Евгений Лукин - Бал был бел Страница 6

«То ли у них, ребята, этакая харизма…»

То ли у них, ребята, этакая харизма,то ли в башках дуплисто у пресловутой братии:глянешь на демократа — хочется коммунизма,глянешь на коммуниста — хочется демократии.

«К бритым ли прибиться мне или к седым?»

К бритым ли прибиться мне или к седым?Как теперь вести себя и при ком?Не хватало глупости быть молодым —не хватает мудрости стать стариком.

«Заходя во храм со свитою…»

Заходя во храм со свитою,в колокольном звоне плавая,что ж вы все такие сытые,если все такие правые?

Цензура

Вопрошал Пилат Христа:«Что есть истина?»Дальше — пропуск в три листа,что естественно.

Отцы и дети

Ты, распятый в терновом своём венцеза чужие грехи и горе,да о том ли Ты говорил Отце,что младенчика жёг в Гоморре?

«Я похож на кирпич…»

Я похож на кирпичиз какого-то зданья —он его очертаньяпытался постичь.

«Ни бабок не срубя…»

Ни бабок не срубя,ни почестей, ни вилл,всю жизнь искал себя.Нашёл — и удавил.

Завещание

Во лжи и фальшииного дняживите дальше,но без меня.

II. Из сборника «Чёртова сова» (2004)

«Ты перед тем, как вешаться, сперва…»

Ты перед тем, как вешаться, спервапоговори (живём-то однова!) —и выйдет, что ни в чём ты, если честно,не виноват — планида такова…За то, что жив, спасибо вам, слова,слова, слова, а совесть бессловесна —молчит и смотрит, чёртова сова!

Скажи, что ты жива…

«Прав Ты, о Господи, трижды прав…»

Прав Ты, о Господи, трижды правв этом обвале бед,но разреши обратиться в прах —сил моих больше нет.

Прав Ты, и кара Твоя проста:в белый смертельный сплавслиты время лёгких растрати время тяжких расплат.

Трижды прав Ты, но в муке дня,который там, впереди,Господи, убивая меня,любимую пощади!

Пруд. Зима

В глубоком чёрном льдуветвистые расколыпрозрачно-известковы,и я по ним иду.А было — шли вдвоём,ещё живые оба,и завитком сугробакончался водоём.

«Скорлупка бигуди…»

Скорлупка бигуди.Пылятся кружева.Послушай, разбуди,скажи, что ты жива.Такой подробный бред —до складочки по шву.И пачка сигаретлежит — как наяву.

«Вот и осень с позолотцей…»

Вот и осень с позолотцей.Всюду тонкий запах тленья.Крашу крестик, правлю тризну,разговариваю с твердью.Самому ещё придётсяотвечать за преступленье,именуемое жизньюи караемое смертью.

«Ах, какого защитника дал тебе добрый Господь!»

Ах, какого защитника дал тебе добрый Господь!В беспощадные ночи, когда подбиваешь итоги,вновь приходит на помощь весёлая сильная плоть,и убийца по имени совесть уходит с дороги.Но когда твою плоть на глазах твоих скормят землеи шагнёт к тебе совесть с застывшей усмешкой безумца,ты ещё затоскуешь, дружок, о кипящей смоле,раскалённых щипцах и зазубренных тяжких трезубцах.

«Над рекой, над кручей яра…»

Над рекой, над кручей яра,начиная клокотать,шла гроза — как Божья караили Божья благодать.Полыхая белокрыло,шла по сутолоке вод —и уже не важно было:воскресит или убьёт.

«Вот и кончен поединок…»

Вот и кончен поединок. Навсегда.Впереди ещё какие-то года,слёзы пьяные да карканье ворон.На зубах скрипит песчинка с похорон.

Теперь уже недолго…

«Будут ли тому причиной войны…»

Будут ли тому причиной войныили наступленье тяжких льдов —мы уйдём. Земля вздохнет спокойно,распрямляя шрамы городов.Разве это не издёвка злая:пробуя на ноготь остриё,взрывами и плугами терзая,люди звали матушкой её!Из окна — запруженная Волга.Берега в строительной пыли.Ждёт Земля. Теперь уже недолго.Мы уходим. Мы почти ушли.

«Мне снятся сны, где всё — как наяву…»

Мне снятся сны, где всё — как наяву:иду проспектом, что-то покупаю.На кой я чёрт, скажите, засыпаю —и снова, получается, живу?Я эту явь когда-нибудь взорву,но не за то, что тесно в ней и тошно,и даже не за подлость, а за то, чтомне снятся сны, где всё — как наяву!

«Когда ты предаёшься хлопотам…»

Когда ты предаёшься хлопотамв толпе таких же человечин,внутри нашёптывает кто-то там:«Ты, парень, случаем, не вечен?Со страхом или с умилением,но пережил ты, спору нету,любовь, Отечество, миллениум…Осталось пережить планету».

«Забавно сознавать, но Робинзон-то…»

Забавно сознавать, но Робинзон-то —в тебе. Не на рисунке. Не в строке.Куда ни глянь, враньё до горизонта,и ты один на малом островке.Что остаётся? Верить в милость Божью,когда волна пугающе близка,да подбирать обкатанные ложьюобломки истин с белого песка.

«Ужасен русский Бог…»

Ужасен русский Бог. Услужлив русский бес.Один — молчит, другой — не умолкает,словами сыплет, локотком толкает —по долгу службы, что ли, отвлекаетот грозного молчания небес?

«Ничего мы не обрящем…»

Ничего мы не обрящем —только темечко расплющим,пребывая в настоящеми мечтая о грядущем.Не дури, едрёна вошь!Рок тебя не проворонит.Здесь ты все-таки живёшь,а в грядущем — похоронят.

«Когда возвратишься в пустую…»

Когда возвратишься в пустуюбетонную гулкую клеть,где лампа горит вхолостуюи где предстоит околеть,ты лепет воды в туалетеприми за журчанье ручья —и нет уже каменной клети,и вновь боевая ничья!

Белая усадьба

«Неба серое болотце…»

Неба серое болотце.Влажная стена.У балкона чайка бьётся,будто простыня.Бедолага, шаромыга[14],марлевый испод.Это утро. Это Рига.Это Новый год.

Белая усадьба

Людмиле Козинец

Ох, упрям! Сижу в кабаке.Сыт и пьян, и нос в табаке.То ли песня вдалеке,то ли где-то свадьба…Штоф вина на столе пустому окна, а в окошке том —над господским над прудомбелая усадьба.

Сыр да бор да негромкий сказ,мол, недобр у барыни глаз —привораживает враз,хуже не сказать бы…Черти пьяные, вы о ком?Я-то с барыней не знаком!Ну а сам взгляну тайкомв сторону усадьбы.

Что ж, колдунья, твоя взяла!Грош кладу я на край стола.Углядела, повела…Век тебя не знать бы!Волшебством ты и впрямь сильна:я в шестом кабаке спьяна́,а в окошке вновь она —белая усадьба…

«Я к тебе уже не приду…»