Дмитрий Быков - Военный переворот (книга стихов) Страница 6

1988

3. Октябрь

Подобен клетчатой торпедеВареный рыночный початок,И мальчик на велосипедеУже не ездит без перчаток.Ночной туман, дыханье с паром,Поля пусты, леса пестры,И листопад глядит распадом,Разладом веток и листвы.Октябрь, тревожное томленье,Конец тепла, остаток бедный,Включившееся отопленье,Холодный руль велосипедный,Привычный мир зыбуч и шатокИ сам себя не узнает:Круженье листьев, курток, шапок,Разрыв, распад, разбег, разлет.Октябрь, разрыв причин и следствий,Непрочность в том и зыбкость в этом,Пугающие, словно в детстве,Когда не сходится с ответом,Все кувырком, и ум не сладит,Отступит там, споткнется тут…Разбеги пар, крушенья свадеб,И листья жгут, и снега ждут.Сухими листьями лопочет,Нагими прутьями лепечет,И ничего уже не хочет,И сам себе противоречитМир перепуган и тревожен,Разбит, раздерган вкривь и вкосьИ все-таки не безнадежен,Поскольку мы ещё не врозь.

1989

* * *

"Быть должен кто-нибудь гуляющий по саду,

Среди цветущих роз и реющих семян."

Сырое тление листвыВ осеннем парке полуголомПривычно гражданам МосквыИ неизменно с каждым годом.Листва горит. При деле всяк.Играют дети, длится вторник,Горчит дымок, летит косяк,Метет традиционный дворник.Деревьям незачем болетьО лиственной горящей плоти.Природе некогда жалетьСаму себя: она в работе.Деревья знают свой черед,Не плача о своем пределе.Земля летит, дитя орет,Листва горит, и все при деле.И лишь поэт — поскольку БогЕму не дал других заданийНаходит в их труде предлогДля обязательных страданий.Гуляка праздный, только онИмеет времени в достатке,Чтоб издавать протяжный стонОб этом мировом порядке.Стоит прощальное тепло,Горчит осенний дым печальный,Горит оконное стекло,В него уперся луч прощальный,Никто не шлет своей судьбеБлагословений и проклятый.Никто не плачет о себе.У всех полно других занятий.…Когда приходят холода,Послушны диктатуре круга,Душа чуждается труда.Страданье требует досуга.Среди плетущих эту нитьВ кругу, где каждый место знает,Один бездельник должен быть,Чтобы страдать за всех, кто занят.Он должен быть самим собойНа суетливом маскарадеИ подтверждать своей судьбой,Что это все чего-то ради.

1992

ПОЭМЫ

ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ ВАСИЛЬЯ ЛЬВОВИЧА

"Это не умирающий Тасс,

а умирающий Василий Львович."

…Он писал в посланье к другу:"Сдавшись тяжкому недугу,На седьмом десятке летДядя самых честных правил,К общей горести, оставилБеспокойный этот свет.Вспомни дядюшку Василья!Произнес не без усильяИ уже переходяВ область Стикса, в царство тени:"Как скучны статьи КатениНа!" Покойся, милый дядя!" Но чтоб перед кончиной,В миг последний, в миг единыйВдруг припомнилась статья?Представая перед Богом,Так ли делятся итогом,Тайным смыслом бытия?Дядюшка, Василий Львович!Чуть живой, прощально ловишьЖалкий воздуха глоток,Иль другого нет предметаДля предсмертного завета?Сколь безрадостный итог!Впрямь ли в том твоя победа,Пресловутого соседаВсеми признанный певец,Чтоб уже пред самой урнойКритикой литературнойЗаниматься, наконец?Но какой итог победней?В миг единый, в миг последнийВсем ли думать об дном?Разве лучше, в самом деле,Лежа в горестной постели,Называемой одром,Богу душу отдаваяИ едва приоткрываяЗапекающийся рот,Произнесть: "Живите дружно,Поступайте так, как нужно,Никогда наоборот"?Разве лучше, мир оставя,О посмертной мыслить славе(И к чему теперь онеСплетни лестные и толки?):"Благодарные потомки!Не забудьте обо мне!".Иль не думать о потомках,Не печалиться о том. КакТело бренно, говоряНе о грустной сей юдоли,Но о том, как мучат боли,Как бездарным лекаря?О последние заветы!Кто рассудит вас, поэты,Полководцы и цари?Кто посмеет? В миг уходаЕсть последняя свобода:Все, что хочешь, говори.Всепрощенье иль тщеславьеВ этом ваше равноправье,Ваши горькие права:Ропот, жалобы и стоны…Милый дядя! Как достойныВ сем ряду твои слова!Дядюшка, Василий Львович!Как держался! Тяжело ведьЧто там! — подвигу сродниС адским дымом, с райским садомГоворить о том же самом,Что во все иные дниГоворил — в рыдване тряском,На пиру ли арзамасском…Это славно, господа!Вот достоинство мужчиныЗаниматься в день кончиныТем же делом, что всегда.…Что-то скажешь, путь итожа?Вот и я сегодня тожеВглядываюсь в эту тьму,В эту тьму, чернее сажи,Гари, копоти… ея жеНе избегнуть никому.Благодарное потомство!Что вы знаете о том, чтоСоставляло существоБезотлучной службы словуСуть и тайную основуМирозданья моего?Книжные, святые дети,Мы живем на этом светеВ сфере прожитых времен,Сублимаций, типизаций,Призрачных ассоциаций,Духов, мыслей и имен.Что ни слово — то цитата.Как ещё узнаешь брата,С кем доселе незнаком?На пути к своим ИтакамСлово ставим неким знаком,Неким бледным маяком.Вот Создателя причуда:Так и жить тебе, покудаДни твои не истекли.На пиру сидим гостями,Прозу жизни жрем горстямиИ цитируем стихи.Но о нас, о книжных детях,Много сказано. Для этихМы всегда пребудем — те.Славься, наш духовный предок,Вымолвивший напоследок:— Как скучны статьи КатеНина! Помнишь ли былое?Я у прапорщика, воя,Увольненье добывал,Поднимал шинельный ворот,Чистил бляху, мчался в город,Милый номер набирал.Помню пункт переговорный.Там кассиром непроворныйНепременный инвалид.Сыплет питерская морось,Мелочь, скатываясь в прорезь,Миг блаженства мне сулит.Жалок, тощ недостоверно,Как смешон я был, наверно,Пленник черного сукна,Лысый, бледный первогодок,Потешающий молодокУ немытого окна!О, межгород, пытка пыток!Всяк звонок — себе в убыток:Сквозь шершавые шумыСлышу голос твой холодныйСредь промозглой, беспогодной,Дряблой питерской зимы.Но о чем я в будке грязнойГоворил с тобой? О разной,Пестрой, книжной ерунде:Что припомнил из анналов,Что из питерских журналовБыло читано и где.В письмах лагерников старых,Что слагали там, на нарах,То поэму, то сонет,Не отмечен, даже скрыто,Ужас каторжного быта:Никаких реалий нет.Конспираций? Едва ли.Верно, так они сбегалиВ те роскошные сады,Где среди прозрачных статуйНевозможен соглядатайИ бесправны все суды.Так и я, в моем безгласномУнижении всечасномЧто ни шаг, то невпопад,Гордость высказать пытаясь,Говорил с тобой, хватаясьЗа соломинки цитат.Славься, дядя! Ведь недаромЗавещал ты всем Икарам,Обескрыленным тоской,Вид единственный побегаИз щелястого ковчегаЖалкой участи людской!Грустно, Нина! Путь мой скучен.Сетку ладожских излучинЗакрывает пленка льда.Ты мне еле отвечала.Сей элегии началоЯ читал тебе тогда.Так не будем же, о Муза,Портить нашего союза,Вспоминая этот лед,Эти жалобы и пени.Как скучны статьи КатениНа! Кто должен — тот поймет.

3.4.1988 — 29.10.1995