Федор Сологуб - Полное собрание стихотворений Страница 47

23 октября 1913

Peклama конторы объявлений

Мы – добрые черти, веселые черти.Мы всех как-нибудь утешаем.Несите смелей объявленья о смерти.До полночи мы принимаем.

Тоску об усопших нам сыпьте в кисеты.Со смертью никто ведь не спорщик.А утром идите в контору газеты, —Возьмет объявленье конторшик.

Он мудрою притчею вас не утешит,Квитанцию выдаст, да сдачу.Кисет для печали женой его не шит,Цены он не знает для плачу.

Не ночью, не утром, умри на закате,Пусть вечером пишут некролог.Вдову мы утешим в прискорбной утрате,И плач ее будет недолог.

25 февраля 1916 Вагон. Мценск – Орел

Танки

1

Осыпайтесь, лепесткиСладкого жасминаЛегче грезы.Не настигнут вас угрозы,Не найдет кручина.

2

Мне упрек не шлите,Милые цветочки,Взятые в полях.Вам увянуть скоро,А мои мечты бессмертны.

29 июня 1916

«В таинственную высь, в неведомые веси...»

В таинственную высь, в неведомые веси,В чертоги светлого и доброго царяЗовет настойчиво нездешняя заря.Там чародейные вскипают смеси.

Душа упоена, земные гаснут спеси,И с бесом говоришь, веселием горя,Всё знание свое попутчику даря,И бес несет во всё уюты в дальнем лесе.

Откроет пред тобой заросший мохом склепВеселый Рюбецаль, покажет груды реп.Желанью каждому ответит формой крепкой

В руках кудесника скользящий быстрый нож.И станет правдой все, что было прежде ложь.И отроком бежит, что вырастало репкой.

20 июня l918

«Душу вынувши из тела...»

Душу вынувши из тела,Разве радуется Смерть?Ей убийство надоело,Иссушило, словно жердь.

Истомилась от размаховУмерщвляющей косы,Извелась от слез и страхов,Жаль ей сгубленной красы,

Тошны ей на диком пиреТоки терпкого вина.Изо всех, живущих в мире,Ныне всех добрей она.

9 августа 1918

«Не заползет ко мне коварная змея...»

Не заползет ко мне коварная змея.Ограду крепкую от элого своевольяПоставила мечта державная моя,И падает мой враг в унылые раздолья,

И торжествую здесь, как царь великий, я,Как копья воинов, блестят в ограде колья.Сосуды подняты для буйного питья,Как первый свет зари над росной чашей всполья.

На опрокинутом лазоревом щитеВ гореньи выспреннем, и в милой теплоте,В атласной пышности, в шуршаньи томном шелка

Такой причудливый, но ясный мне узор!И созидается мечте моей убор,И, ароматная, легко дымится смолка.

8 июня 1919

«Здесь недоступен я для бредов бытия...»

Здесь недоступен я для бредов бытия.Весенней радости, пророческой печалиЗдесь плещет светлая, немолчная струя,В которой радуги алмазно заблистали.

Зеленоокая, лукавая змеяЗдесь чертит чешуей, прочней дамасской стали,Лазурные слова на пурпурной скрижали,Змея премудрая, советчица моя.

С речами вещими и с тайною утешнойНисходит здесь ко мне забвенье мглы кромешной,И чаши золотой к устам близки края.

Я песни росные к фиалкам наклоняю,Плетение оград узором заполняюВеликолепнее, чем дали бытия.

14 июня 1919

«Иссякла божеская жалость...»

Иссякла божеская жалость,Жестокость встретим впереди.Преодолей свою усталость,Изнеможенье победи.

Ты – человек, ты – царь, ты – воин,В порабощеньи ты не раб.Преображенья будь достоин,Как ни растоптан, как ни слаб.

14 июля 1919

«Душа немая, сострадая...»

Душа немая, сострадаяЧужим скорбям, поет свое,Истомою благословляяРазрушенное бытие,

И верит вещему обету,В изнеможении горда,Но снова устремиться к светуУж не захочет никогда.

12(25) декабря 1919

«Довольно поздно, уже летом...»

Довольно поздно, уже летомВ усадьбу добралися мы,Измучены в томленьи этом,Во тьме и холоде зимы.

В тот год округа костромскаяПриветила нас не добром.Втеснилась школа трудоваяВ наш милый сад, в наш тихий дом,

И оказался очень грубымПедагогический состав,От нас в усердии сугубомПочти всю мебель растаскав.

И деревенской тоже властиПонравилось поворовать,А чьей тут больше было части,Довольно трудно разобрать.

Здесь на зиму мы запиралиОдежду летнюю в запас,И, вообще, все оставляли,Что летом надобно для нас.

Но граждане нас проучили, —Ах, отвратительный урок! —И все, что можно, растащили,Презревши слабый наш замок.

Три пары было там сандалий, —В числе другого взяли их,Но я жалел для сельских далейМоих ботинок городских.

Истреплешь жаркою порою, —А уж не новые они, —А новых в Питере зимоюНе купишь, – старые чини,

И вспомнил я былые годы,Мои ботинки уложил,И дома, и в простор природыСтопами голыми ходил.

И прежде костромской дорогой,Храня былую простоту,Ходил я часто босоногий,И обувался на мосту,

Теперь два раза на неделеХодить пришлося мне туда,И нынче ноги загорелиГораздо раньше, чем всегда.

Босым ногам идти приятноПо глине, травам и пескамШесть верст туда, шесть верст обратно,Да две версты до центра там.

Да что же в жизни неприлично?И приходил в губисполком,Хоть костромской, а не столичный,Я постоянно босиком.

13(26) апреля 1920

«Мне говорит наставник мудрый...»

Мне говорит наставник мудрый,Что я – царевич. Шутит он?Я – просто отрок чернокудрый,В суровой простоте взращен.

Мне хорошо. По гордой волеСебе я милый труд избрал.Я целый день работал в поле,За плугом шел я, и устал.

Одежды сбросив, обнаженный,Как раб, я шел в моих полях.Лишь пояс был, из лент сплетенный,Да медный обруч на кудрях.

Моим велениям покорный,По тучной ниве плелся вол.Я по земле сырой и чернойЗа тяжким плугом мерно шел.

Кнута я не взял, – только крикомПорой я подбодрял вола,И в напряжении великомМой плуг рука моя вела.

Меня обвив палящим паром,Мне говорил горящий Феб,Что землю я бразжу недаром,Что заработал я мой хлеб.

Моею знойной наготоюИ смущена, и весела,В село тропинкой полевоюИз города девица шла.

Со мной немного постоялаУ придорожного крестаИ, вспыхнувши, поцеловалаМеня в горячие уста.

Она шептала мне: – ОденемТебя порфирой, милый мой,И медный обруч твой заменимМы диадемой золотой.

Словами странными смущенный,Я промолчал. Она ушла.Стоял я, в думы погруженный,Лаская томного вола.

Но что ж я! ждет меня работа, —И скоро отогнал я лень.Довлеет дню его забота,И для работ недолог день.

Во мгле безмолвия ночногоЯ возвращаюся домой.Вода источника живого,Меня, усталого, омой.

23 – 24 мая (5 – 6 июня) 1920

«Воскреснет Бог, и мы воскреснем...»

Воскреснет Бог, и мы воскреснем,А ныне в смраде и во тьмеНет места радостного песням,Нет мадригалов на уме.

В объятьях злобного кошмараУпали лилии на мхи,И полыхание пожараНе вдохновляет на стихи.

24 мая (7 июня) 1920

«Люблю загорающиеся...»

Люблю загорающиесяНа вечернем небе облака,Точно лодочки колыхающиесяЭфирная стремит река.

Люблю, когда вспыхиваютНа закате окна домов,Точно ангелы отпихиваютЛучики от своих теремов,

Точно нежно зарумяниваютсяЩеки у милых дам,Когда они раскланиваютсяС кавалерами, гуляя по садам.

Не скучными размышлениями,Не мудростью вещих книг,Только вдохновениямиОбними этот сладостный миг,

С милыми приятельницамиПокачайся на зыбке мечты,И подругами-очаровательницамиОтойди от земной суеты.

1(14) июля 1920

«Всё смирилось и поблекло...»

Всё смирилось и поблеклоИ во мне, и вкруг меняОттого, что дождик в стеклаПлещет на закате дня.

И душа как будто радаЗвонким лужам на земле,И от солнечного адаОтдыхает на земле.

Знойный день был слишком ярок,Стрелы сыпал Аполлон,И пленительный подарок,Нисходя, послал мне он.

Всё, что жизнь и волю движет, —Аполлонов светлый дар.Он эфирной нитью нижетИ подъемлет влажный пар,

Пробуждает все теченья,Раскрывает все цветы,И дарит мне вдохновеньяИ напевные мечты.

3(16) июля 1920