Антология - Певчий ангел Страница 5

31 августа

Отчего день последний дорог —завершение летнего круга?Или августу тоже за сороки мы так же теряем друг друга…

Соскользнули песком оковы,даже больше – почти невеста!Понастрою чертогов новых,но тебе не оставлю места.

А настанет время прощенья —ты вернешься нелепым гостем,для которого угощеньеи чужая прохлада простынь.

День последний, сырой и ранний,записная пора прощаться…Пожелтелым его дыханьем,как твоим, не могу надышаться.

Звонок

На часах половина жизни.Значит жить еще половину.Губкой, смоченной в оптимизме,растворяю лица патину

и звоню… Зеркала, кувшины,пополуденный сизый гам.За окошком стихи-снежинки…Ни к чему они старикам.

Озаренья, порывы, музы…За окошком пейзаж примолк.Мне бы пухлых рожать бутузов,исполнять вековечный долг.

Ни жена, ни подруга… Голосв недрах чьей-то чужой руки,никому не слышная моросьна холодном стекле щеки.

За окошком все та же сыростьи все так же молчит природа.Где-то скрипнула дверь и закрыласьтихим утром нового года.

Прикосновение

Замри и ощути, склонив лицо.К чему тебе чужие откровенья?Не заменяют сорок мудрецовпростого моего прикосновенья.

Сползает тихо толстая тетрадь,под поцелуем вздрагивают брови…И мудрецам приходится молчатьна столике под лампой в изголовье.

Свобода

Дневной мираж, твое носящий имя,тепло струится сумерками мая,глазами полуночными твоимилицо толпы размытой наделяя.

Какою же нелепою гримасойего улыбка может обернуться —полжизни объявив тщетой напрасной,уходишь, чтобы в прошлое вернуться.

Твоя Москва теперь искрится снегом,мой Франкфурт безнадежно желтолиствен…Свободой тешимся —               пространственным разбегомпутей в гиперболическом единстве.

«Ночь опускается в кресло и диалог…

Ночь опускается в кресло и диалогвозобновляется прерванною тирадой…Жаркая спорщица, кто бы подумать мог,слушательнице такой несказа́нно рада.

Кто же есть у меня, кроме себя самой?Две кошки, преданные всем желудком.Зеленый сожитель в кадке, листвойколышущий в оцепененье чутком.

Души, населяющие янтарь времен,молчат, занесенные пылью полки…Этого мало. Голос инстинкта силен —кому, реченному ожиданьем долгим,

факел утра улыбкой одной зажечь?Для кого всходить благодарной нивой?Кого одаривать зрелым жемчугом плеч,волос омытым волною ленивой.

Куклой тряпичною в чьих рукахпредаваться похоти безоглядно и до́сыта.Рука в руке, с кем тропу впотьмахторить, не слыша прохожего топота.

Potpourri

Останутся стихи капризом синим,как осенью лил джазовый мотив…На перепутье интернетных линийв толпе едва друг друга различив,

отпущенное время короталикобель безродный и почти ничья жена.Как в письмах с упоением валялион дурочку и дурака она.

Как на чужом всплакнула пепелищеукрадкой, приговаривая вслух:Ищи – найдешь. Находят тех, кто ищет!Он делал вид, что остается глух,

свободы статус ревностно лелея,что никому-не-нужностью подбит.И оба забавлялись, чуть жалея,игрой во всеотпущенный транзит.

Обернись

Обернись, когда перестанешь,обессилев, со мной бороться.Обернись же, верный товарищмалодушия и благородства.

Обернись, оставленный мукойневозможности покаянияпод нацеленной в лоб базукойобязательств и ожидания.

Не найдя меня даже в мысляхи пропев осанну утрате,обернись к непрожитой жизни,обернись, если жизни хватит.

«Я дышала над влажным виском темноты…»

Я дышала         над влажным виском                      темноты,недосказанным словом                     ласкала цветы,поверяла привычные меры.Отражений искала         в глубинах зрачкаи кричала, и билась         под жалом смычка,и срывалась в седые кальдеры.Проникала         жемчужными                  реками в дом —я в руках была глиной,         беленым холстом,отливалась в тугие хореи.Мой возлюбленный!         Муж мой, ваятель,                  скажи,для чего же сегодня         ты мечешь ножив беззащитную грудь Галатеи?..

Тени

Кто знает, какие тенивитают, легки и гулки,чьи блеклые отраженьяхранят зеркал закоулки…

Что там, промелькнув за дверью,вплывет и, присев напротив,призрачным мановеньемс плеча немилого сбросит

мои ладони во тьме… и,глаз не сводя, истает…Кто знает, какие тенив доме моем витают.

Кукла

Живая кукла принца Тутти —глаза, улыбка, ноги, груди —скачу послушно на батуте,на эту роль обречена.Когда устану отвечать яна зов ленивого исчадья,ему оставлю шелк от платьяи упорхну в рассвет окна.

Он вдруг поймет, что надоелотерзать мое пустое тело.И оком, мутно и дебело,в глазницы глянет, мой дракон.Припомнит все – и рифмы трепет,и сладкий смех, и глупый лепет,былое кружево потреплети, может быть, заплачет он.

«Подвиг бледнеет розово…»

Подвиг бледнеет розово,мелко сучит измена,плещет событий озероот щиколотки до колена.

Царство пади – вот грому-то…Эхо – бесшумней вздоха.Так… скоморошьим омутомзамельтешит эпоха.

Райскою птицей скроена,да без надежд на вечность,мукой не удостоенасчастлива безупречно,

я, позабыта Хроносомв этой стоячей луже,мокну – павлин без голоса,что никому не нужен.

Бьется с утра до вечераимператив височный:Птаха, лети, ты певчая!Поторопись на площадь.

Там поклонились сумраку.Там опустели лица.Жаром пера без умолкупеть тебе, чудо-птица!

Евгения Комарова

Бохум

Родилась в 1954 г. в Киеве. Училась в МГУ им. Ломоносова на химическом факультете. Первая публикация в антологии юных поэтов Украины «Тропинка на Парнас», изданной под редакцией В. Коротича в Москве, в издательстве «Молодая Гвардия». В Германии увлеклась немецким языком и переводами с немецкого и на немецкий. Принимала участие в совместной русско-немецкой антологии «Die Briefe, meine, lasest du im Schlaf» («Письма мои читал ты во сне»), опубликовавшей произведения современных русско- и немецкоязычных авторов земли Северный Рейн-Вестфалия в двуязычном варианте. В дальнейшем публиковалась в различных альманахах и антологиях русского зарубежья – как в качестве автора, так и в качестве переводчика.

Театр теней

Эвридика

Орфей, куда ты меня ведешь?Мне страшно, и не видно ни зги…Я чувствую Геи глухую дрожьКаждым пальцем босой ноги;

Мне чудится блеск не огня, а – дня,И шелест крыльев стрекоз – не сов…Орфей, зачем ты позвал меня?Зачем пошла я на этот зов?

Я здесь забыла звучанье слов,Значенье звуков, цветов цвета…Теченьем Стикса меня снесло:Я ещё – не там, но уже – не та.

Ты мне уже не вернёшь – меня!Я слышу в плеске летейских струй:Тень рук не сможет тебя обнять,Тень губ не возвратит поцелуй.

Не склеить с веткой опавший лист,Не нужен свет для потухших глаз…Ну что же медлишь ты? Оглянись —Чтоб тебя увидеть в последний раз!

Кассандра

О, как вы насмехались надо мной,страшась и ненавидя втихомолку!Ну что, троянцы, много ль было толкув слепой гордыне вам? Агамемно́н

влачит теперь, в лохмотьях и рубцах,её остатки жалкие в Микены…И смерть моя, и гибель Поликсены —последние штрихи того резца,

который завершает мрачный труд —гробницу славы и величья Трои.Не строить – рушить призваны герои,не сеять – пожинать за трупом труп.

Там, где героев боги создают,взяв деву – силой, а жену – обманом,там смертным сыновей рожать не надо —они обречены полечь в бою.

Стать в гекатомбе жертвенным тельцом —вот участь их, рождённых в век героев…А впрочем, сам герой – не что иное,как бык-вожак, отобранный жрецом,

чтоб, розы на челе неся и лавр,на смерть вести восторженное стадо.А какова за подвиги награда —расскажут вам Тесей или Геракл…

Какой, однако, славный саркофаг —когда-то неприступной Трои стены!Цена пожухлых прелестей Еленыне слишком ли, герои, высока?

О, мне она известна лучше всех,поскольку эту цену назначалине вы. Да и не боги. Изначальноеё мерилом был тот самый смех,

который – за спиной или в лицо —как тень, сопровождал меня повсюду…Я прорицала? Что ж, скрывать не буду —я проклинала вас, толпа глупцов!

Надменные, закрывшие глаза,чтобы не видеть, уши – чтоб не слышать,ведо́мые тем, что пупка пониже…Вам ве́дом лишь охотничий азарт,

вам крови вкус и страха запах мил?Надеюсь, вам их досыта хватило…Что мне Эреб, когда Тартара силыя заклинала в безднах вечной тьмы!

Я не имела больше ничего,лишь слово! Но его никто не слушал…Мне, значит, не дано читать в грядущем?Ну что ж, я создала́ для вас его!

…Всё кончено. Пора и мне к теням —дневного света не выносят совы…Но помните – в начале было слово,и это слово было у меня!

Иешуа