Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920 Страница 6

Мама за книгой

…Сдавленный шепот… Сверканье кинжала…— «Мама, построй мне из кубиков домик!»Мама взволнованно к сердцу прижалаМаленький томик.

…Гневом глаза загорелись у графа:«Здесь я, княгиня, по благости рока!»— «Мама, а в море не тонет жирафа?»Мама душою — далеко!

— «Мама, смотри: паутинка в котлете!»В голосе детском упрек и угроза.Мама очнулась от вымыслов: дети —Горькая проза!

Пробужденье

Холодно в мире! ПостельОсенью кажется раем.Ветром колеблется хмель,Треплется хмель над сараем;Дождь повторяет: кап-кап,Льется и льется на дворик…Свет из окошка — так слаб!Детскому сердцу — так горек!Братец в раздумии третСонные глазки ручонкой:Бедный разбужен! ЧередЗа баловницей сестренкой.Мыльная губка и тазВ темном углу — наготове.Холодно! Кукла без глазМрачно нахмурила брови:Куколке солнышка жаль!В зале — дрожащие звуки…Это тихонько рояльТронули мамины руки.

Утомленье

Жди вопроса, придумывай числа…Если думать — то где же игра?Даже кукла нахмурилась кисло…Спать пора!

В зале страшно: там ведьмы и чертиПоявляются все вечера.Папа болен, мама в концерте…Спать пора!

Братец шубу надел наизнанку,Рукавицы надела сестра,— Но устанешь пугать гувернантку…Спать пора!

Ах, без мамы ни в чем нету смысла!Приуныла в углах детвора,Даже кукла нахмурилась кисло…Спать пора!

Баловство

В темной гостиной одиннадцать бьет.Что-то сегодня приснится?Мама-шалунья уснуть не дает!Эта мама совсем баловница!

Сдернет, смеясь, одеяло с плеча,(Плакать смешно и стараться!)Дразнит, пугает, смешит, щекочаПолусонных сестрицу и братца.

Косу опять распустила плащом,Прыгает, точно не дама…Детям она не уступит ни в чем,Эта странная девочка-мама!

Скрыла сестренка в подушке лицо,Глубже ушла в одеяльце,Мальчик без счета целует кольцоЗолотое у мамы на пальце…

Лучший союз

Ты с детства полюбила тень,Он рыцарь грезы с колыбели.Вам голубые птицы пелиО встрече каждый вешний день.

Вам мудрый сон сказал украдкой:— «С ним — лишь на небе!» — «Здесь — не с ней!»Уж с колыбельных нежных днейВы лучшей связаны загадкой.

Меж вами пропасть глубока,Но нарушаются запретыВ тот час, когда не спят портреты,И плачет каждая строка.

Он рвется весь к тебе, а тыК нему протягиваешь руки,Но ваши встречи — только муки,И речью служат вам цветы.

Ни страстных вздохов, ни смятенийПустым, доверенных, словам!Вас обручила тень, и вамСвященны в жизни — только тени.

Сара в Версальском монастыре

Голубей над крышей вьется пара,Засыпает монастырский сад.Замечталась маленькая СараНа закат.

Льнет к окну, лучи рукою ловит,Как былинка нежная слаба,И не знает крошка, что готовитЕй судьба.

Вся застыла в грезе молчаливой,От раздумья щечки розовей,Вьются кудри золотистой гривойДо бровей.

На губах улыбка бродит редко,Чуть звенит цепочкою браслет, —Все дитя как будто статуэткаДавних лет.

Этих глаз синее не бывает!Резкий звук развеял пенье чар:То звонок воспитанниц сзываетВ дортуар.

Подымает девочку с окошка,Как перо, монахиня-сестра.Добрый голос шепчет: «Сара-крошка,Спать пора!»

Село солнце в медленном пожаре,Серп луны прокрался из-за туч,И всю ночь легенды шепчет СареЛунный луч.

Маленький паж

Этот крошка с душой безутешнойБыл рожден, чтобы рыцарем пастьЗа улыбку возлюбленной дамы.Но она находила потешной,Как наивные драмы,Эту детскую страсть.

Он мечтал о погибели славной,О могуществе гордых царейТой страны, где восходит светило.Но она находила забавнойЭту мысль и твердила:— «Вырастай поскорей!»

Он бродил одинокий и хмурыйМеж поникших, серебряных трав,Все мечтал о турнирах, о шлеме…Был смешон мальчуган белокурыйИзбалованный всемиЗа насмешливый нрав.

Через мостик склонясь над водою,Он шепнул (то последний был бред!)— «Вот она мне кивает оттуда!»Тихо плыл, озаренный звездою,По поверхности прудаТемно-синий берет.

Этот мальчик пришел, как из грезы,В мир холодный и горестный наш.Часто ночью красавица внемлет,Как трепещут листвою березыНад могилой, где дремлетЕе маленький паж.

Die stille Strasse[6]

Die stille Strasse: юная листваСветло шумит, склоняясь над забором,Дома — во сне… Блестящим детским взоромГлядим наверх, где меркнет синева.

С тупым лицом немецкие словаМы вслед за Fräulein повторяем хором,И воздух тих, загрезивший, в которомВечерний колокол поет едва.

Звучат шаги отчетливо и мерно,Die stille Strasse распрощалась с днемИ мирно спит под шум деревьев. Верно.

Мы на пути не раз еще вздохнемО ней, затерянной в Москве бескрайной,И чье названье нам осталось тайной.

Встреча («Вечерний дым над городом возник…»)

Вечерний дым над городом возник,Куда-то вдаль покорно шли вагоны,Вдруг промелькнул, прозрачней анемоны,В одном из окон полудетский лик

На веках тень. Подобием короныЛежали кудри… Я сдержала крик:Мне стало ясно в этот краткий миг,Что пробуждают мертвых наши стоны.

С той девушкой у темного окна— Виденьем рая в сутолке вокзальной —Не раз встречалась я в долинах сна.

Но почему была она печальной?Чего искал прозрачный силуэт?Быть может ей — и в небе счастья нет?..

Новолунье

Новый месяц встал над лугом,Над росистою межой.Милый, дальний и чужой,Приходи, ты будешь другом.

Днем — скрываю, днем — молчу.Месяц в небе, — нету мочи!В эти месячные ночиРвусь к любимому плечу.

Не спрошу себя: «Кто ж он?»Все расскажут — твои губы!Только днем объятья грубы,Только днем порыв смешон.

Днем, томима гордым бесом,Лгу с улыбкой на устах.Ночью ж… Милый, дальний… Ах!Лунный серп уже над лесом!

Таруса, октябрь 1909

Эпитафия («Тому, кто здесь лежит под травкой вешней…»)

Тому, кто здесь лежит под травкой вешней,Прости, Господь, злой помысел и грех!Он был больной, измученный, нездешний,Он ангелов любил и детский смех.

Не смял звезды сирени белоснежной,Хоть и желал Владыку побороть…Во всех грехах он был — ребенок нежный,И потому — прости ему, Господь!

В Люксембургском саду

Склоняются низко цветущие ветки,Фонтана в бассейне лепечут струи,В тенистых аллеях все детки, все детки…О детки в траве, почему не мои?

Как будто на каждой головке коронкаОт взоров, детей стерегущих, любя.И матери каждой, что гладит ребенка,Мне хочется крикнуть: «Весь мир у тебя!»

Как бабочки девочек платьица пестры,Здесь ссора, там хохот, там сборы домой…И шепчутся мамы, как нежные сестры:— «Подумайте, сын мой»… — «Да что вы! А мой»…

Я женщин люблю, что в бою не робели,Умевших и шпагу держать, и копье, —Но знаю, что только в плену колыбелиОбычное — женское — счастье мое!

В сумерках