Андрей Козырев - Расшифровывая снег. Стихотворения и поэмы Страница 5

Сад Врубеля

…Тяжёлый август. Врубелевский сад.Ключом скрипичным сплетшиеся ветки.Высокий, словно в «Демоне», закат —Не огненной, а каменной расцветки.Здесь тихо, словно в море глубоко,Лишь тишина волнуется, как воды,И весело, и жутко, и легкоБродить в зелёных сумерках свободы.

Береза дирижирует дождём.Я слушаю его концерт – глазами.Зелёный сумрак светится, и в нёмНа чёрном пьедестале Врубель замер.Сжимают холст худые кисти рук.Глаза глядят куда-то вверх, над нами.И в небо камнем улетает звук.И небеса расходятся кругами.

Дрожит фонтана каменная митра.Струя дождя, в фонтан вплетись скорей!Здесь зелень, синь и серость на палитре —Как сумрак неродившихся морей.И, сколько б раз творец не умирал,Он будет здесь – все осени и вёсны.…Плывёт фрегат. И бледен адмирал.И ветви сада движутся, как вёсла.

И в иероглиф вычурный сплелись,Бушуя, ветви огненной расцветки.Тоскует Демон. Но пустынна высь.Пан держит флейту. Только песни редки.Пророк глядит глазами пустоты,И вновь сквозит в зрачках у АзраилаБезжалостность последней доброты,Забывшей всё, что было… было… было…

И гений, умерев сто лет назад,Незримо в парке, среди веток, замер —И смотрит в кристаллический закатСлепыми изумрудными глазами,И осень рассыпается с небесКристаллами замедленного света,В космическом хранилище чудесНакопленного за большое лето,

И кажется, что мир наш не исчез…

Расшифровывая снег

Марине Улыбышевой

Шумит тревожно книжная листва.Седая туча ликом схожа с Богом.Зелёный накануне Покрова,Просторный луг чуть шепчет о высокомСлова, что пропадают в мураве,Непонятые, как пустые бредни.И в белом храме Спаса-на-травеКосмическая служится обедня.

Как этот луг, мы другу и врагу,Свою печаль щепоткой веры сдобрив,Прощаем всё – словесную пургуИ холод, непонятный, как апокриф.В глазах у неродившихся небесСтоят творцы, преданья и пророки…И, словно кони, взмыленные строкиВзлетают небесам наперерез.

Поэты, словно травы, зелены.Шепча свои зелёные молитвы,Мы скрылись бы от вьюги, как от битвы,Под сердцем засыпающей страны.Мы скрылись бы во сне, как в синеве,От обжигающе холодной яви…Но мы изобретать себя не вправе.Нас пишет небо – снегом на траве.

Пришелец из приснившихся веков,Я прочитал бы луг, как сборник басен,Но алфавит травы ещё неясен,И литеры не знают смысла слов.И я, апокрифичный человек,Ища во всем закона, меры, цели,Сверяю с книгой литеры метели,Угрюмо расшифровываю снег.

Пейзаж такой обычный

Дорога серая, сибирская.Две хаты. Снег. Вороны чёрные.Да вьюга – злая, богатырская…Моя Россия беспризорная.

Над домом – дымом небо ранено.Земля лопатами искрошена.А у избы сверкает гранямиБутылочный осколок прошлого.

И, как обрубки жизней прожитых,Окурки в снег измятый брошены.Покрыто свежею порошеюСудеб измолотое крошево.

И на развалины соседовыСтруится желчь седого месяца…И не пытайся, не выведывай,ЧТО изнутри, сжигая, бесится.

Город, город…

Вот город, где молчанье серых плитЗвучней, чем белый шёпот снегопада,Где вывесок рекламных алфавитРогат и буен, как баранье стадо,

Где медленно ржавеет старый лесИ взоры у людей сухи, как порох…Свинчаткой угрожающих небесСудьба легла на серые просторы…

Почувствовав, что стала жизнь другой,Ты смотришь вниз, как в чём-то виноватый,И вновь лежит безмолвно под ногойЗемля, нагая, как Христос распятый…

А грянет буря – солнце прячет око,И ты не хочешь счастья и чудес.Из желобов железных водостоковСтекает вяло ржавчина небес…

И жизнь течёт… А вот идти – не хочет.Течёт, как струйка влаги – в глубину…Угрюмые проходят дни и ночи,Как воины с парада – на войну…

И хочется, не веря больше мигу,Забыв пройдённый одинокий путь,Захлопнуть время, как плохую книгу,И свежей, чистой вечности вдохнуть.

Сибирский ковчег

Снег да снег. Кусты во тьме застыли.Исподлобья смотрят вдаль дома.Словно жизнь, как пленку, засветили,Словно время вдруг сошло с ума.

Примерзает взгляд к луне железной.Мчатся бесы вдоль по мостовой.Под небесной ледяною безднойЯ иду, промёрзший, сам не свой.

Этот час, наверно, тёмен слишком,И в ночи дорога далека…И зевает ветхое пальтишко,И дрожит холодная рука.

Волчья злоба. Темнота. Морозы.Предо мною путь – упрям и прям.Переулки скалятся с угрозой,Но себя я в жертву не отдам.

Ведь в домах, укрытых тёплой тенью,Есть всё то, что недоступно нам:Жизнь течёт по трубам отопленья,Дети спят, прижавшись к матерям…

И отрадно, слыша вьюги топот,Выдыхая не ветра, а снег,Видеть, как сквозь снежные потопыПроплывает теплоты ковчег…

…Post skriptum

Пролетят лучистой пылью миги,Все труды и дни житья-бытья.Записью в конторской пыльной книгеСтанет жизнь нелепая моя.

А коль спросят: как ты жил? – поэта?Жил, дурил, влюблялся… ну, как все.Время металлического цветаПролетало мимо по шоссе.

Строил планы. Измерял маршруты.Был порой от злобы – сам не свой.Верил. Гулливерил. Лилипутил.Но в конце – остался сам собой.

В небе был всесильным, как молитва.На земле – бессильным, словно бог.Строчкой, безопасною, как бритва,Ни поранить, ни спасти не мог.

От цветов всего земного спектраНе осталось в жизни ни черта……Только дождь на Любинском проспекте,Только синева и пустота.

Только ложь и невозможность встречи,Только тёмный, мокрый город мой,Только дождь, унылый, древний, вечный,Под которым я бреду домой —

И во тьме навзрыд срываю нервы,Полный слёз, как влаги – решето,Детскими глазами глядя в небоИ шепча: за что?За что?За что?

Листая память

«Я листал, словно старый альбом…»

Я листал, словно старый альбом,Память, где на седых фотоснимкахСтарый мир, старый сад, старый дом, —Прошлый век с настоящим в обнимку.

Деды-дети, мальчишки, друзья,Что глядят с фотографий бумажных, —Позабыть вас, конечно, нельзя,Помнить – трудно, и горько, и страшно…

Вы несли свою жизнь на весу,Вы ушли, – хоть неспешно, но быстро.Не для вас стонет птица в лесу,Не для вас шелестят ночью листья.

И, застыв, словно в свой смертный час,Перед камерой, в прошлой России,Вы глядите с улыбкой на нас —Дурачки, скоморохи, родные!

Не спасло вас… ничто не спасло:Земли, сабли, рубли… всё пропало.Вероятно, добро – это зло,Что быть злом отчего-то устало.

Что ж, пора отдохнуть. Жизнь прошла.Спите, прожитых лет не жалея.Лёгок сон… а земля – тяжела.Только жизнь может быть тяжелее.

К вопросу о происхождении человека

Поэтический комментарий к Дарвину

Стихли в небе орлиные клики.Мир дрожал, как в последний свой миг…Кроманьонец, усталый и дикий,С палкой вышел из дебрей лесных.

Он смотрел на луну первозданно,Допотопно, пещерно и зло…И в мозгу у него окаянноЧто-то мучилось, зрело, росло…

Поднимались дворцы и колонны,Восставали над миром цари,Римы, Лондоны и ВавилоныКаменели в сиянье зари…

Кроманьонец стоял, тихо ахалИ слезу мокрой лапой стирал…Только мамонт – впервые без страха —На него из чащобы взирал.

А в душе у лесного бродягиПод неведомый атомный скрипВ первозданном тумане и влагеПоднимался чудовищный гриб…

Эдды, Библии, кодексы верыЗарождались в лучистой пыли…И в узорах на стенах пещерыПрорастали эскизы Дали…

И молчали тревожно пещеры,Предвкушая, как скоро, горя,Над столицами атомной эрыМезозойская встанет заря.

Аввакуму

Сибирь с огромными пространствами,В слепых снегах, в кровавых росах,Прошел пророком ты, пространствовал,Опершись на кедровый посох.

Ты шёл. Ты мерил землю мерою,Какой и неба было мало.Перед тобой упрямо щериласьРоссия чёрным ртом Байкала…

Ты видел льды, что век не движутся,И трав Даурии убранство…Ты изучил с азов до ижицыУроки русского пространства.

Сквозь льды Байкала, дебри тарскиеТы рвался правдою смертельнойИ гордо нёс в хоромы царскиеЛукавство прямоты предельной.

И обжигают нас пока ещёИ делают прямей и чищеТвой говор, слог, огнём пылающий,И огненное пепелище…

И, как в развязке древней повести,Достались мне – сквозь поколенья —Грехи твоей упрямой совести,

Конец ознакомительного фрагмента.