Дмитрий Быков - Военный переворот (книга стихов) Страница 7

3.4.1988 — 29.10.1995

Ленинград — Москва.

ПОЭМА ПОВТОРА

Михаилу Веллеру

"Крылья бабочка сложит…"

Он сел в автобус. ВпередиСидела девочка с собакой.Он ощутил укол в груди.Вот так напьешься дряни всякойПотом мерещится. Но нет:Все было чересчур похожеОсенний день, закатный свет,Она сама… собака тоже…Как раз стояла та пора,Когда, томясь отсрочкой краткой,Природа, летняя вчера,Палима словно лихорадкой:Скорей торопится отцвесть,Все отдавая напоследок.Он пригляделся: так и есть.Сейчас она посмотрит эдак,Как бы зовя его с собой.Улыбка… краткая заминка…Мелькнувши курткой голубой,Она сошла напротив рынкаИ растворилась в толкотнеАвтобус тронулся уныло.Пошли мурашки по спине:Все это было, было, было,Он точно помнил! Дежа вю?Скорей другое. Видно, скороЯ терпеливо доживуДо чувства полного повтора.Пора бы, впрочем. Тридцать лет.И вот предвестники старенья:Неотвратимые, как бред,Пошли цепочкой повторенья.Пора привыкнуть. НичегоНе будет нового отныне…Но что-то мучило его.Сойдя на Каменной плотине,Он не спеша побрел домой.Соседка, старая Петровна,На лавке грелась. Боже мой,Все повторилось так дословно!Собака, куртка, рынок, взглядНа той же самой остановке…Тогда, пятнадцать лет назад,Он возвращался с тренировки.А после все пятнадцать летОн вспоминал с дежурным вздохом,Как не сошел за нею вслед,Как, сам себя ругая лохом,Щипал усишки над губойИ лоб студил стеклом холодным,Следя за курткой голубойИ псом, довольно беспородным.Из всех младенческих утратОн выделял особо этуГода сомнительных отрадЕе не вытеснили в Лету.Но что теперь? Не в первый разОн замечал за этот месяцПовтор полузабытых фраз,Давнишних баек, околесиц,Но тем-то зрелость и грозна,Что перемены не спасаютИ пропадает новизна,А память свой же хвост кусает.Все это можно перенесть.Равнина все-таки не бездна.Пускай уж будет все, что есть,И все, как было. Худо-бедноЛошадки вязли, но везли.Да и откуда в частной жизниИскать какой-то новизны,Коль нету нового в отчизне,Судьба которой, несмотряНа наши снежные просторыИ многоцветные моря,Повторы, вечные повторы.Что будет — будет не впервой.Нас боги тем и покарали,Что мы идем не по прямой,А может, и не по спиралиПо кругу, только и всего,В чем убеждаемся воочью.Но что-то мучило его.Он испугался той же ночью.…Она сказала: "Посмотри,Вон самолет мигает глазом.А кто-то спит себе внутри"…Он понял, что теряет разум:Он вспомнил горы, водопадИ костерок перед палаткой,Внутри которой час назадМетался в судороге сладкой.Потом из влажной, душной тьмыОн выполз на блаженный холодНегрозной ялтинской зимы.Он был невероятно молод,И то был первый их отъездВдвоем, на юг, на две недели,На поиск неких новых мест…Потом они вдвоем сиделиИ, на двоих одну куря,На небо черное смотрели.Тогда, в разгаре января,Там было, как у нас в апреле:Плюс семь ночами. Перед тем,Как лезть в надышанную темень,Он посмотрел в другую темь,Где самолет летел, затерян.Она сказала: "ПоглядиОн нам подмигивает, что ли?".И вот опять. Укол в груди,Но он не думал об уколе.Она давно жила не здесьЖила, по слухам, безотрадно.Его затягивала взвесьСлучайных связей. Ну и ладно,Но чтобы десять лет спустя,Буквально, точно, нота в ноту?Чтоб это бедное дитяТянуло руку к самолету,Который ночью за окномЛетит из Внукова туда же,Где мы с другой, в году ином,В иной ночи, в ином пейзаже…Не может быть. Такой повторНе предусмотрен совпаденьем.Он на неё смотрел в укор.Спросила курева.— Поделим.И понеслось! Сильней тоски,Грозней загульного угара…Он понял, что попал в тиски.Всему отыскивалась пара.Но нет: поправка. Не всему,А лишь каким-то главным вехамГора, палатка, ночь в Крыму,Рука, скользящая по векам,Холодный воздух, капли звезд,Далекий щебет водопада…Но будет и великий пост.Есть вещи из другого ряда:Когда-то друг, а нынче враг,Лишь чудом в драке не убившийДругой, но бивший точно так,Другой, но в то же время бывший;Скандал на службе — тот же тон…И он, мечась, как угорелый,Завыл — но суть была не в том,Что он скучал от повторений.Так бабочка, сложив крылаНа тех же бурых скалах Крыма,Столь убедительно малаИ для прохожего незрима!Вот так наложится — и нетТебя, как не бывало сроду.Теперь, ступая в свой же след,Он, видимо, придет к исходуИ перестанет быть, едваПоследний шаг придется в точку.Меняя вещи и слова,Он думал выклянчить отсрочку:Сменил квартиру (но и тамСосед явился плакать спьяну,Как тот, из детства, по пятамПришедший бросить соль на рану).Друзей покинул. Бросил пить.Порвал с десятком одалисокНо все вотще. Уставши выть,Он, наконец, составил список.Там было все, что он считалВажнейшим — все, чем люди живы.Но, пряча в голосе металл,Судьба вносила коррективы:Порою повторялось то,Что он считал третьестепенным:Из детства рваное пальто(Отец купил в Кривоколенном,А он в игре порвал рукав;Теперь рукав порвался в давке).Но в целом он казался прав:Учтя новейшие поправки,За восемь месяцев трудаОн полный перечень составилИ ставил галочки, когдаБывал игрушкой странных правил.Сошлась и первая тоскаВесной, на ветреном закате,И шишка в области виска(Упал, летя на самокате,И повторил, скользя по льду,Опаздывая на свиданье).И в незапамятном годуНевыносимое страданьеПод кислый запах мышьякаВ зубоврачебном кабинете…сошлось покорное "пока"От лучшей женщины на светеИ снисходительное "будь"От лучшей девушки недели(Хотя, целуя эту грудь,Он вспомнил грудь фотомоделина фотографии цветнойВ журнале, купленном подпольно,То был десятый, выпускной).Бессильно, тупо, подневольноОн шел к известному концуи как-то вечером беспутнымврага ударил по лицу,покончив с предпоследним пунктом.Одно осталось. После — крах,Предел, исчерпанность заряда.В душе царил уже не страх,Но лишь скулящее "не надо".В районе двадцати пяти,Гордясь собой, играя силой,В ночной Гурзуф на полпутиОн искупался вместе с милой.Вдыхая запах хвои, тьмы,Под неумолчный треск цикадыОн понимал: должно быть, мыне вкусим впредь такой отрады,Слиянья чище и полней.Нагой, как после сотворенья,Тогда, у моря, рядом с ней,Он не боялся повторенья,А всей душой молил о немИ в постоянстве видел милость.Ну ладно, пусть хотя бы днем!Не повторилось. Обломилось.Теперь он избегал воды,Купаться не водил подругу(И вообще, боясь беды,Весь год не приближался к югу).А эта девушка былаПоследний — так, по всем раскладам,Сама судьба его вела;И, засыпая с нею рядом,Он думал: риска больше нет.Сплошные галочки в тетради.Он так протянет пару лет,Покуда ждут его в засаде.Но доктор был неумолим:Ее точило малокровье.На лето — Крым, и только Крым.Какое, к черту, Подмосковье!Капкан захлопнулся. И пусть.Взамен тоски осталась вскореЛишь элегическая грустьО жизни, догоревшей в хоре.И сколько можно так юлить,Бояться луж, ступать по краю,О снисхождении молить?Довольно. К черту. Догораю,Зато уж так, чтоб до конца,Весь тот восторг, по всей программе.Он ощутил в себе юнцаИ хохотал, суча ногами.…кончалось лето. Минул годС тех пор, как рыжая собака,А после дальний самолетЕму явились в виде знака.В Крыму в такие времена(О край, возлюбленный царями!)ночами светится волнаСеребряными пузырями:планктон, морские светляки,Неслышный хор существ незримыхКак если б сроки истеклиИ в море Млечный путь низринут.Он тронул воду, не дыша.Прошедший день был долог, жарок.Вода казалась хорошаПрощальный, так сказать, подарок.Чего бояться? Светляка?Медузы ядовитой? Спрута?— не заходи со мной пока.Дно опускалось быстро, круто,И он поплыл. Такой водыОн не знавал еще. Сияя,Родней любой другой среды,Ночная, теплая, живая,Она плескалась и звала,Влекла, выталкивала, льнула…Жена, послушная, ждала.Вот не хватало б — утонулаИз-за него. Пускай уж сам.Отплыв, он лег, раскинул рукиИ поднял очи к небесам,Ловя таинственные звукиперекликался ли дельфинС дельфином, пела ли сирена…Ей ни к чему. Пускай один.Но никакая переменане замечалась. Голосазвучали радостно и сладко.Взлететь живым на небесаИль раствориться без остаткав стихии этой суждено?Какая прелесть, что за жалостьА впрочем, ладно. Все равно.Но ничего не совершалось.Его простили! Весь дрожа,навеки успокоив душу,Как бы по лезвию ножа,Он вышел из воды на сушу.Он лег у ног своей жены(Смерть, где твое слепое жало?)И в мягком шелесте волныУслышал, как она сказала,Ручонку выставив вперед(Он, вздрогнув, приподнялся тоже):— Смотри, мигает самолет!И тут он понял. Боже, Боже!Чего боялся ты, герой?О чем душа твоя кричала?Жизнь, описавши круг второй,Пошла по третьему, сначала.И он, улегшись на живот,С лицом счастливым и покорным,Смотрел, как чертит самолетСвой третий круг над морем черным.

ПОЭМА ОТЪЕЗДА