Андрей Драгунов - Подробности Страница 6

Дорогому племяннику

(из Вергилия)

Когда-нибудь после, когда не наступит старенье,но детская шалость пройдёт вместе с первой любовью,оставив усмешку и несколько кратких мгновенийна память тебе и состарится вместе с тобою.Когда, переросший тебя, твой посаженный кустиксобой заслонит вид на дом и другие строенья,на тень отмеряя пространство, пусть даже из лучшихсвоих побуждений в пределах родного селенья —тогда, может быть, я тебе расскажу, что случилосьсо мной и с другими. И, может быть, даже узнаешь,откуда берутся цветы на безродных могилах,к которым дорогу мостит неприметная память.Тогда, может быть, не останется больше вопросовкаких-нибудь разных, со всякими там запятымив фразах – короче, чем мат пресловутых матросов,что так разговорчивы, но не запомнилось имяхотя бы кого-нибудь – память всегда однобокав своих предпочтениях, в вымысле и в вспоминаньях,таких же коротких, как ветер горячий с востока —и только слова продлевают его завываньяв полночной тиши. Может быть, повезёт – ты узнаешькороткую правду о том, что творится на свете,пока подрастают кусты, да и ты подрастаешь,и солнце глядит на тебя – ни за что не в ответе.Попозже расти, мой племянник, не ведая страха.Ещё благосклонна к тебе предстоящая старость.Ещё не промокла от крови льняная рубаха.И память ещё впереди, а не то, что осталось.Ты, может быть, скажешь однажды, что всё – пустословье,досужие сплетни какой-нибудь дряхлой старушки —взгляни – в небесах за тобой наблюдает с любовью —звезда – и не та, что горит в новый год на макушкевиниловой ёлки. Взгляни, и, возможно, оттудатебе без меня перескажут события всуе —какой-нибудь ангел, что также в преддверии года,глядит на звезду и надеется – всё ещё будет —простая снежинка окажется Божьей слезою! —и ты, утеревшись, заметишь – снежинка не таетв горячих ладонях. И вспомнишь беседы со мною,когда даже ангелы вечером спать улетают,поскольку с утра мокрый снег и земные заботы —вода говорлива в растаявших масляных лужах.И ты побежишь, успевая ещё на работу —к тому же зима. И звезда скрылась в тучах к тому же.

«Пейзаж, назначенный пожизненно в окно —…»

Пейзаж, назначенный пожизненно в окно —единственная радость поселенца,чья жизнь на подоконнике давносложилась – с книгами и каплями для сердца,на всякий случай. А в углу окназасушенная бабочка пылитсяс поломанным крылом – в угоду намона опять на свет не возвратится,как Феникс, что из пепла и в окно —ищи его, свищи, на самом деле,как в сказке. Ну да, впрочем, всё равно,в каком теперь он царствует пределе.В каких краях. За пыльное стеклосвет проникает, как за занавескулучами тонкими, которые назлохозяину играют повсеместно,разыгрывая некий переделпространства, обозначенного выше,на составные. Если не успел,то остаются только сыр и мыши,грызущие доставшийся кусокиз мышеловки, продлевая времяживущего ещё на малый срок —пока он кормит их, встав на коленинад мышеловкой, чтобы новый сырдостался им на завтрак или ужин —в достаточном количестве. И мир —со светом или без совсем не нужентому, чей глаз, прикованный к листу,лишь различает чёрное на беломпри свете лампы. Стёкла на носулишь добавляют разности и в целомснабжают зрение количеством вещей,что так необходимы под рукою —чернила, лист, пяток карандашей.Да свежий сыр, что от мышей не скроешь.

«Из фотографий скроенный пейзаж…»

Из фотографий скроенный пейзажна крашенной стене – воспоминаньео прошлой жизни – парк, фонтан, витражв гостиничном окне – теперь названьяостались только. И куда ни глянь —увидишь только выжженное время —на подоконнике засохшую гераньи сторожа, что это время греетсвоим присутствием, страдая от того,что охраняет не предмет, а памятькакую-то. И девушка с весломему способствует мясистыми руками.

«Сугроб опять по крышу. Сорок три…»

Сугроб опять по крышу. Сорок три.Чего ещё от жизни? хлебный мякишс какой-нибудь изюминкой внутрии кофе чтоб дымился настоящий —не суррогат из хлеба и тоски.Чего ещё, пока светла дорога,и облака ещё не на куски,в лохмотья – чтоб не так убогосмотрелось небо в списках мастеров,когда они расписывают местностьсо всем усердием и замысел таков,чтоб узнаваема для всех была окрестность,заполненная лесом и людьми —знакомая картина совершенства,где из пейзажа только соловьиготовы петь из чистого блаженстваот этой жизни. Медленная теньот дерева легла на подоконник.Чего ещё от жизни? Этот день —ещё один. И на обед рассольник.

Январь, 25, 2013 год

Т. З.

И Ангел, проведя своим крыломпо волосам, ребёнка не разбудит,присядет рядом с письменным столомна табуретку. Никого не будетещё в квартире – домочадцы спят,досматривая сны в конце недели.И Ангелы сквозь эти сны глядятна мир вокруг, что спит в своей постели.

«Наперевес с котомкою тетрадей, книг…»

Наперевес с котомкою тетрадей, книгпересекаю площадь, смотрю в витрину,где среди прочего, мне показав язык,собака чешет о прилавок спину —должно быть, местный обитатель, раз егоне гонят прочь и разрешают греться —в такую пору, видимо, любовьострее к ближним и теплее сердца.В такую пору, как последний лист,душа дрожит, не находя покояв своих исканиях. С асфальта поднялисьснежинки – ветром, заслонив собоювид на витрину. Сколько видит глаз —собака, сунув нос под батарею,разглядывает сны, где ей сейчастак хорошо, как никакому зверю.

Житейская история

(фрагмент)

Они сегодня ехали опятьпроведать сына, как всегда во вторник.Погода обещала не мешатьсвоим присутствием – так у подъезда дворниксказал, когда спешили на трамвай.Доехали до нужной остановки,теперь автобусом за город – в самый край,где зайцы под колёсами так ловкив своём уменьи выжить. Он сказал,где день сегодня должен быть хороший,не как на той неделе. Показал,что с понедельника опять проезд дорожестановится. Она в своё окноразглядывала знаки препинаньяна вывесках, будто бы в киночитала иностранные названья.Доехали. Теперь последний путьот остановки до кладбищенской ограды,а там совсем немного, там чуть-чуть.Торговки редким пассажирам рады.Она купила маленький букет,отмерив ровно денег, чтоб без сдачи.Он закурил. Кому-то там «привет»сказал едва. Опять сосед по дачездесь подрабатывал, теперь спешил домой.Она не обернулась на соседа,махнула только кратко головой,взяла цветы и поспешила следомза ним, что шёл немного впереди.Никто не попадался им навстречу.Служитель кладбища с повозкою одинпроехал мимо. Приближался вечер.Они спешили, чтобы дотемнауспеть проведать. И успеть обратно.Как это часто водится, лунауже висела в небе, вероятно,напоминая, кто здесь правит бал.Луна висит. Цветы полощет ветер.– У дома хлеба купим, – он сказал.До вторника – зима на белом свете.

Ив. Ан. Крылов, год 2013

…ворона соглашается на хлеб,за неимением другого угощеньяв моих руках. Лисе за сыр привет —в её глазах. Лиса от возмущеньяикает где-нибудь, не ведая стыда —возможно, сыр несвежий ей попался,просроченный. И не её вина,что сказочник нещедрый оказался.Всего кусочек и какой – на зуб,что даже не распробуешь всю прелестьсыроварения. Иван Андреич – грубв своих побасенках. Листвы негромкий шелест —ворона отправляется к себе,лиса в курятник, чтоб обед продолжить,нельзя отказывать самой себе в еде,коль у вороны только хлеб порожний.

Сюрреалистический этюд

Оптический обман – окно напротивкак будто бы горит, но это отблескбегущих фар, что там, на повороте,у светофора подаянья просят.И мелкою монетой за трудыон им отсыпет. Мелкою монетой,пока в окне ещё блестят следы,прикрытые вчерашнею газетойот лишних глаз. Заклеено окнопросроченной бумагой во спасеньеот посторонних, чтобы, как в кино,жизнь продолжается вплоть до воскресенья,т. е. хотя бы до конца недели,когда из отпуска хозяева вернутся,и он опять к своей жене уедет,успев на повороте оглянуться.

Другу стихотворцу