Светлолунный сад - Каролина Карловна Павлова Страница 4

И путь кругом облит людскою кровью,

Костями вся усеяна страна…

И к сфинксу вновь, с таинственной любовью,

Уже идут другие племена.

Скептический (или, точнее, скорбный, недоверчивый и недоумевающий) взгляд Павловой на историю человечества выразился в большом стихотворении «Разговор в Трианоне», которое она считала лучшим своим произведением (написанное в 1848 г., оно было запрещено цензурой; впервые опубликовано в искаженном виде в Лондоне в 1861 г., в России – уже в подлинном виде – в 1863 г.). Граф Калиостро, известный авантюрист, утверждавший, что родился в древнем Египте, и граф Мирабо, один из начинателей революции 1789 г., разговаривают о грядущем перевороте, чей «грозный плод» уже созрел. Мирабо полон энтузиазма, но последнее слово остается за Калиостро. Он говорит, что народные массы неразумны и жестоки, изменчивы в своих настроениях и неблагодарны, а иллюстрируется это историческими примерами от времен Моисея до Кромвеля. Революция, затеваемая Мирабо, не приведет к свободе, а станет лишь новым звеном в цепи человеческих безумств и злодеяний.

«Разговор в Трианоне» – консервативный и скептический отклик на ожидания перемен от волны революций, прокатившихся по Европе в 1848 г., но интересен он не своей основной политической идеей (в общем-то тривиально-охранительной), а яркостью представленных в нем образов мировой истории, в конечном счете – для самой Павловой – исполненных какого-то тайного смысла, хотя и отвергаемого ее Калиостро и непостижимого для нее самой.

Другая вершина ее творчества – роман «Двойная жизнь» (издан отдельной книгой в 1848 г.). Сама Павлова обозначила его жанр как «очерк». Проза здесь чередуется со стихами. В прозе изображается светское общество Москвы и на примере замужества одной мечтательной и кроткой девушки рассказывается о том, как здесь устраиваются браки: в этом участвуют различные общественные силы, корыстные расчеты, амбиции и взаимоотношения отдельных личностей, учитываются самые разные и тонкие обстоятельства – все что угодно, кроме любви. В стихотворных отрывках, прерывающих этот рассказ, исполненный грустной иронии, девушка спит и слышит чей-то чудесный голос, обращающийся к ней. Он утешает, ободряет и наставляет ее, подготавливая к новой жизни как к школе испытания веры и душевных сил, как к подвигу терпения и познания. В предпоследней (9-й) главе романа он прощается с ней:

«Иди назад к земному краю,

Иди к земному ты венцу…

‹…›

Не вотще рвались так жадно

Бредни сердца к бытию:

Жизнь исполнит беспощадно

Просьбу страстную твою.

‹…›

И свершит судьба в избытке

Над тобою казнь свою:

Но не лечь в жестокой пытке,

Но не пасть тебе в бою.

‹…›

Бытие поймешь земное

Созревающей душой:

Купишь благо дорогое

Дорогою ты ценой.

‹…›

Так иди ж по приговору,

Только верою сильна,

Не надеясь на опору,

Беззащитна и одна…»

«Разговор в Трианоне» подводил к мысли о трагизме и непостижимости истории человечества, «Двойная жизнь» – к мысли о фатальном драматизме женской судьбы, также непостижимом. Для внутреннего принятия того и другого от человека требуются самообладание, терпение, вера.

«Двойная жизнь» заканчивается такими строфами, данными в эпилоге от автора:

Так пусть грозит грядущее утратой

И с каждым днем редеют сердца сны;

Пусть поплачусь я горестною платой

За светлые дары моей весны;

Пусть брошу я, средь жизненного моря,

За кладом клад на бурной глуби дно:

Блажен и тот, кто мог, с грозою споря,

Себе спасти сокровище одно.

4

Брак Павловых разрушился в начале 1850-х гг. Его разрушили вскрывшаяся любовная связь мужа с родственницей жены Е. А. Танненберг (потом она стала его третьей, гражданской женой) и, в особенности, его страсть к карточной игре, начавшей угрожать семейному благосостоянию.

К 1851 г. относится стихотворение Павловой «Портрет», где она с чувством огромного разочарования изобразила своего мужа, а в 1853 г. произошел окончательный разрыв. Он сопровождался скандальными обстоятельствами: в январе 1853 г. отец Каролины написал жалобу московскому генерал-губернатору графу А. А. Закревскому, обвиняя Павлова в игорных махинациях, тот санкционировал его арест и обыск в его кабинете, там нашли запрещенную литературу, и в апреле, после отсидки в долговой тюрьме, Павлов был выслан в Пермь (ссылка продлится только до декабря того же года, освободиться ему помогут друзья)[21].

В обществе почти единодушно сочувствовали мужу, а виновницей случившегося считали жену. От общественного осуждения в мае 1853 г. Павлова бежала в Петербург, взяв с собой сына и престарелых родителей. Однако там началась эпидемия холеры, и отец, заразившись, умер уже в июне. Напуганная Павлова, поручив похороны посторонним людям, с сыном и матерью бежала из Петербурга в Дерпт (ныне г. Тарту, Эстония).

Вся эта история повредила ее репутации. Злые толки вокруг ее имени еще долго твердились в литературных кругах. В основном они были несправедливые. Известный юрист А. И. Кони, разбиравшийся с этой историей через полвека, приходил к выводу, что действия Павловой, «прибегнувшей к крайним мерам борьбы для защиты достояния сына», были оправданными и обвинять ее не в чем[22].

Как бы то ни было, в 1853 г. закончился самый благополучный период в ее жизни: она навсегда рассталась и с мужем, и с Москвой (еще один раз – с последним коротким визитом – она заедет сюда в 1858 г.).

В Дерпте она находилась до весны 1854 г., пережив здесь новое любовное увлечение и творческий подъем.

Предметом ее увлечения стал Борис Исаакович Утин (1832–1872), студент Дерптского университета, юрист, впоследствии профессор в Санкт-Петербургском университете. С его именем связывают ряд стихотворений Павловой – гипотетически реконструируемый так наз. «утинский цикл» (1854–1855): «Мы странно сошлись. Средь салонного круга…», «Меняясь долгими речами…», «Зачем судьбы причуда…», «Когда один, среди степи Сирийской…», «К***» («Когда шучу я наудачу…»), «Ты силу дай! Устам моим храненье…», «Две кометы», перевод из Дж. Байрона «К… («Хоть гроза неприязни и горя…»), «За тяжкий час, когда я дорогою…», «К…» («Да, я душой теперь здорова…»)[23]. Еще одно стихотворение было найдено и опубликовано в 1982 г. (в наст. изд. оно не вошло, поэтому приводим его полностью):

Пишу не смело я, не часто,

Чернил боюся, как огня,

Литературного балласта

Найдется мало у меня;

Его легко поглотит Лета;

Лежит пока спокойно где-то

Он в ящике на самом дне;

Признаться должно, нет во мне

Отважной удали поэта;

К варьяциям избитых тем

Страшусь я приступать стихами;

Но нынче