Михаил Ромм - Скульптура сна Страница 4

Вертинский

Обидчивый паяц, банальный белый клоун,Как многих пережил твой одинокий цирк!Ты снова в тишине выходишь на поклоны,Проклятый эмигрант или любимец ВЦИК.

Что чёрный диск шипит на старом патефоне,Заботливо храним в формате эмпэтри?И голод, и война, и ты на этом фоне,Эффектный бонвиван, немыслимый esprit.

Всё то, что сожжено, осмеяно, разбито,Застенчиво звучит в заброшенном раюЗагаженной души… Среди тупого битаКартавый твой куплет я сам себе пою.

Есть люди

Есть люди – они не читают стихов,И прозы они не читают.Их мир для меня бесконечно суров:Пустыня от края до края.

Напрасно их мысленный образ леплю,Насупленным филином сидя:Им мило всё то, что я так не люблю —За это на них я в обиде.

Кому достучаться до них по плечу?К заложникам телеэкрана,Я делать для них ничего не хочу,Души не отдам им ни грана!

Но, Господи, как же прекрасен твой сад,Когда, посмотрев исподлобья,Вдруг встретишь в толпе человеческий взгляд,И видишь в нём богоподобье!

Бусинки слов

Неужели, собирая бусинки словВ ожерелье из запутанных строк,В жизни что-то изменить я готов,Возвратить то, чего не дал Бог.

Нет и нет. Я только беглецОт скандалов, от рекламы продаж,Своей крохотной вселенной творец,И полушки за неё ты не дашь.

Хоть она невелика, но моя,Потому, что никому не нужна.Я дракон – и вот моя чешуя,Моя родина – волшебная страна.

Ну, а завтра – замки и песни волхвов,Тёплый воздух, что на крыльях несёт, —Это будут только строчки стихов,Только буквы на бумаге – и всё.

Деревянный меч

На стёкла Вечности уже леглоМоё дыхание, моё тепло

О, если бы слова мои моглиВ сердца людей ложиться тяжело,Менять свеченье звёзд и путь Земли,И запотело б Вечности стекло!

Нет, я – дитя с игрушечным мечом,Срубающим травинки на лугу.Мой детский гнев растеньям нипочём,Остановить их рост я не могу.

Так невелик ответственности груз,И вдруг, застыв неосторожным богом,Над бабочкой в отчаяньи склонюсь —Над бабочкой, убитой ненароком.

Жёлудь

Гортань курлычет нам, как журавли,И проливает смысл своих наречий,И стих бурлит от замысла вдали,Вдали от ясных слов и внятной речи.

А мы лишь думаем, что знаем наперёдО том, что, в полутьме блуждая робко,Туманным утром мимо нас несётПрохожий в черепной своей коробке.

И мы в него не верим, нет и нет!Что у него там, бред ли, мыслей молодь?А он хранит внутри себя сонетПростой и совершенный, словно жёлудь.

Тайное желание

А всё-таки хочется славы, хотя б и посмертной,Не юных поклонниц, не пыли библиотек, —Название улицы, школьный учебник инертный,И памятник весь в голубином помёте. Навек.

Да, я понимаю, что глупо, напрасно, без шансов,Ничем я не лучше таких же, как я, бедолаг,Эстрадная песня и пара-другая романсов,В музее пылится мой порванный старый башмак.

Всё это – не то. Я совсем не об этом мечтаю,Но хочется знать, что когда вдруг навалится грусть,Найдется хоть кто-то и тихо стихи прочитаетСебе в утешенье, хоть парочку строк наизусть.

Моя муза

Моя муза мечтает о тропиках,О седом Сингапуре поёт,Она носит короткие топики,Открывая красивый живот.

Капитаны, туманы и кортикиКолокольцами в мыслях звенят.Она носит короткие шортики,Круглой девичьей попкой дразня.

И разбойными, дикими шуткамиДонимает соседских ребят,И гордится чуть видными грудками,Перед зеркалом гладя себя.

Вертихвостка, нахальная прожига,Любит сладости и чудеса.Шевелюра оранжевым ёжиком,А в глазах разлились небеса.

От проказницы до распутницы,И слогов тут не сосчитать,Вот такая досталась мне спутница —В облаках повитать.

Бездарный поэт

Крошатся зубы, выпадают пломбы,Тоска не умещается в строфу,И книг неразорвавшиеся бомбыПылятся в чемодане на шкафу.

И всё в них пресно, вяло, небогато,Глагольной рифмой автора несёт.Холодный взгляд несчастного собрата —Кривой усмешкой перекошен рот.

И скоро самого уложат в ящик,Напрасно израсходован весь пыл.Но вдохновенье было настоящим,Восторг прозренья настоящим был!

И тишина сиянием лучилась,И душу наполняло торжество.А то, что передать не получилось,Для Вечности не значит ничего.

Тетрадь

В царапинах, на пожелтевшей плёнкеИз кинохроники военных летСреди развалов камня и щебёнки —Дивана покорежённый скелет.

В обломках развалившегося дома,В том городе, где некому страдать,Трепещет на ветру под грудой ломаНе слишком обгоревшая тетрадь.

Там, на страницах, полные предчувствий,Надежд и смехотворной чепухи,Наполненные затаённой грустью —Написанные от руки стихи.

Листки переворачивает ветер —Лохматый добродушный идиот…Хотя теперь на вымершей планетеНикто уже ни слова не прочтёт.

Корорп

И Он мне грудь пронзил мечомИ сердце трепетное вынул.

Нет, грудь никто мне не пронзал,Никто мне не давал гарантий,Огнём на небе не писал,Не отражался в бриллианте.

Вот эта грязь – и есть мой трон,Когда, красивый и румяный,Через меня проходит Он,А я в грязи валяюсь пьяный.

Ничтожеством на дно упав,Уже обугленный гореньем,Я принимаю вдохновеньеИз ангельских мохнатых лап.

Моим стихам

Моим стихам, как драгоценным винам,Наступит свой черёд.

Но верила ли ты, когда писала,Что так и будет, что черёд придёт?А лампочка горела вполнакала,И вытекала жизнь – за годом год.

И всё вокруг – предлог, нежданный поводДля жадных строк, – один сплошной надрыв,А за плечом – потусторонний холодСтоит, горячей крови пригубив.

И чтобы разорвать его объятья,Где на л юбой вопрос всё «нет» и «не»,Ты выдумала это, как заклятьеВ пустынной, равнодушной тишине.

Но победил он, сколько ни кричи нам,И выпил всю, но вдруг затосковал,И вот тогда твоим стихам, как винам,Черёд настал.

Нагая тишина

Нагая дремлет тишина,Укутанная тёплым домом.Сидит столетье у окнаС открытым наудачу томом:

Бумажный звон колоколовГудит в груди биеньем встречным —На речке радуги улов,Что удаётся подстеречь нам.

А голос бьётся, как малёк,Зажат в ежовых рукавицах,Так жалок, гулок и далёк —Стоит слезами на ресницах.

И в сумерках его небесМосковская пружинит плаха,И пушкинский смеётся бесОт наслаждения и страха.

Мне снятся мёртвые друзья

Мне снятся мёртвые друзья,Их новые стихи,Но строк оттуда взять нельзяС собою никаких.

Сюжеты помню снов своих,И все детали быта,И даже почерк строк чужих,Вот только текст – размыто.

Рассеяно весь день брожуИ близких раздражаю:Зачем я с мёртвыми дружу,Зачем припоминаю?

Как знать, быть может, завтра самПойду к друзьям по лугуИ, наконец, останусь там —Читать стихи по кругу.

Оранжевый шар

Оранжевый шар

Оранжевый шар. Эхо хрущёвок.Сломан шорох ногой.В ладонях Бога между двух створокРаковины. Изгой.

Неподалёку собака завоет.Три часа ночи. Двор.Один на один с ледяным покоем,Отдан ему на спор.

Лакомый лоскут услад любовных,Горящий радугой клад,Фантазий зубастых, нагих, огромных,Внутри гремящих цикад.

Оранжевый шар тонконогих сплетен,Томный гетеродин.Когда выходишь на встречу с этим —Всегда один на один.

Мы плачем

Мы плачем – чтобы нас утешитьне сыщешь средства,и мы ещё не понимаем,что это – детство.

Никто не любит, всё надоело,Жизнь затянулась.И мы ещё не понимаем,Что это – юность.

Игрушки дарим нашим детям,Самим хотелось…И мы ещё не понимаем,Что это – зрелость.

Всё наполняется значеньем,Любая малость,И мы ещё не понимаем,Что это – старость.

И мы хотим назад вернуться,скребём руками.И мы ещё не понимаем:над нами – камень.

Тёмная материя