Евгений Меркулов - Посреди донской степи Страница 4

Подумайте, братцы…

Жизнь

Промчалась жизнь экспресс-составом,Как будто не жил.Лишь седины искрится саванЛедово-снежный.

Считать года – так жил не мало,А что осталось?Вагон болячек, что к финалуНам дарит старость.

Бывало, вкалывал до потаИ… не бывало.Но ни чинов не заработал,Ни капитала.

Особняка нет на Рублёвке,Шато в Тулузе,Зато квартира есть в «хрущёвке»,Совместный узел.

Шесть соток – дача в ПодмосковьеНа речке Рузе.Вот так-то, смейтесь на здоровье —Пред вами лузер.

А впрочем, нет! Поставим крестикИ в дебет тоже.С женой полвека жили вместе!Другим – дай Боже.

А дети-внуки! Это, братцы,Не плюс – плюсище!Он разных минусов дурацкихЗаменит тыщи.

Да, было в жизни всяко-разно…Добро и худо.Но костерить её напрасноПока не буду.

Встреча на Муста-Тунтури

(по мотивам рассказа Анатолия Болтенко)

                              IВ тайге это было лет тридцать назад,Ну да, на Крещенье как раз, в аккурат.

Я сбился с дороги, и ночь на носу,Но тут заприметил зимовье в лесу.

А отблеск огня, что мерцал сквозь стекло,Сулил мне ночлег и еду, и тепло.

Я в дверь постучался – Эй, есть кто живой?Хозяин! Хозяйка! Не бойся, открой!

Старик отворил – Заходи, коль не вор.Один уговор – с папиросой на двор!

Всю жизнь ненавидел табачную вонь.Садись-ка к буржуйке, там жаркий огонь.

Погрейся с мороза. Умаялся, чай?А я заварю со смородиной чай.

Вот сало, картошка, вот хлеба ломоть.Давай поснедаем, чем дал нам Господь.

Поели, попили душистый чаёк,И гутор потёк, как весной ручеёк.

И деду поведал я, кто я таков,Что род свой веду от донских казаков,

На Кольском работать пришлось пару лет,Теперь вот попал за Уральский хребет.

Дед кинул полешко в буржуйкину пасть.– Казак да на Кольском? Ну надо ж совпасть!

Послухай, сынок, наберись терпежу,Из жизни моей кой-чего расскажу.

                              IIХребет Муста-Тунтури знаешь, небось?А мне в сорок первом служить там пришлось.

У нас в разведроте был тоже донец,Отчаянный хлопец, отважный боец.

Вот как-то зимою с ним в группе однойМы в поиск отправились очередной.

Прошли полдороги, не встретив врага,Но тут нас внезапно застала пурга.

И мы, чтоб укрыться от ветра чуток,Средь скал отыскали себе закуток,

Насыпанный снегом естественный грот.И старший скомандовал – Быстро вперёд!

И надо ж случиться! Вползли туды, глядь —

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Из описания Лейпцигского сражения («Битвы народов») – генерального сражения под Лейпцигом между союзными русскими, прусскими, австрийскими, шведскими войсками с наполеоновской армией во время заграничных походов русской армии 1813—1814 годов. С обеих сторон в битве участвовало свыше 500 тысяч человек. Основные события 4 (16) октября 1813 г. произошли на участке боевых действий Богемской армии. С утра русско-прусские части Барклая предприняли наступление на фронте шириной 8 км и овладели рядом пунктов, но, не получив поддержки со стороны австрийцев, вынуждены были их оставить. Наполеон, убедившись в растянутом расположении Богемской армии, собрал мощный кавалерийский кулак (8—10 тыс. конницы под командованием маршала И. Мюрата и генерала М. В. Лотур-Мобура) и решил бросить его на прорыв центра «богемцев» в районе с. Вахау. После интенсивного артиллерийского обстрела позиции союзников из 100 орудий, в 3 часа дня французская конница стремительно бросилась вперед, смяла передовые части, а остальных заставила построиться в оборонительные каре. Эта кавалерийская лавина очень быстро максимально приблизилась к командному пункту союзников, где находился Александр I. Положение исправил находившийся в конвое Александра I лейб-гвардии Казачий полк. В критический момент лейб-казаки (4 эскадрона) под командованием полковника И. Е. Ефремова совершили смелую атаку с фланга на конную массу французских всадников, что остановило ее движение вперед и дало возможность командованию, используя подтянутые резервы, отбросить Мюрата с большими потерями на исходные рубежи. Наполеон не смог поддержать успешно развивавшуюся кавалерийскую атаку.

2

Горели, сгорели, но не сдались! В ночь с 3 на 4 сентября 1862 года казачий пост Георгиевский, близ селения Липки, состоящий из 34 казаков и одной женщины (жены начальника поста), подвергся нападению отряда горцев численностью 3000 пехоты и 400 всадников. Эта огромная масса в течение длительного времени не смогла сломить сопротивление казаков. Дорого отдал свои жизни казачий пикет, прежде чем им овладели враги. Горцы потеряли 200 человек убитыми и ранеными. Презирая смерть и отвергая предложения горцев сохранить им жизнь, прекратив сопротивление, все 34 казака и женщина пали смертью храбрых, причем половина казаков, уцелевших после разрушения стен поста, отошли в помещение деревянной казармы и продолжали оказывать отчаянное сопротивление и при поджоге горцами казармы все до одного сгорели в пламени огня, отвергая все попытки горцев призвать их к прекращению сопротивления. Как отмечено в акте осмотра боя за редут, все участники боя превратились в уголь, но не сдались!

3

Только спартанцы могли так драться… И еще русские! Двухтысячное войско поляков не смогло сломить отряд из 42 русских гусар и заставить их сдаться в плен. Даже когда способных драться оставалось всего 7, они снова и снова бросались в атаку и заставляли отступать 40-кратно превосходящие силы противника… Этот легендарный бой произошел недалеко от деревни Сендзеёвице чуть больше 150 лет назад, в 1863 г. Отряд из 42 добровольцев (гродненские гусары, донские и линейные казаки) преследовал банду польских мятежников, терроризировавших местное население. Командовал отрядом 25-летний Александр Павлович Граббе. Конечно, и до этого боя отряды лихих гродненских гусар гоняли и успешно били мятежные банды примерно 8—9-кратно превосходившие их числом. Однако на этот раз поляков оказалось очень много: свыше 1200 кавалеристов и более 400 пехотинцев. Почти все гусары и казаки, бившиеся пока руки, сжимавшие клинки, имели место для взмаха, погибли. Когда основные силы Гродненского гусарского полка вошли в деревню Сендзеёвице, они застали в живых некоторых из смертельно раненых героев, включая командира А. П. Граббе. Офицеры и гусары с трудом подавляли рыдания, видя ужасные страдания своего израненного товарища. Граббе, собравши остаток сил, слабым голосом, но спокойно рассказал о славной защите своих сподвижников, умолчав по обыкновению о самом себе. 25-летний герой умрет утром следующего дня, все это время повторяя в бреду: «Дайте же мне моего коня, мне надо скакать… лететь…»