Александр Гельман - Последнее будущее Страница 5

V

Я смотрел на нее, она – на меня,две куклы в вагоне метро -китаянка и старый еврей.Она видела, что я подумал:«Какая милая китаянка»,и я видел, что она подумала:«Какой забавный старик».Конечно, я мог на следующей не выйти,поехать с ней дальше,хотя меня ждал человек.И она могла, увидев, что я выхожу,быстро подняться и выйти вслед,хотя ей нужно было в другое место.Но я вышел,но она не вышла,что делать – мы были две куклыиз разных кукольных театров.

Глаза твои берут меня в кавычки -и я уже не я, а как бы я,увы, сомнение имеет основания:я притворяюсь тем,кем я хотел бы быть.Однакоэто лицедействоне потому ли так легко мне удается,что сам Господьхотел меня создать таким,каким я представляюсь?Возможно,когда я был зачат, в тот мигЕго кто-то окликнул, Он отвлекся, -мне выпала случайная судьба.А роль уж больно хороша,какое счастье – играть ее всю жизнь.

Я прикинулся твоим пальто,когда ты целовалась с ним в соседней комнате,я висел на вешалке рядом с его шинельюв его прихожей.Пока вы занимались любовью,я воротником отпиливал рукаваего длиннополой шинели,будто это были его руки -чтоб нечем было тебя обнимать...Когда ты надела меня, чтобы вернуться домой,он тебя обхватил,прижался грудью,никогда не забудузапах коньяка изо рта,когда он благодарно поцеловал тебя на прощаньев губы.Пальто показалось тебе непривычно тяжелым,это камни моей болилежали в карманах, тянули.То пальто ты носила много лет,оно всегда висело на нашей старенькой вешалке,мы были бедны,я считал твою верностьмоим богатством.

Какие дивные ночивыстроились в затылок,одна за другой, одна за другой,ждут своей очереди.Во сне я кричал, я требовал:«Покажите ту ночь, котораяпосле смерти моей наступит,я хочу переспать с ней, вы слышите,переспать с ней хочу, пока жив!»О, первая ночь без меня, сиротка,зареванный небосвод,мокрые звезды...

Эх, опоздать бы, опоздать бына последний поезд,прибежал, а он уже ту-ту,какое счастье – опоздать на последний поезд,завалиться в привокзальный буфет,выпивать всю ночь. На рассветеобъяснять большегрудой буфетчице,какая радость – опоздать на последний поезд,спьяну надеясь, что поездов больше не будет никогда.

Хожу по Москвес ногами моей жены под мышкой.Она ночью, видите ли, собраласьуйти от меня навсегда,а я – хоп! – и вывинтил ноги из задницы.Сейчас пойду на Красную площадь,привинчу ноги моей женушки мавзолею,пусть уносят Владимира Ильича,если уж так им приспичило кого-нибудь уносить.

Под столом таинственное место:торчат ноги в ботинках, туфельках,колени, края юбок,закатившаяся игрушка.Под столом рискованное место,там таится скрытная возможностьдотронуться одной ногой другой ноги -сидящего напротив или сбоку.А это, чтоб вы знали,может быть сигнал чего угодно -от тайного свидания любовниковдо начала мировой войны.Под столом коварнейшее место -мужьям и генераламтуда лучше не заглядывать.

В моем теле жизнь не моя,моими глазами вижу не я,моими руками водит другой,кто-то мыслит моей головой.

Двойник родился внутри, а не вне,и потому опасен вдвойне:не будучи мной, вылитый я,его не убьешь, не убив себя.

Когда тебе откроется правда,будь спокоен, не выходи из себя,есть еще большая правда, чем эта,о которой ты пока ничего не знаешь,а самая большая, последняя правда -держись от нее подальше.

Все, что рвется от тебя, вырывается,тянется к другому, к другим, – отпусти,все, чему с тобой неудобно,неловко, некстати, – отпусти,все, чем Бог тебя одарил сверх меры, – отпусти,ничего не удерживай, ничему не мешай уйти, сбежать,не бойся, что останешься ни с чем,то, чем действительно стоит дорожить,уйдет только вместе с тобой.

Во сне я глотал людей как пилюли,кто-то подсказывал: вот этого проглоти,еще вот этого, и вот этого обязательно.

Всегда глаза твои говорят о другом,не о том,о чем идет речь,нездешнее тебя беспокоит.Ты смотришь оттуда, где тебя нет,сюда, где лучше бы тебя не было.Боже, какая это мука,когда глаза все время говорят о другом,не о том,о чем идет речь.

В этом огромном мире,где миллионы мужчин и женщинни разу в своей жизнио вас не подумают,любите всех, кого знаете,любите всех, кто вас знает, -эту маленькую горсточку людей.

В этом огромном мире,где у миллионов мужчин и женщинни одна клеточка не дрогнет,когда вы уйдете из жизни,любите всех, кого знаете,любите всех, кто вас знает, -эту маленькую горсточку людей.

Давно не гулял на свадьбах,всё похороны, юбилеи,надоели старые рожи,похожие на мою.

Позовите меня на свадьбувеселую, шальную,с подружками невестывсю ночь хочу танцевать.

VI

Ой, боюсь признаться,боюсь презрения вашего,но и скрывать не могу:я заржавел.С некоторых пор, смотрите,/поднимает рубашку/я покрываюсь ржавчиной.

Когда будущее заканчивается,прошлое обессмысливается -торчишь, как пень, забытый собой.

Вешаться поздно – уже я подвешенна веревке прожитых лет,просто Господь еще не дунулна табурет под моими ногами.

Даже во сненикогда не видел свои лопатки,вспоминаю папины – выпуклые, волосатые,друга моего – округлые,как два столика в летнем кафе.О, лопаточки одной девочки!Имя ее забыл,а эти крылышки помню, боже мой!Положите меня в гроб вниз лицом,без рубашки,чтобы все видели мои лопатки.

После ночи удушающего жара,отвратительной тесноты в груди,просыпаюсь намазанный остывающим потомв недрах тела, там,откуда произрастают корни моей природы,едва занимается, восходит, как солнышко,блаженное выздоровление.Ощущение легкости, невесомости:дунул бы кто-то снизу,и я бы взлетел,улетел бы к тебе, Господи,с букетом рецептов в зубах.

С жизнью своей в обнимку,как с девчонкой,гуляю по Москве.Господи, как хорошо намчувствовать близость друг другаперед разлукой.

Как все нелепо:стоит очередь к смерти,несут ей цветы, веночки,музыка Моцарта плачет.Живые выходят на сценуобъясниться в любви покойнику,родня ловит каждое слово,словно он утром проснетсяи они ему дружно доложат,как прошла по нему панихида,какие звучали речи.

Книги, которые я читал,сохранят мой взор,луч, который исходил из моих глаз,когда я листал страницы, испещренные буковками.

Книги, которые я читал,когда их будут читать другие,передадут мои восторги, мою нежность,мою благодарность тем, кто их написал.

Книги, которые я читал,зашелестят страницами вслед,когда меня унесут из этого мира,в котором книги я любил больше, чем людей.

Когда до пропасти осталось три прыжка,не хлопочи, не надо ничего -смотри в окно последнее кино.

Из-под-над себявыкарабкалась луна -круглое зеркалодля небритого лицамоей жизни.Из-под-над всеговыкатилось ничего,как и ожидалось.

Там вдали – моя жизнь,далеко, уже почти не видать,расстояние между намис каждым днем раздвигается.

Там вдали – моя жизнь,все время оглядываясь, уходит,ей жалко меня оставлять одногопод леденеющими небесами...

Далеко, высоко, выше высипроживают Никто, Никогда и Нигде,они давно зовут меня в гости,хотят прислать за мной самолет.

Я вчера им отбил телеграмму:«Никакого самолета не надо,я скоро сам взлечу, как ракета,меня везут уже на взлетную площадку».

Когда уже нельзя не помнить,что скоро забудешь себя навсегда,остается одна забота:не дать себе сойти с умаперед тем, как сойдешь в могилу.

И не будут больше хоронить людей на Земле,каждого покойника отвезут на Луну,отчужденную под кладбищеПравителем околоземного пространства.А когда на Луне не останется места,отведут другую планету.И так будет до тех пор,пока могилы не подступят вплотнуюк престолу Всевышнего.И скажет тогда Всевышний:«Хватит, пусть больше не умирают».Его спросят: «Мертвых тоже будем воскрешать,или касается только ныне живущих?»Господь задумается, заплачет,сквозь горючие слезы произнесет с болью:«Только живущих».«Но ведь было обещано всем», – напомнят ему.Ответ не последует. Только слезыеще обильнее, еще горячеепольются из всевидящих глаз.

Крест безбожной гордынине посмею взвалить на себя -кто я такой, чтобы быть уверенным,что после смерти меня ничего не ждет?

Старость смягчает грани,растворяет годы, как сахар,жидкое время, волны растаявших летобволакивают противоположный берег.

Память помалкивает,приготовилась превратиться в камень.

Смерть Ивановна,пожалей Александра Исааковича,выйди замуж пока за другого,дозволь похолостяковать еще немного.Ах, Смерть Ивановна,невестушка моя незабвенная,мы с тобой такую свадьбу закатим,последние деньги потратим,последнюю водку выпьем,пьяные на тот свет выйдем.Только зачем торопиться,я ж не могу на тебе не жениться.

Я открою вам тайну:смерть боится матерных выражений,как рявкну на нее трехэтажным -пулей вылетает из тела,потом месяц не может опомниться,не разберет, где находится.Раза три это повторялось,к моему изумлению.Но я боюсь,когда буду спать, ночью,она может влететь через ухо,присосавшись к любому звукус Тверского бульвара,оттуда круглые сутки доносятся рыки машин,а у меня форточка открыта всю ночь.Сука!

Последнее будущеесогрело корнимоих голых замерзших слов,все трудней удается из будущей смертиотлучиться сюда, где я еще жив,судьба уже стоит позади,как дом, из которого я только что вышел, -жизнь – моя родина,смерть – моя муза.

Я иду никуда,всю мою жизнь бегу туда,запыхавшись.И я, конечно, дойду,уж куда-куда, а никуда попаду,эту цель не достичьневозможно.На могиле моей пусть напишут друзья:«Никто ушел Никуда»

Когда-нибудь,когда меня уже не будет,я приеду к вам в гостиверхом на слове «самовар».Мы будем пить чайс моим любимым вареньемиз белой черешни,я буду рассказывать,как весело неживут на том светеваши знакомые.Вы будете слушать менявнимательно, внимательно,как никогда не слушали прежде.Будет много вопросов,я буду отвечать, отвечать,а под утро, безмерно уставший,скажу: «Мне пора, я буду вас ждать,приезжайте, у нас хорошо»и галопом умчусь обратноверхом на слове «самовар».А вы,с благодарно машущими руками,будете стоять на балконе,пока яи мой семибуквенный коньне растаем в тумане.

У смерти нет закона,она закон сама,она – как палец Бога,направленный в меня.

Я жду прикосновенья,я приготовил грудь,душе почистил крылья,собрал в далекий путь.

Душа взлетит и тут жезабудет, чьей была,она не мне служила,когда со мной жила.

Когда я был только словом в устах матери и отца,когда я снова стану только словом в устах моих близких,о, какие счастливые времена!

Грехи мои уснули,будить не буду,налегке уйду.

Проснуться утром,очнуться,узнать себя – это же я, я,тот самый, что вчера свалилсяполумертвый, пьяный.Опять живой!Могу моргнуть, присвистнуть,пошевелить рукой, ногой,взглянуть на потолок,затылок почесать,беспечно лежать под одеялом,зная, что мигом поднимусь, когда решу подняться,пусть не вскочу, как прежде,но встану, буду стоять на собственных ногах,а не лежать навытяжку по команде смирно,которую Начальник уже не отменит никогдаКакое чудо – быть живым!Даже если думаешь о смерти,даже если помнишь, что она близка,пока ты жив – смерть всего лишь сказка,мы вечны – пока живы!

VII