Вера Камша - Герои на все времена Страница 5

Отвратительно-вежливо.

Каблучки звонко цокали по асфальту, и сейчас этот звук, такой уместный на паркете офиса, в тишине плохо освещенных дворов казался слишком уж громким.

Зря она задержалась. Не следовало ждать, пока принесут вторую чашку кофе, а лучше бы ее не заказывать вообще. Расплатиться и уходить сразу, как хотела сначала. Но Лида смотрела так жалостливо и так обиженно, что Елена не выдержала и осталась еще ненадолго.

Напрасно. Не пойди она на поводу у подруги, уже давно бы сидела дома. Свернулась бы по-кошачьи калачиком на диване и смотрела жутко познавательный репортаж о приключениях премьера или президента страны на территории потенциального союзника. Размышляя не столько о тонкостях политики, сколько о том, подходит ли подобранный лидером нашей верхушки галстук к его костюму. Или еще о какой подобной ерунде.

Неужели нельзя хоть слегка, хоть немного приглушить этот громкий перестук каблучков, постоянно сбивающийся на поспешно-трусливую рысцу? Может быть, лучше снять туфли и пойти босиком? На улице июнь, поэтому замерзнуть точно не удастся. Только вот ноги потом придется оттирать чуть ли не со спиртом. Да и колготки жалко.

Хотя ерунда все это: впереди осталось два поворота, узкая тропинка мимо детского садика… И она дома.

Скорей бы.

Раздавшийся телефонный звонок отвлек Елену от мрачных размышлений.

— Сорок… — начала она было по привычке. — Да. Конечно. Я сейчас еще не дома. Почему бы и нет? Завтра договоримся точнее.

Звонил брат. Они с женой приглашали Елену на выходные на дачу.

Первая и потому самая сладкая клубника, шашлыки под красное вино, визжащие от радости племянники и теплая вода в котловане, до которого от дачного участка брата рукой подать — надо только пересечь железнодорожные пути и прогуляться по маленькому соснячку.

Елена любила эти короткие выезды на природу, когда можно было просто лежать на расстеленном на травке одеяле, довольно щуриться на ослепительно-синее небо и ни о чем не думать. А вокруг станет кружить шустрая мелочь, теребить тетю Лену за руки и за плечи, уговаривая окунуться ну хоть еще разок.

И какой незначительной, даже ничтожной в сравнении с этим счастьем покажется в итоге взбаламученная суета офиса. И обида от процеженного сквозь зубы строгим шефом замечания, не отпускавшая на протяжении всей рабочей недели, наконец-то без следа растворится в радостной детской улыбке.

А там уже и дымком потянуло — шашлычок поспел…

Елена остановилась, настороженно принюхиваясь. Картина солнечного субботнего отдыха исчезла, поглощенная вернувшейся тревогой.

Сквозь контуры высокой осыпи с одинокой, как говаривал братец, «лермонтовской», сосной на вершине проступила узкая полоска мощеной дорожки, густо обсаженная по левую руку кустами сирени, и невысокий заборчик детского садика.

В воздухе действительно пахло гарью. Ощутимо, противно. Но не это заставило женщину сначала замереть, а затем испуганно отступить.

На дорожке, перегораживая ее, стояли двое, и их силуэты, отчетливо обрисовавшиеся в слабом освещении одинокого уличного фонаря, почему-то выглядели угрожающе. Слишком угрожающе для возвращающейся поздним вечером домой одинокой женщины. Что делать?

Повернуться и побежать прочь, позабавив своим испугом ночные тени, которые скорее всего на поверку окажутся лишь парочкой подгулявших друзей?

Если бы Елена не замечталась о намечавшейся субботе, она бы много раньше заметила их и без ущерба для собственной самооценки прошла мимо дорожки, предпочтя полумраку сиреневых зарослей обходной путь через освещенные дворы.

Однако теперь поздно жалеть. Да и стыдно в ее возрасте бегать. Тем более что на каблуках особо не разбежишься. Елена судорожно перевела дыхание. В конце концов, чего, спрашивается, она перетрусила, чего напугалась, как дурочка? Подумаешь, люди. Подумаешь, ночью. Может, у них на то важные причины есть. Шляешься же ты тут, такая умная-красивая и в очках, по закоулкам в самую что ни на есть темень. Почему бы и другим не пошляться в свое удовольствие?

Перехватив поудобнее сумочку, она решительно направилась вперед, стараясь делать вид, что ей ничуть не страшно. И что ей на все наплевать.

Совершенно на все.

Темные тени при ее приближении неторопливо расступились, пропуская спешащую домой полуночницу. От неприятной смеси запахов табака и одеколона мучительно засвербело в носу, провоцируя расчихаться.

Елена, не сбавляя хода, устремилась прочь, к дому, оставляя позади напугавших ее мужчин. Не осмелившись обернуться, а потому так и не заметив мохнатую черную тень, выбравшуюся из кустов и принявшуюся тут же самозабвенно отряхиваться, избавляясь от листвяного сора.

Приятели просто выгуливали любимую собачку.

Но предчувствие нехорошего, преследовавшее женщину от самого выхода из метро, не было ложным. Беда подстерегла Елену там, где она не ожидала. И именно тогда, когда она, облегченно переведя дыхание, расслабилась и даже позволила себе рассмеяться над собственной глупостью, поминая недобрым словом некстати разгулявшуюся фантазию, подпитываемую информацией из колонок уголовной хроники.

— Стой, — приказал уверенный голос, и Елена невольно подчинилась. Позабытый было страх липким щупальцем скользнул вдоль позвоночника. — Сумку. Быстро.

— С-сейчас, — заикаясь, выдавила она, принявшись судорожно стягивать с плеча умудрившийся непонятно за что зацепиться ремешок, пятясь при этом к стене дома. К кодовому замку и тяжелой двери подъезда.

— Не поняла, что ли? — Не дождавшись, пока женщина справится сама, ее решили поторопить.

— Помогите… — прошептала она, из какого-то глупого упрямства вцепляясь в нелепый кожаный шнурок. — Хоть кто-нибудь.

— Заткнись! — Елену наотмашь хлестнули по щеке.

— Что ты там возишься? — вмешался другой, еще более раздраженный голос. — Пусти.

Грубая рука сильно сдавила горло Елены, и чужие пальцы сильно дернули за проклятый ремешок. Но он не поддался. И тут же почти у самой щеки опасно блеснул металл.

— Пожалуйста…

Взметнувшийся нож без проблем, словно шелковую ленточку, перерезал кожаную змею, и сильные пальцы легко выдрали сумочку из рук женщины. Свет подвешенной под козырьком лампы на секунду выхватил лицо нападавшего, отчетливо обрисовав скулы.

Елена почему-то подумала: это все… И что последним оставшимся в ее памяти будет лишь отдаленный отблеск, словно кто-то на мгновение зажег фары и сразу же выключил.

— Эй! Это вы чего тут удумали? — Помощь пришла неожиданно. И, как водится, в самый последний момент, когда Елена уже перестала надеяться. Вмешавшийся храбрец оказался невысок ростом и не производил впечатления человека, способного в одиночку справиться с двумя… Нет, с тремя грабителями. — Держись! — Ободряющий голос был звонким, мальчишеским. Или…

Спаситель быстро обернулся. Нельзя сказать, что за столь краткое мгновение в обманчивом освещении Елене удалось как следует его рассмотреть, но главное женщина заметить успела.

Короткая стрижка, темные, чуть раскосые глаза, выдающие явную примесь восточной или северной крови, брови вразлет.

Девчонка. Совсем молоденькая.

— По-хорошему отдадите или по-плохому? — насмешливо поинтересовалась у ночных грабителей нахалка. Совершенно не смущаясь тем, что ее обступили со всех сторон.

Елена, только сейчас сообразив, что саму ее больше никто не держит, повернулась и принялась судорожно набирать на домофоне номера квартир.

— Люди, пожалуйста, — твердила она, — хоть кто-нибудь…

Стараясь не думать, что сейчас произойдет у нее за спиной. Рассчитывая — нет, надеясь — успеть.

Наконец одна из квартир отозвалась, и сонный голос брезгливо осведомился:

— Кто?

— Помогите, убивают. Пожалуйста, помогите… Милицию…

Елена не сразу поняла, что ее уже никто не слушает.

Телефон? Нет, остался в отнятой у нее сумочке. Что же делать?

Ответ пришел сам собой. «Тревожная кнопка» на стене соседнего дома. Можно вызвать наряд милиции, и тогда…

Елена сбросила туфли и, сама себя не помня, ошалевшей кошкой метнулась вдоль стены дома, оставляя спасительницу в одиночестве, но в итоге обещая вернуться с подмогой.

Сейчас, сестренка, сейчас, милая. Надо только через улицу перебежать, и все закончится хорошо. Все непременно закончится хорошо.

— Куда, дура… — обреченно, чуть прикрыв раскосые глаза, шепнула та, которая не побоялась в городе ночью прийти на помощь попавшему в беду человеку. — Куда…

Последним, что запомнила Елена, стал ослепляющий свет фар вылетевшей из-за поворота машины.

— Сорок вторая слушает. — Голос говорившего был тих и бесстрастен, да и по статусу не положена умершим страсть. Она осталась там, в прошлом.