Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I : Стиховорения и поэмы Страница 60

ПОЛГОДА («Вот полгода как мы расстались…»)[311]

Памяти А.З. Белышева-Полякова

Вот полгода как мы расстались,И заботою женских рукСколько раз уж цветы менялисьНа могиле твоей, мой друг.

Что тебе рассказать, мой милый?..В вечереющей тишинеЯ грустил над твоей могилой,Ты во сне приходил ко мне…

И беседовал я с тобою,И когда просыпался вдруг,Мне казалось, что надо мноюОкрыленный промчался друг.

Ах, не знаю!.. Но даже еслиТы теперь только светлый дух,Я тебя вижу в старом кресле,Речь спокойную ловит слух.

И от печи железной жарко,И поет на коленях кот,И в рассказах твоих так яркоЖизнь угасшая восстает.

Вот и ты, как и все на свете,В некий сумрачный час угас,Но как в прошлые дни — и в этиГде-то близко ты возле нас.

Тихо листьями золотымиСыплет осень из щедрых рук,И с речами совсем простымиЯ к тебе обращаюсь, друг.

Ведь жива нам твоя могила,И мы верить светло хотим,Что тебе интересно, милый,Как живем мы, о чем грустим.

Дни бегут, но не ярче зорькаЗа печальным встает окном.Часто женщина плачет горькоНад могильным твоим холмом.

Я и пил, и писал… Рыбачил,Летний твой обиход любя,И бывал я на той же даче,Только не было там тебя.

И, твои вспоминая речи,Думал я, не крушась судьбой:Уж не так далеко до встречи,До свидания нам с тобой!

АЗИЯ И ЕВРОПА («Как двух сестер задумал их Господь…»)[312]

Как двух сестер задумал их ГосподьНа голубом, на справедливом небе:Едина человеческая плоть,Но разны лики и различен жребий.

Одна, прикрыв кольчугой мрамор плеч,Красавица с лицом патрицианки,Надменную сестре цедила речьИ строила дредноуты и танки.

Другую же пленял спокойный труд,Янтарь зерна и ветка спелых ягод,Мечтательно завечеревший прудС таким красивым отраженьем пагод.

И в горький плен сестру взяла сестра:Преодолев просторы и пустыни,Она ее заставила с утраИ до утра — влачить ярмо рабыни.

Всё, чем цвели поля ее земли,Всё, чем природа наградила щедро, —Всё это увозили корабли,Поля ограбив и ограбив недра.

Года, годины!.. И вздохнул ГосподьНа голубом, на справедливом небе:Пусть лики разны, но едина плоть, —Несправедлив порабощенья жребий.

И в ту сестру, что ниц уже леглаВ пределе тяжкого долготерпенья,Вонзается небесная стрела —Мысль о свободе, об освобожденье.

Так детонатор вызывает взрыв,Так молния раскалывает сосны,И вздыбливает Азию порывОсвободительный, победоносный!

И новая в истории война,Озарена одной высокой целью —Дробит, ожесточения полна,Насилья цитадель за цитаделью.

СТАРЫЕ ПОГОНЫ («Сохранились у меня погоны…»)[313]

Сохранились у меня погоны —Только по две звездочки на них,И всего один просвет червленыйНа моих погонах золотых.

И печально память мне лепечет,Лишь на них я невзначай взгляну:Их носили молодые плечи,Защищавшие свою страну.

Засыпали их землей гранаты,Поливали частые дожди.В перебежках видели солдатыЗолотой галун их — впереди!

На него из зарослей полыниПулемет прицел свой наводил,Но везде — за Вислой, на ВолыниБог меня от гибели хранил.

К тем погонам — что от них осталось,Им лишь горечь памяти нести! —На ходу стреляя, цепь смыкалась,Чтоб удар последний нанести.

И ура взрывалось исступленно,И в руке подрагивал наган, —Эти почерневшие погоныОпрокидывали врага!

Довелось им видеть небо Польши,Под старинным Ярославом быть.Почему ж не удалось им большеЗвездочек серебряных добыть?

Эх, весна семнадцатого года,Гул июля, октября картечь!..Посрывала красная свободаВсе погоны с офицерских плеч.

С ярым воем «Золотопогонник!»За мальчишкой погналась беда.Била в битве, догнала в погонеНас пятиконечная звезда!

Уж по телу резались погоны,Забивались звездочки в плечо…Разве пленных офицеров стоныВ нашем сердце не звучат еще?

Чести знак, возложенный на плечи,Я пронес сквозь грозную борьбу,Но, с врагом не избегая встречи,Я не сам избрал себе судьбу.

Жизнью правят мощные законы,Место в битве указует рок…Я люблю вас, старые погоны,Я в изгнаньи крепко вас берег!

Говорят, опять погоны в силе —Доблести испытанный рычаг!..Ну, а те, что прежде их носилиНа своих изрубленных плечах?

Что поделать — тех давно убили.Не отпели. Не похоронили:Сгнили так!..……………………………………Память длит рассказ неугомонно.Полно, память, — день давно погас…Эти потемневшие погоныВсе-таки оправдывают нас!

СТАРИК («В газете и то и это…»)[314]

В газете и то и это,Гремит на столбцах война,Но нет, старику газетаНе этим совсем нужна.

И, щурясь в очки, упорноОн тычет глаза в одно —Что сверху каймою чернойПечально обведено.

И ахнет, и быстро стянетОчки; перекрестит лоб…«Иван-то Иваныч… Ваня!..Да можно ль подумать, чтоб…»

Еще не прошло недели(Теперь каково семье!),Как рядом они сиделиУ Чурина на скамье.

И чувствует — всё пустыннейСтановится вкруг него.И холод, подобно льдине,Коснется души его.

ЗУБРЫ («Жили зубры в Беловежской пуще…»)[315]

Жили зубры в Беловежской пуще(Нет трущобы сумрачней и гуще!),Жили зубры, считанные звери,И к свободе не искали двери.

Берегли объездчичьи заботыИх для императорской охоты,Для высокой рыцарской забавы,Для потехи царской и для славы.

В год какой-то, скажем, предпоследний,Приглашен был и король соседнийПострелять по зубрам, порезвиться,Меткостью, отвагой отличиться.

От сторожки до другой сторожки,Лаем, криком поднятый из лёжки,Первый зверь пошел неторопливо,Сановитый и широкогривый.

Он не с гневом, а с тупой досадойШел туда, где, скрытые засадой,Ждали зубра широченной грудиЗатаившие дыханье люди.

Величав и царственно-спокоен,Высочайшей пули удостоен,Пал он наземь (и другие пали),И стрелков согбенно поздравляли.

В домике охотничьем красивомНаполнялись кружки желтым пивом,И бокалом пенисто-янтарнымЦарь прощался с гостем благодарным.

Но они в последний раз так пили —Императоры в войну вступили,А солдатам в изморозь и слякотьО себе, а не о зубрах плакать.

Солдатишка славно пообедал,Царской дичи котелок отведал,И последний зубр широколобыйНа поляну вышел из чащобы.

Он в земле копытом яму выбил —Знать, чутье предсказывало гибель:Царской воли жертва и забава,Он теперь на жизнь утратил право!

РАССКАЗ ОБ ОСАЖДЕННЫХ («Гезов («Е» произносите мягко)»)[316]