Александр Введенский - Том 1. Произведения 1926-1937 Страница 47

Машинопись с авторской правкой, принадлежавшая художнице А. И. Порет и подаренная ею К. Сапгир. Впервые опубликовано: [27] (неточный текст), Оригинальный текст был найден нами уже после нашей публикации пьесы по копии в 1978 г., однако были обнаружены лишь два разночтения.

По воспоминаниям Т. Л. Липавской и Я. С. Друскина, произведение было написано вскоре после августа 1931 года. Эта дата подтверждается и тем, что фрагмент — Кругом ничто не пело / когда она показывала свое хитрое тело — отмечен Д. И. Хармсом, который часто фиксировал интересовавшие его чужие строки, на обороте его собственного стихотворения «Узы верности ломаешь…», датированного 8 сентября 1931 года.

Разговор с Т. А. Липавской о Куприянове и Наташе, записанный Я. С. Друскиным, приведен в ПСС, т. 2, с. 280–283.

«…Введенский как-то по-особенному увидел алчность и смрад греха: судаки, механизация греховного акта, отвращение, бездушность и мертвенность, пустынность, и все это — исчезающая видимость. Куприянов даже не умирает, а постепенно исчезает, рассеивается, как дым. И остается природа, предающаяся одинокому наслаждению. А над всем этим, отрицая все это, отрицая обман, хитрость природы и смерть — Спаситель на иконе: „единственная надежда: Христос воскрес“» (Введенский в «Серой тетради» (т. е. в № 34 — М. М.) (Я. С. Друскин). См. также: М. Мейлах [158]; К. Кузьминский [138].

— …приводив тех свиных гостей… — В связи с интродукцией Введенским в текст не имеющих денотатов местоименных детерминативов, см. нашу вступит. статью ко второму тому.

— Пугая мелу горит свеча… — По поводу этого образа, одного из ключевых в произведении, см. примеч. к № 2, с. 47,— а в связи с его собственно эротическими, как здесь, импликациями, ср. №№ 23, 29.8 и 30 (карт. 1) и примеч. См. также ниже.

— Я даже позабыл, Маруся, / Соня… — В связи с произвольностью номинации, соответствующей, в данном произведении, безличности эроса (ср. ниже: любовь камней не состоялась), шире — с принципиальной анонимностью некоторых героев Введенского, см. примеч. к № 24 и замечания Я. С. Друскина (но поводу анонимности Эф) к № 19.

— И будем мы подобны судакам, — Куприяновское уподобление себя и Наташи судакам, которое он делает дважды в этом тексте (И мы не были подобны судакам — далее), повторяется, по-видимому, у Олейникова: «И если я судак, то ты подобна вилке» («Послание», — см.: [182, с. 124]).

— …и шевелился полумертвый червь, — О библейском подтексте (Ис. 66, 24 — Мр. 9, 44) см. в нашей статье [153]. Добавим лишь, что мотив червя, многократно встречающийся в произведениях Введенского, здесь выступает в специфическом значении, связанном с архетипикой либидиальных и фаллических представлений.

…и грудь твоя как два котла, / возможно что мы черти… / …я вся как будто в бане. — Интересное скрещение мотивов инфернальности с мотивами бани, реализующееся в восьмом Разговоре (№ 29.8), действие которого происходит в бане, но о которой, в частности, устами одной из участниц говорится: Может быть это ад (см. примеч.).

…последнее колечко мира, / которое еще не распаялось. — Ср.: весь рассыпался мир… — с. 146 в примеч.

— Наташа, гляди светает… Восходит солнце мощное как свет — См. по поводу возможного преломления здесь мотивов традиционного жанра альбы нашу статью [158]. Отмстим, напротив, выраженный на протяжении произведения мотив недостатка света от горящей свечи (см. выше).

— …не виноват же я что верил в силу последнего чувства — См. примеч. к № 5, а также к №№ 28 и 31.

…Я не верил в количество звезд / Я верил в одну звезду. — Т. A. Липавская указала, что эти стихи цитируют стихотворение Введенского 1920 года. См. № 42.

— Оказалось что я одинокий ездок… — См. по поводу этого мотива примеч. к №№ 5, 22, 31, а также № 19 (с. 143).

— Я превращаюсь в лиственницу… …она дерево. — Здесь мы встречаемся с необычным вариантом известной фольклорной трансформации «женщина — дерево» (Th. Met. D. 215).

— Он становится мал-мала меньше и исчезает. — Заметим, что выражение «мал-мала меньше» нормативно и содержательно относится обычно только к детям. — Ср. подобное же исчезновение Федора в пятой картине Ёлки у Ивановых (№ 30) и его реплики об «исчезновении», а также последние строки Гостя на коне (№ 22), которые могут быть интерпретированы как описание грехопадения человека.

21–24

Автографы. Время написания каждого из этих произведений неизвестно, однако все они, по воспоминаниям близких, датируются периодом между 1930–1934 гг. Крайний срок устанавливается из того факта, что все рукописи, составившие основное собрание, были, за вычетом №№ 28–30, переданы Введенским Хармсу в 1934 году. Впоследствии (в 1938–1939 гг.) к ним были присоединены только машинописи последних дошедших до нас крупных произведений Введенского (№№ 28–30).

21. Мир*

Обозначения персонажей слева от стихотворного текста необязательно вводят здесь их прямую речь, в большинстве случаев служа как бы заголовком, подписью к тексту.

— …обе силы в голове. — Очевидны далеко идущие следствия философской интерпретации этой строки.

— Человек сидит на ветке / и воркует как сова… — Ср. аналогичный образ в Зеркале и музыканте (№. 10).

— …верблюду: Иуду (напомнил); …верблюд: блюд (я не ем); …ведь не в этом сходство тел…; …потный рак: плотный фрак (не похож)… — Отметим метапоэтическое значение этого фрагмента, в котором обсуждается как бы правомерность ассоциаций по фонетическому сходству, составляющих один из излюбленных приемов поэтики Введенского (ср. примеч. к №№ 2 (с. 57), 14, 24 и 28).

— Как жуир спешит тапир… — По поводу этого экзотически звучащего названия животного, восходящего к языку тупи (Бразилия), Вл. Эрль замечает: «В 1935 или 1936 году Даниил Хармс предполагает выпускать рукописный журнал „Тапир“. В это же время он подписывает словом Тапир несколько своих заметок (возможно, предполагаемых для журнала). Позже, в 1937 году, рисуя герб „Ордена равновесия с небольшой погрешностью“, Д. X. изображает тапира в нравом нижнем поле щита» (См.: Д. Хармс. [225, кн. 7]. — М. М.). У Введенского (кроме знаменитой Поясняющей мысли в «Разговорах», — № 29, 7) тапир появляется впервые в данном стихотворении, написанном, скорее всего, в 1930 году, в двустишии, заставляющем вспомнить «Куплеты Мефистофеля»: Как жуир спешит тапир / на земли последний пир.

— …а на блюдечке четверг. — Отмечая значимые употребления Введенским слова четверг (вы секли его каждый четверг, № 8; и побледнел кузен четверг, № 9; все живут предметы / лишь недолгий век, / лишь весну да лето, / вторник да четверг, № 19; наконец, единственный день недели, названный в перечислении различных временных отрезков в «Серой тетради», — снова четверг: Человек говорит: завтра, сегодня, вечер, четверг, месяц, год, в течение недели, — № 34), Вл. Эрль пишет: «Строка, очевидно, реминисцирует ст-ние А. Крученых „Мироздание начинается с четверга…“, в свою очередь восходящее к библейскому: „И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной, для отделения дня от ночи, и для знамений, и времён, и дней, и годов… И был вечер, и было утро: день четвертый“ (Быт., 1, 14–19). Таким образом, можно считать, что Введенский, вслед за Крученых, началом мироздания считал именно четверг — день сотворения времени».

22. Гость на коне*

Впервые напечатано В. Казаком [71] (неточный текст).

— Стихотворение дает богатейшую возможность для философской и религиозной интерпретации.

«Целая цепь семантических инверсий дана в стихотворении Гость на коне. Инверсии эти начинаются со стиха Боль мою пронзила / кость — вместо „нормального“ кость мою пронзила боль. — Далее, эхо — отражение звука; в последующих стихах различаются два мира, один мир над рекою, другой отражается в реке, как в стекле, один наш мир, другой — антимир. Тогда закономерно к то, что в поэтической модели антимира медаль носят не на груди, а на спине; закономерна и обратная руна: в зеркале правая рука становится левой, т. е. другой или обратной; это не номинальное, я реальное преобразование пространства; Л. Д. Ландау сказал: „Если бы мы могли увидеть античастицу, она выглядела бы как отражение в зеркале соответствующей ей частицы.“