтан

Большеголовые дети, застывшие у воды.На площади, всегда пустынной, огромнойи полукруглой (булыжник, кариатиды).

Они играют (или делают вид, что играют)с лягушкой, ракушкой, рыбкой.Их шестеро. Они каменные.

Только один из них, цапнутый раком,смотрит на небо, к небу жевоздевши пухлую руку.

Все прочие смотрят тебе прямо в лицо.Ты обходишь их по часовой или противчасовой стрелки. Обходишь еще раз.

Они смотрят на тебя исподлобья,из-под круто-выпуклых лбов, пятен мха.Они смотрят не отрываясь. Не видят.

Вода за ними, падая, плещет. Бликипробегают по тебе и по ним.Они сидят неподвижно.

Я ловил бычков в пруду, ловил головастиков,ловил лягушек (зачем?). Запах дымамешался с запахом сумерек,

травы и тины. Ничего не меняется. Седьмойсидит внутри меня, так женеподвижно, как эти шестеро.

«Выйти в мир, удивиться деревьям…»

Выйти в мир, удивиться деревьям и бензоколонкам,неподвижному времени в статуях,в кариатидах. Мы живем всегда где-то, в каком-то

углу, за углом. В городе, который французыхотели занять (и конечно, разграбить) во времявойны за испанское наследство, не сделали этого.

Не нашли, прошли мимо. Был туман, vous savez.Здесь тоже мир, хоть мы и прячемся здесь.Как ветер взрывает небо, как мы стоим, удивляясь.

«Среди моих персонажей…»

Среди моих персонажей есть тот, кто стремится сделать —почти неважно что именно, но сделать, суметь и добиться.Он смотрит в будущее, он решает свои задачи.«Пускай земные. И пускай даже все sub specieaeternitatis бессмысленно, но я это сделал, и тоеще сделаю. Я не буду стоять на обочине,

провожая взглядом идущих, под безжалостным небом».                        И есть,среди моих персонажей, тот, кто смотрит на воды и ветки,повторенные в них, пятна солнца и снега в аллеяхпарка (который всегда — в нем). Не стремясь к успеху,               не страшась неудачи,не участвуя в гонке и не зная обиды, он можетбыть печален, но втайне он счастлив. Огромный

день неподвижен за окнами. Они сидят среди прочихмоих персонажей. (Тот, кто плачет о прошлом, сидит               между ними, и тот, ктопросит любви, рядом с первым, тот, кто любит сам,               недалеко от второго).Оставляя их всех, я выхожу наружу. Пространствослов и строк лежит предо мною с безмолвнымигородами на горизонте, садами и башнями, чистым            светом, сверкающим в стеклах.

«Уже прошлое похоже на материк…»

The art o f losing isn’t hard to master.

Уже прошлое похоже на материк,обведенный фломастером, со штрихамидождя на западе, пустынями на востоке.Но еще мы собираем сумку и едем в город,где до сих пор не бывали. Солнцебежит по каналу вдоль темных лодок,

дворцов, атлантов, глядящих с грознойулыбкой в ту сторону, которая нам не зрима.Часы на башнях отсчитывают чужоевремя, время трамвайных, кофейных, узкихулиц, бутылок в баре, официантав проеме двери, со скрещенными руками

и в белом переднике, цезарей, конных статуй.Вряд ли все уже было, но было все жеуже так много, что бывшее уже большенас. Мы сидим снаружи. Приморский ветерколеблет салфетки, страницы. Что там,за обведенными берегами? Громады

какого света? Чьи голоса там, чьи тени медлятв тех дальних рощах, в тех чащах, кущах?Они говорят друг с другом, увы, не с нами.Голуби и мопеды на площади поднимают крик,урчат, кудахчут. И девочка через площадьбежит вприпрыжку навстречу всей своей жизни.

«Окно, из которого Ките…»

Окно, из которого Китесмотрел, умирая, на Piazzadi Spagna. Никто незнает, о чем это все, эти дети

кричащие у фонтана,сидящие на ступенькахзнаменитой лестницы, этотседой фотограф,

пристающий к туристам,звук воды, стук шагов.Все это есть, вот, всегда.Как тот соловей, не рожденный

для смерти (not bornfor death), так и это, во всякомокне, всегда то же, и те жедети, крики, мороженое,

и тот же фотограф, фонтан,продавцы сувениров.Только смотрящий, кто быни был он, всегда смертен.

Начало повести

Какой-то был, конечно, день, когда онувидел город, сверху, весь, внизу.Какой-то был. Какой-нибудь. Допустим,осенний, ясный, солнечный, один изтех дней, раскрытых настежь, тех насквозьпрозрачных, но и тихой, тонкой дымкойокутанных, благословенных дней,какие только осенью бывают.И город, весь лежавший перед ним,был виден ясно. Крыши, купола,кусок стены зубчатой, башни, кроныдеревьев среди крыш и башен, вдруг —прогалины, пустоты, быстрый блескреки ли, рельсов… Маленький, в долинезабытый кем-то город. Черепица,коньки и скаты красных крыш. И дальше,над крышами — желтеющее ранней,густой и жаркой желтизною поле,холмы, в холмах ложбина, выступ лесаи тень его. И над холмами синьдругих холмов, уже совсем воздушных.И небо, небо над всем этим, в той жемерцающей и тонкой дымке. Долгостоял он так, над городом. И город,лежавший перед ним, был тих, неведом,и как бы ждал чего-то. И очнувшись,он посмотрел еще раз на холмы,и на небо, мерцающее в дымке,и сделал первый шаг, второй и третий,спускаясь в мир, чтобы исчезнуть в нем…

«Здесь, на холмах, где камни…»

Здесь, на холмах, где камнии сосны, и больше нетничего, я сам неесмь. Пролет, просвет

пустоты, свободы,проблеск небытия.Камни и сосны. Сводынеба прозрачны. Я

счастлив. Я вижу этиветви или они,в этом летящем свете,

видят меня, не зная,что видят меня. В тениоблака — исчезая.

«Сумрак случайных слов…»

Сумрак случайных слов.Липы. Летящий кровкрон. И куда-то тысквозь сумрак случайных словуходишь.

Фотография В. X. Одена