Юрий Терапиано - «Тревожимые внутренним огнем…»: Избранные стихотворения разных лет Страница 5

4. «Матерь Божья, сердце всякой твари…»

Матерь Божья, сердце всякой твари,Вечная, святая красота!Я молюсь лишь о небесном даре,О любви, которая чиста,

О любви, которая безгрешна,О любви ко всем и ко всему.Я молюсь — и снова мрак кромешныйК сердцу приступает моему.

Милость ниспошли свою святую,Молнией к душе моей приди,Подними и оправдай такую,Падшую, спаси и пощади!

В тучах

Вот летчик и серебряная птица,Что режет грудью воздух разреженный,Летят и не хотят остановитьсяНад Атлантидой, в море погруженной.

Всё строже, и стремительней, и тужеСуровый ветер, холод и сиянье,И одиночество, и звездный ужасВ пустыне нерушимого молчанья.

Я вспомнил о предании — поэме,Которую читал еще в России,О том, как в Индию, с ружьем и в шлеме,Разведчик прилетел из Лемурии;

Как парсы молча, в суеверной дрожи,Большой толпой сбежавшись отовсюду,Смотрели на костюм из желтой кожи,На летчика и на стальное чудо…

— Но снился мне не Леонардо важный,Склонившийся над распростертой птицей,А древний ил, взметенный бездной влажной,Огромный город и чужие лица.

Я видел кратер, лавою кипящий,И материк, погибший в океане,Там, в черном небе, над водой блестящей,Метался летчик на аэроплане:

Искал он сушу — и не мог спуститься,И реял над огнем землетрясенья,И думал: в будущем кому приснитсяТакое ж безысходное круженье!

«В Финляндии, где ездят на санях…»

В Финляндии, где ездят на санях,В стране суровой снега и гранита,В стране озер… Нет, только дым и прахСлепят глаза мне. Навсегда забытыИ монастырь, и звезды без числаНад лесом снежным. В городе далекомКолокола звонят, колокола —Не над московским варварским востокомСеребряный средневековый звонКолеблющийся воздух раздвигает.Не надо смерти, гробовых имен,Сегодня Библия меня пугаетБезмерным, трудным вымыслом своим,Тысячелетним бредом. Нет, не надо!Я потерял мой путь в Иерусалим:Жестокий страж пасет людское стадо,Века летят, летит по ветру пыль,Шумит судьбы кустарник низкорослый…Давно завял и вырос вновь ковыльВ скалистой Таврии, где мальчиком, как взрослый,С Горацием иль с Гоголем в рукахСидел я на кургане утром ранним.Два голоса звучали мне в веках —И скиф, и римлянин. Еще в тумане,В чуть намечавшейся душе моейЯ смутные предвидел очертанья,Внук Запада, таврических степейЯ раннее узнал очарованье.Незримая Италия мояНад крымскими витала берегами;Через века к ней возвращался я;В степи с украинскими казакамиЯ дикость вольную переживал,Я верил в духов страшных и чудесных,Бродя осенним вечером меж скал,Незримо я касался тайн небесных,Загробных, страшных теней бытия,Видений без конца и без начала.Порою, вечером, сестра мояИграла на рояли. Ночь молчала.И, как снежинки, бурей ледянойПотоки звуков — целый мир нездешнийВдруг прорывался, был передо мной.Я забывал тогда о жизни внешней,Я становился чистым и святым,Я трепет чувствовал одуховленья…Всё — только тень. Всё это — прах и дым,Бесплодное мечтанье вдохновенья.

«В колодец с влагой ледяной…»

С. К. Маковскому

В колодец с влагой ледяной,В глубокий сон воды безмолвной,Осколок, брошенный тобой,Врывается, движенья полный.

Он с блеском падает  глухим,Сверкает вихрем брызг летящих,И гладь, разорванная им,В кругах расходится блестящих,

Вскипает звонкою волной.Но истощается движенье,И на поверхности покойСменяет гневное круженье.

А там, на самой глубине,Куда ушло волны начало,На каменном упругом днеОна ещё не отзвучала.

И не исчезла без следа.И долго, затаив дыханье,Обиды не простит водаВ суровом холоде молчанья.

«В лес по зелёной горе поднимаются люди…»

В лес по зелёной горе поднимаются люди.Синие сосны, коричневый отблеск земли,Копны в полях, как чеканная надпись на блюде,Стадо домой возвращается в жёлтой пыли.

Вся эта роскошь природы и красок весёлых,Словно старинного мастера передо мной полотно,Взоры ласкает. Вдали, в нарисованных селах,Тянется кружево крыш и дымков волокно.

Если бы снова увидеть такое виденье!Вечером, в августе позднем, природа тиха.Осень. Туман на заре. Петушиное пенье —Чистый, гордый и радостный крик петуха.

«В содружество тайное с нами…»

В содружество тайное с намиВступают вода и земля,Заката лиловое пламяЛожится на борт корабля.

Весь белый, трубя на просторе,Он к пристани дальней плывет,А здесь — только небо и мореИ ветра высокий полет.

Прибрежные скалы ласкаетВолны набегающий шумИ синяя мудрость морскаяСильней человеческих дум.

«Ветки устало качаются…»

Ветки устало качаютсяВ мокром, печальном садуСветлое лето кончаетсяВетер приносит беду.В час темноты изнурительной,Грустную ноту ведя,Осени шепот томителенВ медленных каплях дождя.Слушаю сердцем молчание,Прошлое встало со дна,Прошлое в ясном сиянии —И тишина, тишина.

«Вот так случается весною…»

Вот так случается весною —Всё станет радостным вокругИ в сердце острой теплотоюСиянье разольётся вдруг.

Как паутинка — дуновенье,Две-три секунды, счастья миг —И налетает вдохновенье,Не вычитанное из книг.

«Все что было — как много его и как мало!..»

Все что было — как много его и как мало!Ну, а память, магическая игла,Пестрым шелком узоры по белой канве вышивала,Возбуждала, дразнила, манила, звала.

«Эти годы»… и вдруг: где теперь эти годы?Под мостами вода навсегда утеклаИ остались одни арок гнутые своды,Серый камень, чужая парижская мгла.

И когда-нибудь скажут: «их время напрасно пропало,Их судьба обманула, в изгнанье спасения нет».Да, конечно! Но все же прекрасное было начало —Радость. Молодость. Вера. И в сердце немеркнущий свет.

«Выхожу на дорогу с тобою…»

Выхожу на дорогу с тобою,Милый друг мой, мы вместе идём.Плачет ветер, подобно гобою,Туча вновь угрожает дождём.

Под таинственным небом деревьяСпят в тумане, и сон их глубок,Сон их — древность, костры и кочевья,Дальний путь и тропа на восток.

Вот, лицо к твоему приближая,Слышу ветра каспийского звон,Вот земля зацветает чужаяПёстрым станом шатров и знамён.

А вокруг — тишина полевая.Сядем тут, над ручьём, у креста.В летний вечер вода ключеваяТак прозрачна, легка и чиста.

«Выйду в поле. На шоссе всё то же…»

Выйду в поле. На шоссе всё то же.Изредка мелькнёт велосипед.Вновь такой же, со вчерашним схожий,Вечер, полумрак и полусвет.

Фонари автомобилей, звёзды,Грусть о тех, которых не вернуть.Тихий и прозрачный летний воздухИ кремнистый лермонтовский путь.

Снится мне: за грани туч прекрасных,За ограды всех миров иных,Музыкой таинственной и страстнойВвысь летит дыхание земных

И, росой вечерней ниспадаяНа траву и пыльные кусты,Хрупкой влагой, не достигнув рая,Падает на землю с высоты.

«Глубину одиночества мерьте…»