Антология - Певчий ангел Страница 4

Ропот

Господь мой, на то ли зрячимродиться, чтобы во мракескулить, от себя же прячацепь, миску – удел собаки!..

Прикрой мне ладонью очи,в незнанье верни, в младенство.Рожденному – мука ночи,слепому в ночи – блаженство.

Бессмертие. Кундера

С бессмертием играешь в прятки,кропя во времени свой путь,и все надеешься бесплатнов глаза горгоне заглянуть?

Но платой – суд! Пытливый, тонкий,усерден и неумолим,что учинят, любя, потомкинад изваянием твоим.

К чему?

К чему тебе чужие слезы,терзанья грешников, святош,что почивают мирно в Бозе.И ты когда-нибудь умрешь,оставив горстку песнопенийтому, грядущему… Тому,кто сам – новоявле́нный гений —восславит виршами луну,проводит грустным оком стаю,любви трагический финали лет закат, и карнавал.Споет, как мир еще не знал,все то, что я теперь листаю.И задаю вопрос – к чему?..Молчи. Услышишь тишину.

Мой клен

Ревнивец милый, хлопотливый клён,полой еще шумящей летом робыукрой меня, на страже испокон,от сентябрей, случайных и недобрых.

Вот-вот октябрь – пришлый мокровей —сорвет зеленый плащ, оставив немотебе чернеть ноябрьской готикой ветвейна ясном и сыром картоне неба.

Но ты не ведаешь пока, что обреченна небыль декабря порой смурною.За нас двоих борьбою страстно увлеченмой рыцарь-клён с грядущею зимою.

«Пока живу, мороз и зной…»

Пока живу, мороз и знойменя обходят стороной.Судьба щадит мое лицо,не оставляет ни рубцовпотери близких, ни тенейглазниц голодных. Я беднейпочти любой моих подруг,но я богаче всех вокруг.И не балуется огоньмоею пяткою нагой.Давно затвержен мой урок.Что проку в жизни? Что есть прок?Кому спасибо прокричатьза пенье птиц и плеск ручья,За долю матери, жены,за неизведанность войны.За то, что сон по-детски тих…И за бессильный этот стих.

Клуб самоубийц Лизы K.

Когда среди небес угрюмых за́весблуждает взор – и жадный, и немой —самоубийцы, мрачно улыбаясь,последней тайной делятся со мной.Ты знать хотела, что нас убивает?..До смерти ли на гребне бытия.До жизни ли, когда ослабевает,скудеет вдохновенная струя,когда смолкает ветер за плечами,когда пустой страницей замолчишь,когда височным выстрелом встречаетисточника иссушенная тишь.

Предгрозовое

Разбилась темнотана рока рокотаньеи всполохи кнута.За окнами метанье,

всплеснул ветвями клен,волнуется, хлопочет.Землей укоренен,смириться он не хочет.

Туда, на зов, к Тому,чьи камни, души, птицы…Откуда никомууже не возвратиться.

«И кожи патина и вечер подглазий…»

И кожи патина и вечер подглазийскрывали от зеркала, и не раз,шутную коммуну моих ипостасей,теснящуюся за оправою глаз.

Льняная рубаха и ванна в дорогу —вернуться ль когда-нибудь мне сюда?Сегодня меня пригласили к порогуворонки в зияющее никуда…

Окуджаве

Пусть суждено тебе иссякнуть теломи сгинуть тихо где-то там, в Париже.Но духу не очерчены пределы,расставшемуся с прахом неподвижным.

Он в воздухе российском растворитсянад мостовой качнувшейся Арбата,в стекле московских окон отразитсязакатным блеском матовым булата.

Ни бельмондо,                  любимцем публики недавним,ни марксом, ни онасисом ты не был.Поэтам не нужны надгробий камни.Пусть шариками голубеет небо!

Встреча

А. Ахматовой

Времен пробраться теменью густою       по лесенкам поэмы без героя,              взойти к Вам, Анна, гостьей без лица,где Вы одна пред рамою пустою,       глаза прикрыв видений пеленою,              в сиянии царицына венца…

Ужель Вам не сказать ни слова больше?       Наложит время, что пространства толще,              обет молчанья, строг и нарочит.Пробиться через все травой проросшей,       пусть голос Ваш, давным-давно умолкший,              в устах моих покорных прозвучит.

Негромкий, словно звездами отточен,       продолжится он рифмами отточий.              Но я, поверьте, все слова пойму.Который год меня желанье точит       отправить Вам мои стило и почерк,              и руку, приучённую письму.

Одна секунда встречи… Здравый опыт       нудит, что пролегают наши тропы              во всех, за исключением одной.Оставим, Анна, бездны темный ропот.       Да будет стих наш колоколом пробит              над нашей исстрадавшейся землей.

Старушка и смерть

Старушка об руку со смертью,на черный опираясь зонт,бредет поутру в мокрый сквер, гдесчитает дни, за годом год.

Спектакль кончился. Актерывсе восвояси разбрелись,оставив сцену, на которойее разыгрывалась жизнь.

На привокзалье рыбный запахборделей. Раб своей мошны,крадется муж на задних лапахпод носом бдительной жены.Прохожим уши треплет ветернеразличимых новостей.Сквозят вагоны. В желтом свететрамвая личики детей,когда-то ею не рожденных…Им нет имен. Их нет нигде.И мужа нет. Сквозят вагоны…

Проснувшись утром в пустоте,бредет она, считая буднидождливой старости, и ждет,когда немногословный спутникнад ней раскроет черный зонт.

«Холодно здесь. Неизбывно холодно…»

Холодно здесь. Неизбывно холодно.Переполняю собой квартиру.Стены мои с безучастием молотачавкают кровью в коллекторе мира.

Я остываю. Забыв неначатое,перехожу ко вчера забытому…Жизнь, похоже, готова начерно,кто-то стучит за стеною копытами.

Мимо. Ресницы сомкнув за окнами,переползаю от желудка к желудочку,выше и выше, гортанью мокрою…и родничок раздирая – в будущее.

Ангел

Часы прокукарекают и днястальной корсет почует позвоночник.Исчадия луны – химеры ночи —смолкая, в тень отступят от меня.

Рыданий шрамы маскою прикрывспиной изображу кариатиду.Луна невинно скроется из виду —смолкает в синеве ее мотив.

Что ж, радуйся! Усерден ангел твой!Моленья и капризы исполняет.И осень приглашать не забывает.И хлеб не горек милостью чужой.

А все теперь некстати и не впрок.Луна ли под сурдинку чрево точити тело бледной немочью морочит?..Но если отзовется пара строк

из кельи за дольменною плитой —ту ангел учит душу терпеливополночное превозмогать светиломолитвою смиренной и простой.

«У блаженных котомки пусты…»

У блаженных котомки пусты.Для свидания с музою нужнотрепетать на краю нищеты,ожидать, затянувшись потуже.

Не надеяться и возжелать,развенчаться с обыденным надо,чтобы деве капризной внимать,не заботясь о тучности стада.

«Из памяти лица смывает текучей толпой…»

Из памяти лица смывает текучей толпойи камни развилок уносятся ветром времен.Вспорхнула строка – я слежу под повязкой слепой.Я – памяти страж, уследить ли мне беглых имен.

Плывет между черных полотен моя голова.По черному выжечь – иначе не буду прощен.И я загребаю последних угольев слова,еще только слепок, еще только снимок, еще…

Каприччо

Три дня, три бриллианта выпалодля нас у Времени из рук.Каприччо, римские каникулысверкнули между буден вдруг.

Судьбой одарена непрошенно,приберегу для черных днейтри самоцветные горошиныв шкатулке памяти моей.

Когда растает наваждениеи увлекусь куделью дня,останется стихотворение,родившееся от тебя.

Наш дом

Ласки раздариваю,тебя обкрадывая.Статуей каменнойвстречу, не радуя.

Судить не смей меня —Дом я разрушила!Любовь при свете дняглядит иссушенно.

Она источникомбыла терпения…Что грех —то снежный ком,до воскресения.

«Нелепый и развенчанный портрет…»

Нелепый и развенчанный портретпроступит, озадачив на мгновенье.Возможно ли – бессонницы предметбесплотнее, чем ветра дуновенье?..Так озером забыт водоворот.Безвинно небо в заводи глядится.Но знает, знает ветренная птицаглубины потайные темных вод.

31 августа