Алексей Жемчужников - Стихи Страница 5

1883 г.

Еду, все еду… Меня укачало…Видов обрывки с обеих сторон;Мыслей толпа без конца и начала;Странные грезы — ни бденье, ни сон…Трудно мне вымолвить слово соседу;Лень и томленье дорожной тоски…

Сутки-другие все еду, все еду…Грохот вагона, звонки да свистки…Мыслей уж нет. Одуренный движеньем,Только смотрю да дивлюсь, как летятС каждого места и с каждым мгновеньемВремя — вперед, а пространство — назад.

1884 г.

Опять пустынно и убого;Опять родимые места…Большая пыльная дорогаИ полосатая верста!

И нивы вплоть до небосклона,Вокруг селений, где живетВсе так же, как во время оно,Под страхом голода народ;

И все поющие на воле,Жильцы лесов родной земли —Кукушки, иволги; а в поле —Перепела, коростели;

И трели, что в небесном сводеНа землю жаворонки льют…Повсюду гимн звучит природе,И лишь ночных своих мелодийЕй соловьи уж не поют.

Я опоздал к поре весенней,К мольбам любовным соловья,Когда он в хоре песнопений,Поет звучней и вдохновенней,Чем вся пернатая семья…

О, этот вид! О, эти звуки!О, край родной, как ты мне мил!От долговременной разлуки,Какие радости и мукиВ моей душе ты пробудил!..

Твоя природа так прелестна;Она так скромно-хороша!Но нам, сынам твоим, известно,Как на твоем просторе- тесноИ в узах мучится душа…

О, край ты мой! Что ж это значит,Что никакой другой народТак не тоскует и не плачет,Так дара жизни не клянет?

Шумят леса свободным шумом,Играют птицы… О, зачемЛишь воли нет народным думамИ человек угрюм и нем?

Понятны мне его недугиИ страсть — все радости свои,На утомительном досуге.Искать в бреду и в забытьи.

Он дорожит своей находкой,И лишь начнет сосать тоска —Уж потянулась к штофу с водкойЕго дрожащая рука.

За преступленья и порокиЕго винить я не хочу.Чуть осветит он мрак глубокий,Как буйным вихрем рок жестокийЗадует разума свечу…

Но те мне, Русь, противны люди,Те из твоих отборных чад,Что, колотя в пустые груди,Все о любви к тебе кричат.

Противно в них соединеньеГордыни с низостью в борьбе,И к русским гражданам презреньеС подобострастием к тебе.

Противны затхлость их понятийШумиха фразы на лету,И вид их пламенных объятий,Всегда простертых в пустоту.

И отвращения, и злобыИсполнен к ним я с давних лет.Они — «повапленные» гробы…Лишь настоящее прошло бы,А там — им будущего нет…

1884 г.

(Серия первая)

Милая природа! О, мой край родимый,Точно сонмом тихих ангелов хранимый!Только что простившись с жизнью городскоюЯ один остался, окружен тобою,И уж груз душевный — страхи и тревоги —Побросал за окна вдоль моей дороги.

Думы, мои думы также поневолеТо плутают в рощах, то гуляют в поле;А теперь умчались к крайним тем полянам,Где садится солнце в зареве румяном.Милая природа! О, мой край родимый!Точно сонмом тихих ангелов хранимый!

Прелестью безмолвной, жизнию безлюднойТы целишь иль губишь? — распознать мне трудно.Ласкою ли нежной прочь кручину гонишь?К сонному ль покою ум и совесть клонишь?..Грезы роем легким вьются надо мною,Словно опьянен я брагою хмельною.

Вот и сумрак сходит, в воздухе прохлада…Ни о чем не мыслю, ничего не надо.

1886 г.

Нет, сердце, значит, не остыло,Не загрубел с летами вкус!На то, что прежде было мило,Я и теперь не нагляжусь.

Меня пленяет особливоСвоеобразный этот видДороги грустно молчаливойС ее аллеями ракит.

Я их разгадываю думу,Когда под тенью их иду;И с ними сам, в ответ их шуму,Беседы долгие веду.

Они, ветвисты и могучи,Про старину мне говорят;Про вихри, грозовые тучи,Снега, метель, мороз трескучийИ дней счастливых длинный ряд.

Но вот сухие две ракитыЛежат в изнеможенье сил…Не бурей злой они убиты, —Злой человек их погубил.

Они сломились и ветвями,Как будто крепкими руками,Упав, о землю оперлись;И, распростившись с небесами,С тех пор печально смотрят вниз.

Но смерть ракиты вековыеСо света выжить не могла:Пошли побеги молодыеОт расщепленного ствола.

О, как пред смертию бессильнойЯ за мои ракиты рад!И мнится мне: глядя умильно,И эти также говорят;

Мне говорят, являя обеДупло прожженное внутри:«Наперекор жестокой злобе,Мы все живем еще, смотри!»

Бедняги! На меня похожи.Им лучше медленно хиреть,Лишь только б свет им видеть божий,Лишь бы попозже умереть.

1886 г.

Иду давно — и пред глазамиДороги тот же все простор;Все тот же, с пестрыми цветами,Зеленый стелется ковер.Здесь редко люди проезжают.Почти что некому пройти;И только бабочки летаютВдоль по широкому пути.

И тишина зато какая!Как будто с тем проложенаБыла дорога, чтоб немаяЗдесь воцарилась тишина.Шумят лишь ласково деревья,Да мне доносит ветерокПри стаде мальчика со жневьяПоющий песню голосок.

Сравнить покой мне этот не с чем,Как с тихой грезой в сладком сне;Лишь ворон раз ее при мнеНарушил карканьем зловещим.

1886 г.

На мураве присев кудрявой,Я в одиночестве счастлив;И все любуясь — то направоСребристой гладью сжатых нив;То милым зрелищем налево,Как нежной зеленью взошлиРостки озимого посеваНа черном бархате земли.

Смотрю, как тучки в небе тают;Как тени их, при блеске дня,Окрестность дымкой застилают —И будто меркнут зеленя;Иль как несутся тени этиЗа горизонт поверх полей…Что проще может быть на светеИ что же может быть милей?..

1886 г.

Средь ночи бурной и ненастной,Когда гудел со всех сторонОсенний ветер, я напрасноНа помощь звал безмолвный сон.

Притом же, близ меня нередкоС двора, где было так темно,Сухой постукивала веткойСирень тревожная в окно.

Мне было жутко и печально…Однако все же я заснул;И нынче радостно из спальнойВ окно веселое взглянул.

Кругом везде — светло и бело!А было грязно так вчера.С покровом чистым подоспелаЗимы опрятная пора.

Весь сельский быт, с явленьем снега,Вдруг изменился там и тут…В сарай уж вдвинута телега;Зерно в амбар в санях везут.

Привет зиме у всех на лицах;Вчерашней скуки нет ни в ком;Всем веселее в рукавицахИ в полушубке с кушаком.

Сам одеваюсь я поспешнейИ на дорогу выхожу:Скорей на вид природы здешнейВ уборе снежном погляжу.

Зима идет, морозом вея…И я, как все, ей тоже рад;И воробьи еще резвееВ кустах, чирикая, шуршат.

Гостеприимный запах дымаИз труб доносится ко мне;Роняя снег, проходят мимоПод солнцем тучки в тишине.

Как тихо там в дубовой роще!Как в чистом воздухе свежо!..Что может быть на свете проще,И как все это хорошо!

1886 г.