Станислав Куняев - Стихи Страница 7

1967

" Свет полуночи. Пламя костра. "

Свет полуночи. Пламя костра.Птичий крик. Лошадиное ржанье.Летний холод. Густая роса.Это — первое воспоминанье.

В эту ночь я ночую в ночном.Распахнулись миры надо мною.Я лежу, окружённый огнём,тёмным воздухом и тишиною.

Где-то лаяли страшные псы,а Луна заливала округу,и хрустели травой жеребцы,и сверкали, и жались друг к другу.

1967

НОЧНОЕ ПРОСТРАНСТВО

Дитя сороковых годов,птенец послевоенных улиц,я видел много городов,но мне они не приглянулись.Меня качали поезда,меня кружили танцплощадки,и это, видно, навсегдасо мной, как пальцев отпечатки.И верно, потому что неттакого места на планете,где клином бы на белом свете,как говорят, сошелся свет, —я странным чувством полюбилвесь этот беспардонный табор,в котором ел, с которым пили выходил очнуться в тамбур,чтоб дверь тяжелую рванутьи захлебнуться жарким ветром…Куда ты? Но не в этом суть,и дело все-таки не в этом,а в том, что к женщине одной,к какому-то микрорайону,с отяжелевшей головойя шел по городу ночному.Его окраина всегдаменя тревожила сознаньемтого, что дикая трававплотную примыкает к зданьям,что справа глина и бетон,что где-то рядом запах поля,клочок зари — ну, словом, воля,переходящая в закон.Но мой бессмысленный рассказтак безнадежно затянулся,а дело в том, что в этот разя заблудился и очнулсясредь крупноблочных корпусов,занумерованных кварталов,среди ободранных кустови бездыханных самосвалови вышел к яркому костру,к каким-то людям молчаливым.Они сидели на ветру,и ветер бешеным порывомиз улицы, как из трубы,ликуя, вырывался в поле,свистел, и пламя золотоесияньем озаряло лбы.Под этот сумасшедший свистя увидал с собою рядомспокойный ряд усталых лиц,очищенных огнем и мраком,и понял, что и у менялицо почти иконописноот пляски тени и огня…Но было все&таки обидно,что ночь с ее блестящей мглойтак коротка в средине лета,что ореол над головойвсего лишь только до рассвета.

1966

КАРЛ XII

А все-таки нация чтит короля —безумца, распутника, авантюриста,за то, что во имя бесцельного рискаон вышел к Полтаве, тщеславьем горя.

За то, что он жизнь понимал, как игру,за то, что он уровень жизни понизил,за то, что он уровень славы повысил,как равный, бросая перчатку Петру.

А всё-таки нация чтит короляза то, что оставил страну разорённой,за то, что рискуя фамильной короной,привёл гренадёров в чужие поля.

За то, что цвет нации он положил,за то, что был в Швеции первою шпагой,за то, что, весь мир изумляя отвагой,погиб легкомысленно, так же, как жил.

За то, что для родины он ничегоне сделал, а может быть, и не старался.За то, что на родине после негодва века никто на войну не собрался.

И уровень славы упал до нуля,и уровень жизни взлетел до предела…Разумные люди. У каждого — дело.И всё-таки нация чтит короля!

1966

" Швеция. Стокгольм. Начало мая. "

Швеция. Стокгольм. Начало мая.День Победы. Наше торжество.Я брожу, еще не понимаяв иностранной жизни ничего.Вспоминаю Блока и Толстого,дым войны, дорогу, поезда…Скандинавской сытости основа —всюду Дело. Ну, а где же Слово?Может быть, исчезло навсегда?Ночь. Безлюдье. Скука. Дешевизна.Этажи прижаты к этажу.Я один, как призрак коммунизма,по пустынной площади брожу.

1966

" Целый день я бесцельно бродил "

Целый день я бесцельно бродилпо знакомым дворам и проулкам,и, привыкший к подобным прогулкам,я всю душу себе растравил.Я напрасно приехал сюда —потому что нелегкое делоубеждаться, что время умелоразрушает родные места.Опостылело мне с давних пор,чувств своих не жалея, прощаться,пропадать и опять возвращаться,словно роль затвердивший актер.Лучше буду глядеть издали,с ледников голубого Тянь-Шаня,чтоб расплылись в глазах очертаньяи приметы родимой земли.Но сырая весенняя мгла,слыша эти досадные речи,утешала меня как могла,обнимала так нежно за плечи!Бормотала: — Куда ты уйдешь?Изведешься, меня вспоминая! —Потому что сыновняя ложьмне дороже, чем правда иная!

1966

" Сквозь слезы на глазах и сквозь туман души "

Владимиру Соколову

Сквозь слезы на глазах и сквозь туман душивесь мир совсем не тот, каков он есть на деле.Свистят над головой бесшумные стрижи,несутся по песку стремительные тени.

Сквозь слезы на глазах вся жизнь совсем не та,и ты совсем не та, и я совсем другоютебя люблю всю жизнь — какая слепота! —уж лучше осязать твое лицо рукою.

Была одна мечта — подробно рассказатьтом, что на земле и на душе творится,но слишком полюбил смеяться и страдать,а значит, из меня не вышло очевидца.

А время шло. Черты подвижного лицасложились навсегда, навеки огрубели.Смешно, но это так: не понял до концани женских голосов, ни ласточкиной трели.

А если понимал хоть на единый миг,а если прозревал хотя бы на мгновенье,то многого хотел — чтоб этот шумный мирмне заплатил сполна за каждое прозренье.

Об этом обо всем я размышлял в глушипод сиротливый звук полночного напева…Сквозь слезы на глазах и сквозь туман душинадежнее всего глядеть в ночное небо,

гдe вечный свет Луны и Млечного огня,и бесконечность мглы, и вспышек моментальностьоправдывают все, что в сердце у меня, —мой невеликий мир, мою сентиментальность.

1967

" Ты больше, чем моя печаль, "

Ты больше, чем моя печаль,ты громче слов моих невнятных.Твоя мерцающая даль,куда ни глянь, в родимых пятнах.Дыханье осени сквозитв последнем августовском зное.Какой опустошенный вид —ни мертвое и ни живое!Все призрачно — бесшумный леси остывающие водыприобрели холодный блескуже получужой природы.Все призрачно — пустынный пляжи этот склон полузабытый…Неумирающий мираж,подтеки памяти размытой.Не знаю, как тебя назвать:судьба? отчаянье? прощанье?Не объяснить. Не рассказать.Ни в песне и ни в завещанье.Осталось чувствовать одно:все неразрывней год от годасмыкаются в одно звено,в одно родимое пятномоя неволя и свобода.

1967

" Стадион. Золотая пора. "

Стадион. Золотая пора.Шум толпы. Ожидание старта.Лихорадочной крови игра.Вкус победы и горечь азарта.Кто&то дышит за правым плечом,что ни шаг — тяжелеют шиповки.Все равно я тебя, Толмачев,обойду и не выпущу к бровке.Каждый финиш и каждый забегбыли по сердцу мне и по нраву,я любил этот жалкий успехи его ненадежную славу!А когда у пустынных трибуня с тобой по ночам расставался —этот гул, этот свист, этот шумнад моей годовой продолжался.Стадион заполнялся луной,и глядели холодные тени,как кумиры мои по прямойфинишируют прямо в забвенье.

1967

ЗОЛОТЫЕ КВАДРАТЫ

Что же делать, коль невмоготуоставаться в больничной постели,потому что березы в садутак отчаянно ночью шумели,говорили, что жизнь хороша,что ее чудеса несказанны…Но больница жила не спеша,по законам тюрьмы и казармы.Умывалась, питалась, спала,экономя ослабшие силы,и в бреду бормотала слова,что так дороги нам до могилы.В темноте вдруг припомнилось мне,как в далекое время когда-тоот проезжих машин по стенеплыли в ночь золотые квадраты.Заплывали, как рыбы, в окно,уплывали в пространства ночные…Что&то я вас не видел давно,где вы скрылись, мои золотые?Гул машин и березовый шумто сплетались, то вновь расплетались,западали в рассеянный уми о землю дождем разбивались.Я прислушался к дальней грозе,ощутил освежительный холод.За углом рокотало шоссе,чтобы утром насытился город.Самосвалы построились в ряд,надрываясь, ревут на подъеме,а березы — березы шумятв невеселом оконном проеме.Так шумят, погрузившись во мрак,с горькой нежностью и трепетаньем,словно скрасить хотят кое-какнаше равенство перед страданьем.

1966