Николай Рубцов - Я тебя целовал… Страница 6

И между дюн мечтательно бродил.

Влекли меня матросские дороги

С их штормовой романтикой. И вот

Районный военком, седой и строгий,

Мне коротко сказал: «Пойдешь на

флот!»

Любить устав, не требовать покоя,

В суровых буднях мужественным

быть —

Не то, что слушать музыку прибоя

И между дюн мечтательно бродить.

Высокий смысл служения Отчизне

Зовет на подвиг смелые сердца.

И очень скоро пафос флотской жизни

Мне близким стал и ясным до конца.

Большое счастье выпало на долю

Неповторимой юности моей:

Мне по душе все радости и боли,

И все тревоги, связанные с ней!

…Над морем ночь.

Не слышно звуков горна,

Лишь громы волн отчетливо слышны.

И неумолчный трубный голос шторма

Мне навевает радостные сны…

Долг

Холодный шум ночного океана,

Незримые дороги кораблей…

Я вижу земляничную поляну.

Над той поляной – крики журавлей.

Родимый край мой!

В грезах или в росах,

В туманах ночи и в сиянье дня,

И в пору жатвы, и на сенокосах

Ты с детства завораживал меня.

А дни идут…

Над палубой эсминца

Качается свинцовый небосклон.

А волны, волны, волны

вереницами

Стремительно бегут со всех сторон.

И там, где сила духа на пределе,

Где шторм встает преградой

кораблю,

Я должен, должен доказать на

деле,

Что сердцем всем я Родину

люблю.

Ответ на письмо

Что я тебе отвечу на обман?

Что наши встречи давние у стога?

Когда сбежала ты в Азербайджан,

Не говорил я: «Скатертью дорога!»

Да, я любил. Ну что же? Ну и пусть.

Пора в покое прошлое оставить.

Давно уже я чувствую не грусть

И не желанье что-нибудь

поправить.

Слова любви не станем повторять

И назначать свидания не станем.

Но если все же встретимся опять,

То сообща кого-нибудь обманем…

1958

Ветер с Невы

Я помню холодный ветер с Невы

И грустный наклон твоей головы.

Я помню умчавший тебя трамвай,

В который вошла ты, сказав:

«Прощай!»

Свидание в прошлом теперь…

Но ты

Все входишь хозяйкой в мои

мечты.

Любовь, а не брызги речной

синевы

Принес мне холодный ветер

с Невы!

«В твоих глазах…»

В твоих глазах

Для пристального взгляда

Какой-то есть

Рассеянный ответ…

Небрежно так

Для летнего наряда

Ты выбираешь нынче

Желтый цвет.

Я слышу голос

Как бы утомленный,

Я мало верю

Яркому кольцу…

Не знаю, как там

Белый и зеленый,

Но желтый цвет

Как раз тебе к лицу!

До слез тебе

Нужны родные стены,

Но как прийти

К желанному концу?

И впрямь, быть может,

Это цвет измены,

А желтый цвет

Как раз тебе к лицу…

«Вредная, неверная, наверно…»

Вредная,

неверная,

наверно.

Нервная, наверно… Ну и что ж?

Мне не жаль,

Но жаль неимоверно,

Что меня, наверно, и не ждешь!

За окном,

таинственны, как слухи,

Ходят тени, шорохи весны.

Но грозой и чем-то в этом духе

Все же веют сумерки и сны!

Будь что будет!

Если и узнаю,

Что не нравлюсь, – сунусь ли в

петлю?

Я нередко землю проклинаю,

Проклиная, все-таки люблю!

Я надолго твой,

хоть и недолго

Почему-то так была близка

И нежна к моей руке с наколкой

Та, с кольцом,

прохладная рука.

Вредная,

неверная,

наверно.

Нервная, наверно… Ну и что ж?

Мне не жаль,

Но жаль неимоверно,

Что меня, наверное, не ждешь!

«Ты просил написать о том…»

Г. Ф.

Ты просил написать о том,

Что здесь было

И что здесь стало.

…Я сейчас лежу под кустом,

Где тропинка берет начало.

Этот сад мне, как раньше, мил,

Но напрасно к одной блондинке

Я три года назад ходил

Вот по этой самой тропинке.

Я по ней не пойду опять,

Лишь злорадствую: «Где уж нам уж!»

Та блондинка хотела ждать,

Не дождалась…

И вышла замуж.

Все законно: идут года,

Изменяя нас и планету,

Там, где тополь шумел тогда,

Пень стоит…

а тополя нету.

«Пора любви среди полей…»

Пора любви среди полей,

Среди закатов тающих

И на виду у журавлей,

Над полем пролетающих.

Теперь все это далеко.

Но в грустном сердце жжение

Пройдет ли просто и легко,

Как головокружение?

О том, как близким был тебе,

И о закатах пламенных

Ты с мужем помнишь ли теперь

В тяжелых стенах каменных?

Нет, не затмила ревность мир.

Кипел, но вспомнил сразу я:

Назвал чудовищем Шекспир

Ее, зеленоглазую.

И чтоб трагедией души

Не стала драма юности,

Я говорю себе: «Пиши

О радости, о лунности…»

И ты ходи почаще в луг

К цветам, к закатам пламенным,

Чтоб сердце пламенело вдруг

Не стало сердце каменным.

Да не забудь в конце концов,

Хоть и не ты, не ты моя:

На свете есть матрос Рубцов,

Он друг тебе, любимая.

«За окном в холодном шуме…»

За окном в холодном шуме

Свет реклам и листопад…

Что ж так долго из Сухуми

Ты не едешь в Ленинград?

Впрочем, рано или поздно

Все равно житейский быт

В день весенний иль в морозный

Нас совсем разъединит.

Год пройдет, другой… А там уж.

Что тут много говорить?

Ты, конечно, выйдешь замуж,

Будешь мужу суп варить.

Будет муж тобой гордиться

И катать тебя в такси,

И вокруг тебя крутиться,

Как земля вокруг оси!

– Ну и пусть!

Тоской ранимым

Мне не так уж страшно быть.

Мне не надо быть любимым,

Мне достаточно любить!

Над рекой

Жалобно в лесу кричит кукушка

О любви, о скорби неизбежной…

Обнялась с подружкою подружка

И, вздыхая, жалуется нежно:

– Погрусти, поплачь со мной, сестрица.

Милый мой жалел меня не много.

Изменяет мне и не стыдится.

У меня на сердце одиноко…

– Может быть, еще не изменяет, —

Тихо ей откликнулась подружка, —

Это мой стыда совсем не знает,

Для него любовь моя – игрушка…

Прислонившись к трепетной осинке,

Две подружки нежно целовались,

Обнимались, словно сиротинки,

И слезами горько обливались.

И не знали юные подружки,

Что для грусти этой, для кручины,

Кроме вечной жалобы кукушки,

Может быть, и не было причины.

Может быть, ребята собирались,

Да с родней остались на пирушке,

Может быть, ребята сомневались,

Что тоскуют гордые подружки.

И когда задремлет деревушка

И зажгутся звезды над потоком,

Не кричи так жалобно, кукушка!

Никому не будет одиноко…

Где веселые девушки наши?

Как играли они у берез

На лужке, зеленеющем нежно!

И, поплакав о чем-то всерьез,

Как смеялись они безмятежно!

И цветы мне бросали: – Лови!

И брожу я, забыт и обижен:

Игры юности, игры любви—

Почему я их больше не вижу?

Чей-то смех у заросших плетней,

Чей-то говор все тише и тише,

Спор гармошек и крики парней —

Почему я их больше не слышу?

– Васильки, – говорю, – васильки!

Может быть, вы не те, а другие,

Безразлично вам, годы какие

Провели мы у этой реки?

Ничего не сказали в ответ.

Но как будто чего выражали —

Долго, долго смотрели вослед,

Провожали меня, провожали…

Ничего не стану делать

Год пройдет…

другой…

а там уж —

Что тут много говорить? —

Ты, конечно, выйдешь замуж,

Будешь мужу суп варить.

Будет муж тобой гордиться,

И катать тебя в такси,

И вокруг тебя кружиться,

Как Земля вокруг оси.

Что ж? Мешать я вам не стану,

Буду трезв и буду брит,

Буду в дом носить сметану,

Чтобы дед лечил гастрит.

Ничего не стану делать,

Чтоб нарушить ваш покой.

На свиданье ночью белой,

Может быть, пойду с другой…

Так чего ж, забившись в угол,

Сузив желтые зрачки,

На меня твоя подруга

Мрачно смотрит сквозь очки?..

Ну погоди…

Ну погоди, остановись, родная.

Гляди, платок из сумочки упал!

Все говорят в восторге: «Ах, какая!»

И смотрят вслед…

А я на все начхал!

Начхал в прямом и переносном смысле.

И знаю я: ты с виду хороша,

Но губы у тебя давно прокисли,

Да и сама не стоишь ни гроша!

Конечно, кроме платья и нательных

Рубашек там и прочей ерунды,

Конечно, кроме туфелек модельных,

Которые от грязи и воды

Ты бережешь…

А знаешь ли, что раньше

Я так дружил с надеждою одной, —

Что преданной и ласковой, без фальши,

Ты будешь мне

когда-нибудь

женой…

Прошла твоя пора любви и мая,

Хотя желаний не иссяк запал…

…Ну погоди, остановись, родная,

Гляди, платок из сумочки упал!

Вечерком

Вкусны бараньи

косточки,

Соленые груздочки,

И в небе ярки

звездочки —

Каленые гвоздочки!

Пойду по льду,

по тонкому,

По звонкому ледочку,

Пойду по лесу темному,

По частому лесочку.

Пойду по снегу, по полю,

По ветреным горушкам