Коллектив авторов - Этажи. №1 (5) март 2017 Страница 4

Александр Амчиславский

«Всё тот же взгляд, как будто, тот же зов …»

Всё тот же взгляд, как будто, тот же зов —от «Господи, прости» до чёрта в ступе,от смерти в полупропитой халупедо вечной жизни в свете образов…но тише звук, и сузился размах —ни слеп, ни зряч, ни с Богом и ни с чёртом,тут белый свет перемешался с чёрными серым цветом булькает в умах,и катится колбаскою странапо Малой Спасской, Бронной, Королёвак Ваганьково, Николы, Востряково,саму себя задорно хороняпод заново набухшее «ура»весёлого экранного формата,чтоб сокращалась вялая простатакремлёвского, как прежде, упыря,наследного, живее всех живыхи живших в этой чернозёмной жиже,чей дым отечеством казался мне, да вышел —срослись края и затянулись швы.Я улечу по серой полосе,выкашливая серый дым из лёгких,совсем не ожидая слов неловких:«Прости нас всех, и вы, простите все»…

«Нас, еще не ушедших туда, где становятся прошлым…»

Нас, еще не ушедших туда, где становятся прошлым,принимает октябрь, монотоня под небом намокшим,расставанье в разгаре – лирично, пестро и устало,расставанье шуршит поездами с лесного вокзала…Все исполнено ценности – лысина, трубка, сутулость,кто зачтет это все, чтобы дольше прощанье тянулось,чтоб осенняя взвешенностьв медленном воздухе длилась, чтобы кончилась вовремяэта блаженная милость.Все прекрасное было, но было и это, и это —не хватает штриха, парадокса, слезинки, аккорда, акцента,не хватает ответа, которого тоже не хватит —затвердевшее небо на выдохе к горлу подкатит.Что же было все это? недуг отраженного знанья?Игровой лабиринт, разноцветная шкурка бананья?прободение космоса, вдох под рукой дирижера?Электронный каприз, породивший осмысленный шорох?Что же все это – слизь лягушачья,броженье комков перегнояили все-таки замысел, промысел,радостный свет, метанойя,до последней, тридцатой, слезами прожженные драхмы,и неведанный страх или освобождение страхом…Мы стоим, прижимаясь друг к другусухими стволами,и прозрачней становится дым,оставляющий пламя.

«Здесь время такое – не знаешь, плывёшь ли, летишь…»

Здесь время такое – не знаешь, плывёшь ли, летишь,гортанная речь высекает из воздуха ветери кольца свивает из Чисел, Исходов и Мишн,и бьётся псалмами в субботнем огне семисвечийнад юностью новой, где мёдом течёт апельсин,над морем ночным, где гуляют, целуются, стонут,над строем палаток, где полог под утро отогнути губы солдаток шершавят песок и хамсин —их время, как небо, встречает сухой синевой,их сок не разбавлен, и пули всегда боевые,их смерть и любовь поражают, поверьте, навылет,и нет ничего, что в себе не вмещает всего.Здесь переплетаются память и возраст любви,и свадебным красным вином умащаются камни,и слово изгнанья приемлет заблудший левит,и к Слову прощенья, снискав, припадает губами…

Балерина

Как танцуешь ты, девочка, воздух пронзая собой,как летишь длинноного сквозь жизнь в продолжении танца,ничего не касаясь, нигде не желая остаться,прикрывая глаза, чтоб не сделаться чьей-то судьбой.А в округе сменяются песни, духи, имена,в магазинах любви понижаются с возрастом цены,ты летишь, ты живёшь невесомо меж небом и сценой,только этим двоим, кроме старенькой мамы, видна.Им, двоим неподкупным, понятен усталый мениски сердечная чаша твоя, и сердечная ноша —отдохни, балерина, в прощальном поклоне склонисьИ лети улыбаясь, легко, будто завтра вернёшься.

«Стихи казались бредом. Сон не шёл…»

Стихи казались бредом. Сон не шёл,такой, чтоб уживался со стихами,они, сводя с ума, не затихалии были самым важным, но о чём —не мог понять и рук не мог поднять,казался спящим, тонущим, летящим,стихи несли меня всё дальше, дальшеи были мной, где не было меня,они теснились, заполняя грудь,как тесто, поднимались, тяжелели,и было им плевать, что в этом телеесть жизнь своя и я вот-вот умру,не в силах дольше руки простирать,что задохнусь от скорости, от ветра,от красоты увиденного сверхуи ужаса всё это потерять,всё это, где послушным чередомменялся мир, ведомый вещим словом,где я бродягой был седоголовым,нашедшим свой давно забытый дом —он ждал, моё беспамятство простив,он вытер с губ моих чужие мифы,меняя безнаказанные рифмына незнакомый неподдельный стих.Словесный промельк. Ветер. Скорость. Гул.Свет в комнату, похожую на келью…Я записать всё это не сумею, —едва успел подумать… и уснул.

«Это грустный волчок, сирота, кособокий танцор…»

Это грустный волчок, сирота, кособокий танцор,оторваться нельзя – так и ждёшь, затаившись,когда, наконец, подскользнётся,это ты, это я, это нота скулит напоследок,упав с нотоносца,это наше с тобой заболоченное озерцо.Пахнет сыростью, мёртвым кузнечиком, словом чужим,ожиданьем ухода, слезами, икрой, не доеденной с Пасхи,общей памятью, верой угрюмой, тобою и мной,только Царством небесным не пахнет,повтори мне опять, в сотый раз,что не может ни вкуса, ни запаха быть у души —это всё от ума —растолкуй мне высокий закон,безымянный порядок всего без конца и начала,не смотри на мостки – там неловкий танцорсиротливо затих у причалав ожидании чуда, волчок,привалившись к озёрному камню виском.

«Это смена сезона, планета летит зимовать…»

Это смена сезона, планета летит зимовать,что поделаешь, мальчик, ты видишь – ускоренным строемодеваются в лёд вереницы поэтов, героев,и позёмкой кружатся такие благие слова —ты не слышал их, мальчик, тебе не знаком перезвонгулких ямбов и похоти, света и душного блуда,ты пришёл послесловием нашего долгого бунтаи уходишь вступлением в нам недоступный эон.Я не плачу, я счастлив, я понял, как ты мне помоги своим пробужденьем из тех, леденеющих, вышиб,я смотрю как твой взгляд поднимается выше и выше,и у нас у обоих уходит земля из-под ног.

«Я не знаю тебя, быстроглазый остряк, хохотун…»

Я не знаю тебя, быстроглазый остряк, хохотун,беззаботный сластёна, профессор по женским коленям,обещаньям, туманным словам, приворотным кореньям,по лихому уменью сердца поражать на ходу,я не верю тебе, королёк пустотелый, рифмач,всё о далях поёшь, будто был там, но не был, не видел,по красивым словам не взойти в эти дали, не выйти,на красивых словах горевать, королёк, горевать…Я не слышу тебя, тайный плакальщик ветхих псалмов,разрыватель одежд под стеной покаянного пепла,дотянись до меня – я замёрзла, оглохла, ослепла,я – душа твоя, милый, я плачу, я плачу… без слов.

«Слушать ветер осенний, ходить по утрам на базар…»

Слушать ветер осенний, ходить по утрам на базар,гладить грушам бока, есть лепёшку у старого грекаи стоять над заливом, ища вдалеке паруса,как в истории где-то.Возвращаться домой, выдыхать самый лучший сезон,самый лучший пейзаж процарапать по тонкому воску,и не надо фантазий, когда под тобой горизонтделит надвое воздух.

Лилия Газизова

Снегопаденье

В контексте мартовского снегопадаНедостоверными становятсяСлова и города…

Неверно дребезжание трамваев,Сворачивающих с ПушкинаВ Норштейновский туман…

И как не ощутить родстваС холодным воздухом,Он в лёгких вязнетИ не даёт дышать…

В эфире стынетПротяжно-сложнаяПеснь муэдзина…

Порой невыносимо,Но светлоСнегопаденье в марте…

Львиный рык и курицын кокот

Добрый Перенов подарил мнеЛьвиный рыкИ курицын кокот…Весь день я ходила по городу,И все говорили:– Смотрите,Вон женщина с рыжими волосамиНесёт в рукахЛьвиный рыкИ курицын кокот.И на мобильники фоткали

Меня не пускали в магазины,Говорили, чтоС львиным рыкомИ кокотом куринымОни не обслуживают.

Только продавщица фруктов,Заглядевшись на них,Дала яблоко.

Устав от них,Рыка и кокота,Я решилаИх выпустить на свободуИ тихонько в воду опустила.Так они и поплыли,Между собой переговариваясь —Львиный рыкИ курицын кокот..

Девочка и поезда