Александр Гельман - Последнее будущее Страница 4

III

Татьяне Калецкой

От макушки до пяточеклюблю тебя, моя старушенька,всеми своими годами обнимаю тебя,даже теми, когда я тебя не знал.Теперь, когда я получил от Богаполное право распоряжаться мешком любвивсей моей жизни,я перед тобой его высыпаю,пританцовывая, как заправский хасид.

Ой Татьяна, ой жена моя,лучше тебя нет,хуже тебя нет,с тобой в аду будет иногда рай,без тебя в раю будет сплошной ад.

Годы, будто ветры,выдули из нас раздоры, измены,ничего не осталось -только ты да я,и чудо нежданное -любовь.

Я тебя люблю не громко, не безумно,с остановками, с перерывами,как песню, которую,когда я пьян – запеваю,когда я трезв – забываю.

Ой Татьяна, ой жена моя,лучше тебя нет,хуже тебя нет,с тобой в аду будет иногда рай,без тебя в раю будет сплошной ад.

IV

Чудо случилось – два слова сошлись,которые никогда не встречались:обнимаются, сияют счастливые,кричат: «Мы самим Всевышнимбыли созданы друг для друга!»Ах, какая была свадьба!Весь русский язык примчался,вся русская речь кричала:«Горько! Горько!»,грамматика визжала от восторга.А меня эти два недоумка -ведь это я догадался,что они подходят друг другу -даже на свадьбу не пригласили,всю ночь просидел в шалмане,матерился, гордился, плакал,слезы в водку ронял.

Ты можешь из меня сделать поэта, Господи,только ты и можешь,поэтому тебя и прошу -окажи милость.Складывать стихи на старости летдля моей бедной, растерянной душибольшая отрада:по строчкам стихотворений,как по тихой безлюдной лестнице,душа поднимется, я спущуськуда положено.

Слова, как люди, любят свободусовокуплений,чтобы достичь, меняя партнеров,новых значений.

Если слова не хотят,стихи не напишутся.

Чем точнее, чем тоньшеособенности свои обрисуешь,тем чаще «это про меня, это про меня»от других услышишь,то, что нас отличает друг от друга,на поверхности,в глубине глубин мы одинаковые.

Вопросов больше, слава Богу, чем ответов,когда ответов станет больше, чем вопросов,не дай Бог, не дай Бог,в гладкие камушки на берегу океанапревратятся люди.

Эти заскоки, заезды общего в единичное,в мелькнувшее и пропавшее,блестяще с этим справлялсяРайнер Мария Рильке.'Взаимозависимости, взаимообменысо всеми, с некоторыми,с напрочь забытым,всплывающим в памяти в эту минуту,и все это на ходу, в движении, одновременно,и только из-за необходимостиобозначать словами -в растяжку, помедлив.

Дивно колотится сердце,предощущая открытие.

Я мечтаю о длинном, длинном стихотворении,строк на восемьсот, не меньше,чтобы мысли и чувства бежали наперегонки,спутываясь, сплетаясь.Я мечтаю о длинном, длинном стихотворении,чтобы, как в глубокую бочку,все, чем я владею, уложить, утрамбовать,чтобы не надо было большеничего-никуда-никогдаотносить, отсылать.Я мечтаю о длинном, длинном стихотворении,чтобы после того, как удастся его написать,нечем было больше дышать,сил не хватило его дочитать.Я мечтаю о длинном, длинном стихотворении,которым я укроюсь, как одеялом,когда на рассвете, поставив последнюю точку,до предела уставши, не раздеваясь, улягусь спать.

Сегодня вечеромбуквы сбежали из дурдома,я слышу, как они квакают, галдят,уродливые звукоскоплениязагромождают улицы Москвы.Все говорят, орут. Пожары речевыена каждом углу. Безумиерастворено в словах.Схожу с ума и я -запах гари чудится повсюду,стихотворенье пахнет керосином.

Я слова загоняю в строчки,скрепляю дыханием, заговариваю изнутри,а они разбегаются, расползаютсяв разные стороны,как муравьи.

Я их снова укладываю, сколачиваю,пропитываю соками земли,а они все равно разбегаются, расползаютсяв разные стороны,как муравьи.

В небе над головой,в небе внутри головымуть всплывает.

Внутренности рыбы на ниточках висят,из забытого на полочке курносого носасопли загубленной жизнистекают на волосатый живот.

В небе над головой,в небе внутри головымуть всплывает.

Я забывает, откуда оно родом,будто ниоткуда, из ничего,от никого, от Самого.Летает, сверкает, выдумывает -свободная птица в свободном полете.

Но вдруг обнаруживаются цепи,веревки, уключины, гвозди:гордое самовлюбленное Яоказывается прикованным.

Я выламывает себе крылья,рыдает от негодования:какой насмешкой оказалась свобода.

То, что я не могу изменить,прячется от меня,да я и сам не жажду встречис тем, что мне неподвластно.А то, что я не изменил в моей жизни,хотя и была такая возможность,так и останется,окаменеет памятникомчеловеку,который даже то, что мог изменить,не изменил.

Вялость,откуда ты взялась?Пока выбирается из кармана рука,может начаться и кончитьсянебольшая война,пока ищешь подходящее слово,можно умереть и родиться сноваВялость,откуда ты взялась?

Сижу, вырезаю из своей жизнисерые, скучные куски -работаю монтажером:уплотняю, ужимаю, укорачиваю:что было стоящим,вмещается в четверть срока.

Как вспомнишь, как ты мал, как ты сух,как неровно трудится твое воображенье,как то открываешь, то закрываешь глазана скромность твоих природных задатков,как эти расследования вдруг обрываютсяи долго, долго не возобновляются...Успокойся! Эту задачу ты не в силах решить,но ты ее будешь помнить до смерти,что она перед тобой стоялаВот за эту память,за то, что ты не забываешь, что все время забываешь,сколько ты весишь на горних весах,за эту памятьпоблагодари свою, какую ни есть, совесть,бывает и хуже,бывает, что нет никакой.

Скоро исчезнет, изживет себятщеславие, глупости продукт,люди будут наслаждатьсявсе более утонченным пониманием обреченности,понятия уродства, красоты сойдут на нет,и, вместо глаз, затылки станут зеркалом души.

Я помню то дивное стихотворение,которое не удалось написать,я помню, чем оно хотелостать в моей жизни и не стало,я помню, что стесняло мой дух,затолкало обратно в бутылкувспыхнувшее вдохновение.Огромный камень преградил мне путь -кто выкатил его на дорогу,когда, задыхаясь,я догонял убегающее стихотворение?Камень встал на пути. Камень.Кто это сделал?Потом он внезапно исчез,я прощупал глазамикаждый сантиметр пространства до горизонта -пропало стихотворение.Господи, как горько оказаться поэтом,от которого сбегают – строчка за строчкой -готовые ненаписанные стихи.

Когда стихотворение еще не имеет формы,когда оно клубится в груди, как сизый дым,когда оно еще не уверено в том, что состоится,когда еще не понятно, зависит оно от тебя или от Бога,молись, чтобы оно родилось по Его воле, не по твоей,не мешай Всевышнему делать твою работу,не обижайся, если Он передумает.

V

Я смотрел на нее, она – на меня,две куклы в вагоне метро -китаянка и старый еврей.Она видела, что я подумал:«Какая милая китаянка»,и я видел, что она подумала:«Какой забавный старик».Конечно, я мог на следующей не выйти,поехать с ней дальше,хотя меня ждал человек.И она могла, увидев, что я выхожу,быстро подняться и выйти вслед,хотя ей нужно было в другое место.Но я вышел,но она не вышла,что делать – мы были две куклыиз разных кукольных театров.

Глаза твои берут меня в кавычки -и я уже не я, а как бы я,увы, сомнение имеет основания:я притворяюсь тем,кем я хотел бы быть.Однакоэто лицедействоне потому ли так легко мне удается,что сам Господьхотел меня создать таким,каким я представляюсь?Возможно,когда я был зачат, в тот мигЕго кто-то окликнул, Он отвлекся, -мне выпала случайная судьба.А роль уж больно хороша,какое счастье – играть ее всю жизнь.

Я прикинулся твоим пальто,когда ты целовалась с ним в соседней комнате,я висел на вешалке рядом с его шинельюв его прихожей.Пока вы занимались любовью,я воротником отпиливал рукаваего длиннополой шинели,будто это были его руки -чтоб нечем было тебя обнимать...Когда ты надела меня, чтобы вернуться домой,он тебя обхватил,прижался грудью,никогда не забудузапах коньяка изо рта,когда он благодарно поцеловал тебя на прощаньев губы.Пальто показалось тебе непривычно тяжелым,это камни моей болилежали в карманах, тянули.То пальто ты носила много лет,оно всегда висело на нашей старенькой вешалке,мы были бедны,я считал твою верностьмоим богатством.

Какие дивные ночивыстроились в затылок,одна за другой, одна за другой,ждут своей очереди.Во сне я кричал, я требовал:«Покажите ту ночь, котораяпосле смерти моей наступит,я хочу переспать с ней, вы слышите,переспать с ней хочу, пока жив!»О, первая ночь без меня, сиротка,зареванный небосвод,мокрые звезды...

Эх, опоздать бы, опоздать бына последний поезд,прибежал, а он уже ту-ту,какое счастье – опоздать на последний поезд,завалиться в привокзальный буфет,выпивать всю ночь. На рассветеобъяснять большегрудой буфетчице,какая радость – опоздать на последний поезд,спьяну надеясь, что поездов больше не будет никогда.

Хожу по Москвес ногами моей жены под мышкой.Она ночью, видите ли, собраласьуйти от меня навсегда,а я – хоп! – и вывинтил ноги из задницы.Сейчас пойду на Красную площадь,привинчу ноги моей женушки мавзолею,пусть уносят Владимира Ильича,если уж так им приспичило кого-нибудь уносить.

Под столом таинственное место:торчат ноги в ботинках, туфельках,колени, края юбок,закатившаяся игрушка.Под столом рискованное место,там таится скрытная возможностьдотронуться одной ногой другой ноги -сидящего напротив или сбоку.А это, чтоб вы знали,может быть сигнал чего угодно -от тайного свидания любовниковдо начала мировой войны.Под столом коварнейшее место -мужьям и генераламтуда лучше не заглядывать.

В моем теле жизнь не моя,моими глазами вижу не я,моими руками водит другой,кто-то мыслит моей головой.

Двойник родился внутри, а не вне,и потому опасен вдвойне:не будучи мной, вылитый я,его не убьешь, не убив себя.

Когда тебе откроется правда,будь спокоен, не выходи из себя,есть еще большая правда, чем эта,о которой ты пока ничего не знаешь,а самая большая, последняя правда -держись от нее подальше.

Все, что рвется от тебя, вырывается,тянется к другому, к другим, – отпусти,все, чему с тобой неудобно,неловко, некстати, – отпусти,все, чем Бог тебя одарил сверх меры, – отпусти,ничего не удерживай, ничему не мешай уйти, сбежать,не бойся, что останешься ни с чем,то, чем действительно стоит дорожить,уйдет только вместе с тобой.

Во сне я глотал людей как пилюли,кто-то подсказывал: вот этого проглоти,еще вот этого, и вот этого обязательно.

Всегда глаза твои говорят о другом,не о том,о чем идет речь,нездешнее тебя беспокоит.Ты смотришь оттуда, где тебя нет,сюда, где лучше бы тебя не было.Боже, какая это мука,когда глаза все время говорят о другом,не о том,о чем идет речь.

В этом огромном мире,где миллионы мужчин и женщинни разу в своей жизнио вас не подумают,любите всех, кого знаете,любите всех, кто вас знает, -эту маленькую горсточку людей.

В этом огромном мире,где у миллионов мужчин и женщинни одна клеточка не дрогнет,когда вы уйдете из жизни,любите всех, кого знаете,любите всех, кто вас знает, -эту маленькую горсточку людей.

Давно не гулял на свадьбах,всё похороны, юбилеи,надоели старые рожи,похожие на мою.

Позовите меня на свадьбувеселую, шальную,с подружками невестывсю ночь хочу танцевать.

VI