Андрей Драгунов - Подробности Страница 7

Ив. Ан. Крылов, год 2013

…ворона соглашается на хлеб,за неимением другого угощеньяв моих руках. Лисе за сыр привет —в её глазах. Лиса от возмущеньяикает где-нибудь, не ведая стыда —возможно, сыр несвежий ей попался,просроченный. И не её вина,что сказочник нещедрый оказался.Всего кусочек и какой – на зуб,что даже не распробуешь всю прелестьсыроварения. Иван Андреич – грубв своих побасенках. Листвы негромкий шелест —ворона отправляется к себе,лиса в курятник, чтоб обед продолжить,нельзя отказывать самой себе в еде,коль у вороны только хлеб порожний.

Сюрреалистический этюд

Оптический обман – окно напротивкак будто бы горит, но это отблескбегущих фар, что там, на повороте,у светофора подаянья просят.И мелкою монетой за трудыон им отсыпет. Мелкою монетой,пока в окне ещё блестят следы,прикрытые вчерашнею газетойот лишних глаз. Заклеено окнопросроченной бумагой во спасеньеот посторонних, чтобы, как в кино,жизнь продолжается вплоть до воскресенья,т. е. хотя бы до конца недели,когда из отпуска хозяева вернутся,и он опять к своей жене уедет,успев на повороте оглянуться.

Другу стихотворцу

В воде ли отразится твой уход,иль облако опять волну накроетсвоим присутствием, чтоб всё наоборот?Чья собственность теперь? Кто козни строит?Какая разница теперь. Который годв другом столетьи отмечаю датув календаре, а по теченью вод —расположение на карте для возвратаоттуда, где вода и облакасвоим вниманьем обнимают местность.И в описании старательно рукапо буквам выводя на камне – Вечность,как по бумаге. И крошит перолинованный листок своим участьемв недолгой жизни. Камню всё равно —бумага стерпит, предоставив властичернил своё пространство – для игры.Какой пейзаж с водой и облаками! —доступными для вымысла, и тыкроишь его свободными руками.

Из жизнеописания

У дерева не спросишь, каковотам, за границей крыш, за струйкой дыма,где даже смерть не значит ничего —за самым краем… и созвездья мимоплывут окна – в означенный предел.Стенания всё глуше. Только ветерразносит звук, который долетелдо этих мест. И звук за всё в ответе.За неимением других координат,взгляд устремляется туда – неумолимо,страдая только от былых утрат,стирая страх слезой. Слеза учтивостекает на платок, покуда тыглядишь туда, откуда возвращатьсянесвойственно – не растеряв чертыи прочее богатство домочадца,скопившего за свой недолгий век —немного, но достаточно для смерти! —чтобы однажды утром без помехотправиться туда с письмом в конвертенезапечатанном – известен адресат —и лично в руки передать посланьесо всем почтением. Но, бросив взгляд назад,увидеть вдруг границы проживанья,т. е. квартиры, где короткий срокс подругой милой продлевал старенье —своё? или её? Порой жестокбывал в словах, но это от волненьяперед грядущим. Кажется, давновсё это было, и с другим подругадни коротает, пьёт моё вино,и жизнь идёт, как часики, по кругу,считая дни, но повода вернутьбесценный дар ещё не представлялось,как и туда – с изнанки заглянуть,не завершив дела – не удавалось.Ну, может быть, немножечко – за край,когда обжил больничную палату,когда судьба сказала – Выбирай —свой белый лист иль белые халаты.Я выбрал лист и сигаретный дым,что по стене сползает осторожнов пространство, что останется густым,когда вернуться только невозможно,по крайней мере, постучавшись в дверь —лишь в памяти иль проще – на бумаге,когда к числу действительных потерьдобавится чуть-чуть солёной влагии некой правды, что не так горька,как некогда. Знакомое пространствосужается. И жизнь так коротка,что в ней не смысл уже, но постоянство.

«Ты трогаешь ладонью воду со ступеней…»

Ты трогаешь ладонью воду со ступеней,идущих дальше, в глубину канала,но здесь на берегу, на той последнейперед водой, ты медленно сказала,что если жить, то где-нибудь, где так жевода и небо и немного суши,чтоб если вдруг случится что однажды —нашлось местечко успокоить душу.

Зимний пейзаж с продолжением

Вот дерево – оно ещё живёт.Погода разрешила продолженьенедолгое, как раньше перелётосенний птицам. Воздух без движенья.Ворона, сев на ветку, мелет чушь,кромсая коготком древесный остовон недовольства, что в такую глушьзавёл язык, а выбраться – непростоиз этих мест. Любой ориентир,как отраженье, пялится обратнона свой оригинал. Холодный миргрозит бесчинствами и снегом, вероятно,по самое гнездо. Она глядит.В глазах тоска, а небо – дальше. Дальше.Сильней сжимает ветку – впередиещё зима, т. е. проблемы, значит.

«До Рима не добраться – от тоски…»

До Рима не добраться – от тоски.А до Москвы, тем более – не выйдет —все поезда настолько коротки,что даже в проездном билете имя —не гарантирует поездку вдоль реки.Куда-нибудь, в деревню, налегке,всю собственность упрятав по карманам.Туда, где паучок на потолкерисует карту мира, как-то странносближая страны, где вода в рекене пахнет тиной, как вода из крана.Куда-нибудь, в заштатный городок,затерянный во глубине Отчизны,где старожилы коротают срок,не отличая вымысла от жизни.И где правитель глуп, но не жесток.До Рима, до Москвы… – куда-нибудь,где есть покой, и только ветер душутерзает беспокойством – в добрый путьтуда, где мир ещё способен слушатьтого, чей шёпот, слышимый чуть-чуть.

Ещё одна зима

Ещё одна зима наполовину состарилась – не худшую, наверно.И, созерцая общую картину,вдруг видишь, что вокруг не так уж скверновсё получилось – и не только выжил,но даже умудрился не замёрзнутьв пустой квартире. Из прогнозов слышал,что дальше будет всё уже серьёзно.Как будто бы уже конец творенью.Но дворник чистит снег, горят витрины.И я пишу своё стихотворенье,чтоб тоже не пропасть – наполовину,на четверть даже, не смотря на возраст,что исчисляю не по дням рожденья,что было бы, наверно, слишком просто,сместив в календаре расположеньепечальных цифр. Погода греет памятьсвоим присутствием в окне. Горит светильник.Чернила не о тех, кого нет с нами,страдают, но о выживших. Будильниккоторый год молчит. Обнявшись, стрелки,закончив круг, застыли на двенадцать,решив, что дальше, как у старой грелки —лишь дырка в брюхе – и пора расстаться,сменив часы, как календарь бумажный,на что-нибудь ещё с таким же кругом,но более существенным и важным,чтоб больше не стараться друг за другомпоспеть для встречи. Время согревает —оставшееся. День идёт на убыль.Свет фар, летящих, за окном мелькает.В кармане бряцает полтинниками рубль…

«Бог не забыл – Он просто не успел…»

Бог не забыл – Он просто не успелпредупредит. За важными деламиего уход Он как-то просмотрел —и значит, что теперь – лишь только памятьо днях минувших – весь его удел.И пыль на книгах, что он сохранил,не прожил среди прочего богатства,среди пустых бутылок, что распилс друзьями как-то, в частности – за царствонебесное – кого-то хоронили поминал, как водится – три дня,измерив в глубину пространство горя.Потом, как водится – полцарства за коня,чтоб сгинуть где-нибудь на ветреном простореот боли и тоски, себя кляня,что не сберёг его. Не доглядел.И всё теперь, как будто – между прочим,среди других незавершённых дел.И расстояние до вымысла – короче,чем раньше виделось, когда ещё пределбыл недоступен, и его следыхоть иногда, но виделись в пейзаже.Когда наличие беды и ерундыравнялось в сумме, чтобы лишь однаждыузнать всю боль законченной игры.Теперь уже не соскрести со лбаморщины и печаль рукой холодной.И будущее видится – едвасквозь сутолоку лиц. Теперь свободныйв своих сомнениях – он говорит Слова.

Конец ознакомительного фрагмента.