Джордж Байрон - Шильонский узник Страница 5

VI

Под соболем пушистым, черным,Сокрыв от вьюги нежну грудь,Она, не смея и дохнуть,С проводником своим безмолвным,Проходит трепетной стопойКустарник дикий и густой.Когда ж в поляне вихрь промчитсяИ вдруг завоет, засвистит, —То дева бедная дрожит, —Назад хотела б возвратиться;Но от Селима как отстать,Как на любезного роптать?

VII

И вот стезей уединеннойПришли к пещере отдаленной,Где часто с лютнею в рукахПо вечерам она певалаИ набожно Коран читала,Носясь в младенческих мечтахДевичьей думой в небесах.Что будет с женскими душами, —Пророк ни слова не сказал,Но ясными везде чертамиСелиму вечность обещал.«Ах! И в тени садов чудесных,И в светлых радостях небесных,Селим встоскуется по мне,Ему так милой на земле.О, нет! Возможно ль, чтоб инаяТак нежно с ним умела жить,И будто может дева раяСтрастней меня его любить?»

VIII

Но вид пещера изменилаС тех пор, когда в последний разЗулейка там досужный часВ сердечных думах проводила.Быть может то, что мрак ночнойДавал пещере вид иной,Где пламень синеватый, бледныйЕдва пылал в лампаде медной.Но что в лучах его блестит?Что чудное в углу лежит?То были сабли и кинжалы;Но с таковыми в бой летитНе грозный обожатель Аллы,А носит рать чужой земли.И вот один кинжал в крови!..Не льется кровь без злодеянья…И тут же чаша ликованья,И не шербет был в чаше той.Она глядит, не понимает, —На друга робко взор бросает:«Селим! Ах! Ты ли предо мной?»

IX

И он пред ней в одежде новой:Исчезла гордая чалма,И шалью обвита пунцовойЕго младая голова;Нет камней радужного цвета;Кинжал не блещет жемчугом,Но два чеканных пистолетаЗа пестрым, шитым кушаком,И сабля легкая звенела, —И тонкий стан его одела,Небрежно сброшена с плеча,Из белой ткани епанча,Какую носят кандиоты,Пускаясь в буйные налеты;Не панцирь грудь его хранит,Она под сеткой золотою;И обувь странная гремитСеребряною чешуею;Но чин высокий он являлОсанкой гордою своею,Хотя, казалось, что стоялГалионджи простой пред нею.

X

«Ты видишь правду тайных слов:Что я, кто я – никто не знает;Мой рок мрачнее страшных сновИ многим горе предвещает.Но как молчать, стерпеть ли мне,Чтоб мужем был Осман тебе?Доколе мне тоской мятежнойТы не явила страсти нежной,Я должен был, я сам хотелТаить мой бедственный удел;Не в пламенной моей любвиТеперь я стану убеждать;Любовь я должен показатьГодами, верностью и кровью;Но ты не будь ничьей женой,И я не брат, Зулейка, твой».

XI

«Не брат? И мне тебя чуждаться?Творец! Роптать я не должна.Но, ах! Ужель я рожденаБезродной по земле скитаться,Без милого на свете жить?Меня не будешь ты любить!И я увяну сиротою,Но знай: и в горести моейОстанусь другом я – сестрою —Зулейкой прежнею твоей!Быть может, жаль тебе решитьсяМладую жизнь мою пресечь,А должен мстить; возьми же меч —Вот грудь моя! Чего страшиться?Сноснее тлеть в земле сырой,Чем жить и быть тебе чужой.Судьбы жестокого удараТеперь причину вижу я,Яфар… он вечно гнал тебя,А я, увы! Я дочь Яфара!Спаси меня!.. Хоть не сестрой,Пусть буду я твоей рабой».

XII

«Зулейка! Ты моей рабою!..Пророком я клянусь, СелимВсегда, везде, навек твоим!Счастлива нежною мечтой,Ты слез не лей передо мною.Взгляни на меч заветный мой,Корана с надписью святой!Пускай сей меч в день шумной браниПозором ослабелой дланиНе защитит в бою меня,Когда обет нарушу я!Прелестный друг, души отрада,Соединимся мы тесней!Теперь исчезла нам преграда,Хоть лично мне Яфар злодей,Ему был братом – мой родитель;Он тайно брата умертвил;Но однокровного губительМеня, младенца, пощадил;И сироту – он, Каин новый! —Хотел себе поработить,Как львенка, думал заключитьОбманом в тяжкие оковы,И тщился строго наблюдать,Чтоб я цепей не смел порвать.Его обид я не забуду;Кипит во мне отцова кровь;Но в том порукою любовь,Что для тебя – я мстить не буду.Однако ж ведай, как ЯфарСвершил злодейский свой удар!»

XIII

«Как ярость братьев раздраженных,Вспылала гибельной грозойЛюбовь, иль честь тому виной, —Не знаю я: в душах надменныхОбид малейших даже видВражду смертельную родит.Отец мой, Абдала, все болеВрагам был страшен в ратном поле.Еще поднесь его делаБоснийцы в песнях величают,И ратники Пасвана знают,Каков был смелый Абдала.Я расскажу Зулейке нынеО горестной его кончине,Как он коварства жертвой пал,И, о моей узнав судьбине,Как я навек свободным стал».

XIV

«Когда Пасван в стенах ВиддинаУже не жизнь одну спасал,А сам султану угрожал;Тогда паши вкруг властелинаСтеклись, раздор забыли свойИ двинулись с мятежным в бой.Два брата сабли обнажают,При каждом верные полки,Раскинут стан, и бунчукиВ полях Софийских развевают.Но Абдалы надежный мечНапрасно ждал кровавых сеч.Он мнил, что с братом примирился, —И в небеса переселился,Родным злодеем отравлен.Однажды, бывши утомленЗвериной ловлею и жаром,Вкушал в купальне он покой,И раб, подкупленный Яфаром,Ему напиток роковойПоднес; он взял без подозренья, —И смерть!.. Не верь моим словам,Гарун решит твои сомненья;Спроси его, Гарун был там».

XV

«Удар свершен. Пасван надменный,Разбитый, но не побежденный,Войну пресек, – родитель твойБерет неправедною мздойУдел и сан высокий брата;Так подлой наглостью своейВ диване все, ценою злата,Искатель низкий и злодейДостанет, – наши земли, правы,Его измены плод кровавый,Он получил. Нет нужды в том,Что в дар богатство расточает, —Утрату новым грабежомЯфар обильно заменяет.Ты спросишь: как? Взгляни самаНа сел, полей опустошенье,И под жестокостью ярмаРабов несчастных изнуренье.Спроси, как вымученный потЕму сокровища дает?Почто ж младенец безнадежныйСпасен от смерти неизбежной?Зачем суровый твой отецЕго приемлет в свой дворец?Не знаю; стыд, иль сожаленье,Иль детской слабости презренье,Иль без сынов он, может быть,Хотел меня усыновить,Иль замысл непонятный, тайныйТому причиною случайной.Но нам ли вместе можно жить?В обоих гнев нетерпеливыйВсечасно разгорался вновь;Его страшил мой дух кичливый;Я зрел на нем отцову кровь».

XVI

«Враги Яфаровы таятся;Не всяк тот верность сохранит,Кого он кормит и поит.Когда б они могли дознаться,Что было с Абдалой, кто я, —Тогда б ему не жить и дня.Они лишь ждут, чтоб сердцем смелыйИх вел на дерзостное дело;Глядят, чтоб буйною рукойИм знак был подан роковой.Но тьма судьбу мою скрывает;Один Гарун всю тайну знает.При Абдале воспитан он,И стражем был отцовых жен.Он видел страшную кончину;Но что невольник мог начать?Владыки смерть ему ль отмщать?Он жизнь спасти решился сыну.Гарун меня, младенца, взял,И в день, когда в чаду киченьяГубитель гордый пировал. —Осиротелый, без призреньяЯ у ворот его стоял.Гарун молил – и не напрасно —Об участи моей несчастной.Яфар велел таить – кто я,От всех, – но боле от меня;И в Азию с брегов Дуная,Далеко от Румельских стран,Свое злодейство скрыть желая,Уехал сумрачный тиран;Но мне Гарун открыл обман.Узнал наперсник боязливыйВесь ужас тайны злочестивой;Он изменить стремился ей;Так Алла злобных наказует;Он им сообщников дарует,Но не дарует им друзей».

XVII

«Мой рок невольно устрашает;Но правды я не утаю,Хотя рассказ мой и смущаетНевинность робкую твою;Заметил я, как ты дрожала,Когда Селима узнавалаВ одежде странной; но уж яЕе носил – она моя;Твой юный друг, с которым вечноТы клятвой связана сердечной,Начальник шайки удалой;Нам жизнь, закон – один разбой.И если б ты узнала болеО нашей в море буйной доле,Тогда б еще удвоил страхЛилеи на твоих щеках.Вот эта сбруя боеваяМоей толпой принесена;Вблизи скрывается она;Когда же чаша круговаяВ пиру морском осушена,То удальцы мои суровыНа все летят, на все готовы;Пророк наш должен им проститьВеселый грех – вино любить».

XVIII