Антология - Диалоги снаружи и внутри Страница 4

«Карусель, растянутая по вертикали…»

Карусель, растянутая по вертикали.Мы висим напротив друг друга.В этом мире радость равна печали.Все укроет летняя вьюга.Четверть часа движения против правил,ткется время огненной спицей.Дребедень проблем как пыльцу сдувает,если сверху окинуть лица.Закружит нас в пространстве временномпрекрасно-страстное колесо обозрения.

«Мерцание струек, зеленая кожа металла…»

Мерцание струек, зеленая кожа металла,купаться в фонтанах у статуй привычка такаястаринная, что не упомнишь начала.Ленивые стрелки торопятся или отстали —неведомо, день затухает и бредит устало,бродя по аллеям старинным, влюбленная пара.Ей чудится вечной минутная дрожь, не присталовозвышенный бред ироничным разрушить кинжалом.Воскресное время мурлычет котом на диване,уходит столетье, а новое тихо предстанетблестящей на солнце листвою и прелестью ранней,влюбленною парой наивной, луною в стакане —кусочком лимона и смехом полночным счастливым,и с привкусом счастья улыбкою плачущей ивы.Мерцание струек уносит мгновенья и годы,зеленая статуя стала подобьем природыи корни пустила, под снегом дрожит как живая,потеет на солнце, сосульками плачет весною,зеленая статуя в парке над серой рекою.Безмолвная статуя – мы породнились с тобою,вросли в берега, где рябины краснеют печально,предчувствием осени полны, и только отчаяннобезумные чайки кричат над пустою водою,да стаи ворон на закате, грядущей бедоюполны, но мерцание струек,но шелест листвы и луна… В мотыльке поцелуямерещится вечность, и в струях безумных фонтанакупается статуя, жизнь согревая дыханьем.

Рыцарь письменного стола

Рита Мурашова. г. Краснозаводск, Московская обл

Рыцарь письменного стола

Он любил покрасоваться, малость побахвалиться: характер-то рыцарский, а рыцарство это всегда некоторая похвальба.

Во избежание стандартных «родилась, закончила, работаю» и предупреждая дальнейшую (в стихах) нескромность, предоставляю слово тоже Рите и лучшему другу. «Мой лучший друг. Идеалистка? Наверное. Бунтарь? Немного. Своеобразная? Определенно. А еще это искренний и добрый человек, который всегда придет на помощь, на которого можно положиться, умеющий сопереживать и прощать, но которому иногда немного не хватает уверенности в себе.

Она любит овец и сов, много читать и пить чай литрами.

Любит слушать самую разную музыку (всегда) и петь (иногда).

А еще может питаться сладостями и весь день ходить по дому в пижаме.

Не терпит насекомых, заносчивых и непунктуальных людей, а также несправедливость в любом проявлении.

Пошла бы я с ней в разведку? Не задумываясь».

© Мурашова Р., 2015

Девочка в шаре

Пишу на бумаге тебе:«Запечатана намертво!»Но —искажение! —не понимаешь фразы,как не поверил сразу…А я запертапо своему позволениюи своему приказу.

По моему же заказушар этот выдут,какмыльный пузырь,но хрустальный,от прикосновеньязвенящий.Как можешь увидеть,даже тюрьма моя —с выдумкой,а не какой-нибудь тамзарешеченный ящик.

Больше никто менясловом не ранит —слышно не будет!В сфере углов нет —меня не загонятв угол!При утихающем —мной усмиренном! —сердечном зудеодними губами:спасибо!Как главномустеклодуву.

А пальцы твоиповторяют узоры снаружи,ныряют по впадинам,трещину ищут напрасно…Ну же!Разбей!По-другому покой не нарушить!Где же угрозахваленой моей безопасности?!

Я поднимаюсь сама,улыбаюсь из шара.Ты мне дорогу даешь,чуть назад отходишь.

Этого —слишком мало,ведь с каждым шагомон только катитсямне в унисон…Всего лишь.

Рассвет

Электричка в броне,как подержанный рыцарь в латах,отдышаться на станциях проситсяи в конце пути.Подмосковье мое —сплошь с утра бородато.(То ли оно от тумана такое,то ли от мудрости…)

Я сейчас воспоюбытовое и мелкое:торопливость чая с утраи воздух свеж,полусонных граждани бодрую белку,штурмовавшую деревооколо станции Радонеж;до семинара дремавшего в сумке Байрона:«…К их сокровенным тронам! —писал он. —Прах!..» —вкралось высокое…Думать о нем —еще рано нам,нам бы еще соснутьв густо свежих сумерках…

Только придет Оно.Растворит туман.Мы поспешим демонстрироватьбеличью прыть.Мы разберемобрусевший текст «Каина»… —только придет Оно —мы пустимся жить!..Только придет Оно,победившее в поединке,только взойдет Оно,ежедневное Солнце…

Я опасаться вдруг стала,как древние инки:вдруг не вернется?..

Из банки

За добровольным «железным занавесом»,в банку запрыгнувшим помидоромгляжу через дымку стекла,в маринаде вся.Это не шутки вам —взгляд помидора с укором!А я захотела сама,чтоб завинтили крышку,мариновалась охотнок другим красным пленникам.О, как замечательна толща стекла —не слышать!не слышать вас,свежие,больше не верить вам!Растите на грядках,пейте подземные соки!А я —чем нужно —иначе,как надо —иначе!А я —на взрытых полях этих —как проигравшийся брокер,с биржи да в банку,не в банк…Но стекло прозрачно,и —нам ведь тоже светло,и нас припекает,то есть наш плен и не так чтобыслишком грустен.Каждый из нас бесконечными мыслями занят,каждый из нас готов —пусть его надкусят!Нам в ожиданье томительномвпитывать как-то не можется.Нам бы на стол посолидней,чтоб не напрасно.Чтоб в пасти Историипослевспоротой кожицывкусом,как эхом,отдатьсяи брызнутькрасным.

Особые войска

Какая это честь – стоять на страже,сердечной страже чьей-то. Каждый стукфиксировать, учет вести им, дажераспознавать пришедших: враг иль друг?

А если будет нужно, вскинуть дулонадежного и близкого ружья…Не спать! – дремать лишь, скорчившись, со стуласползать и падать… «Что же это я?!» —

опомнившись, воскликнуть и с дозоромвновь обойти в зеленой – в цвет глазам! —шинели все – от пустыря до бора,приветить всех – от голубя до пса…

В ряды такие всяк не будет годен:сплошь добровольцы – в этаких войсках!Я среди них: выпрашиваю орденза героизм – последнего броска.

Единокнижный

…Для себя и для другого – только тени,Для читающих об этом – только рифмы.

Он был странен:ночами не спали соседей будилгромким возгласом,вдруг,о чем-то вспомянутом.

Про него говорили,что он – нелюдим,ну, а он-товсего лишьне шел на попятную:

он людей заносил изначальнов два ясных столбца —в плюс и минус.И далееплюсом отмеченных,

представлял себе всех —под занавес,у концапути своего земного —отрезка вечности.

Престарелый ребенок,двадцатых своих годов;суеты вокзальнойпоклонник,обожательзаброшенных станций…

Пламень солнца ему был —призыв,фосфор лунный —зов.

Снисходительныйк стольким вещами готовый придраться!

Мне в наследствокроме:полночный его бред,черныйчайноголизм,кровля рванаякленоврыжих…

Старший друг мой невиденныйи —мне роднее нет! —старший брат —не единственный! —Единокнижный.

Его ремесло

Теперь я воюю.С той самой даты.Отринув изгибыпоникших плеч. —То он мне сковалсеребристые латыи —легкий в руке моей —острый меч.

И он жев отрядемоих раздумийсуровыхратниковснарядил…Две армии —в братской кровитонули,он —битву сковавший —а был невредим.

Вернулась.Живая.«Какую другую,кузнец,снарядитеи следом —рать?Поправьтеконя драгоценную сбруюи тесную Вашей руке рукоятьмеча моегоВы потрогайте,ну же!Ах, как Вам —уверена! —повезло:другие —от Вас —по кровавым лужам… —Какое гуманноеремесло!

А все же мне жаль Вас:дорогою дальнейне манит нещадная битваничья.И в Вашем жилище —одна наковальняеще горяча.

«Бороться…»